Эльванор (СИ) - "A. Achell"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прежде, чем она успела ответить, лекарь приблизился к девочке. Заметив, что напротив нависла тень, подросток-Никс встрепенулась, подняв испуганный взгляд на мужчину в красных одеждах.
— Мне следует знать, что произошло, — мягко произнес он, настойчиво заглядывая в глаза. — Как именно ты получила эту травму? Тебя кто-то ударил?
У девочки перехватило дыхание. Никто и никогда не задавал ей подобных вопросов. Она испуганно огляделась, не зная, что делать. Вдалеке неспешно прохаживали пациенты в темных одеждах, младшие лекари в бирюзовых и старшие в алых — под стать расцветки мистического трехрогого оленя. Следом она пересеклась взглядом с матерью. Глаза Тарин опасно сузились, а губы еще сильнее сжались. Она показалась девочке похожей на фурию — еще мгновение, и по ее лицу начнет стекать кровь врагов…
— Я н-не помню! — всхлипнула Никс, спрятав лицо в ладонях. — Не помню, оставьте меня в покое!
Ее плечи затряслись от тихих рыданий, на которые тут же отозвалась приглушенная снадобьями боль в районе ребер. Старшая Никс затряслась вместе с ней, поглощенная страхом и чувством безнадежности.
— Прошу прощения… — смущенно пробормотал лекарь, отступая. — Вот видите, вы ее растревожили, — укоризненно произнесла Тарин, подойдя ближе и опустив руку на плечо всхлипывающей дочери. — Девочке нужен покой, так что поскорей заканчивайте, чтобы мы смогли отправиться домой.
Старшая Никс остановилась напротив матери, сотрясаясь от гнева.
«Как ты можешь так открыто лгать?!» — мысленно обратилась она к воспоминанию.
Тарин не обратила на нее внимания, обворожительно улыбнувшись ни то Никс, ни то лекарю. Девушке показалось, что сейчас она заплачет от бессилия и обиды.
И тут произошло то, чего никто не ожидал. Девочка-подросток, все еще не поднимая лица, одной рукой потянулась к ладони Тарин, что продолжала лежать на плече. Нащупав ее, она ухватилась так крепко, словно искала в этом жесте защиту и поддержку.
Тарин не позволила лекарю заметить мимолетное удивление. Благосклонно улыбнувшись, она властным жестом обняла дочь за плечи. Лишь повзрослевшая Никс сумела разглядеть в улыбке матери оттенок превосходства. Младшая же, почувствовав отклик, еще сильней прижалась к Тарин. От этого старшую дочь прошибло несуществующим током, что унес вслед за собой злобу и обиду. Она уставилась на тень матери, растерянно спрашивая ни то себя, ни то ее: «Почему после всего этого я не могу на тебя злиться?»
Она имела полное право гневаться и ненавидеть Тарин, что бессердечно использовала дочь, привлекая ее к себе то страхом, то лаской, стремясь избежать последствий за свои действия. И несмотря на все это, увиденное и пережитое вновь, теперешняя Никс не могла отыскать в себе даже крохотную крупицу злости на мать.
«И ведь она прекрасно осознавала, что я чувствую» — поняла девушка. — «Биара сказала, что мать обладала способностью читать эмоции других. Ей не было резона врать о таком, а значит, Тарин понимала, через что заставляет меня пройти. Возможно, именно поэтому ей всегда удавалось столь искусно управлять мной, вначале запугивая до смерти, а после предлагая утешение…»
Никс не удалось докончить мысль: песок зашевелился, взмыл ввысь и собрался в ужасающий смерч, забирая с собой воспоминания, чувства, боль и надежды. Вслед за всем этим отправилась и сама Никс.
Благодарность
— Я пришла! — раздался усталый вздох, за которым последовал тихий щелчок двери.
В узкий коридор прихожей вошла бежевая тень. Плечи оттягивали тяжелые сумки с продуктами, коротко остриженные волосы непокорно торчали во все стороны — то было единственное непокорство, которое она могла себе позволить.
— Я на кухне, — ответил скрипучий голос Тарин.
Подавив новый вздох, девушка прошла через скромное жилище, застав свою мать за старым деревянным столом. Женщина не подняла взгляд на вошедшую, продолжая молча глядеть в окно с плотно поджатыми губами.
— Я принесла тебе еды, — отозвалась тень, почти ровесница теперешней Никс, опуская тяжелые сумки на пол.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Тарин не ответила, поэтому девушка принялась молча раскладывать еду по полочкам. Когда она закончила, мать все еще глядела в окно. Мгновение поразмыслив, дочь решила, что не горит желанием разбираться в переменчивом настроении Тарин, а потому поспешно проронила, сделав несколько шагов к выходу:
— Ладно, не буду тебя отвлекать. Пойду домой, пожалуй…
Мать встрепенулась, будто пробудившись ото сна. Подобно хищной птице, она обернулась, пригвоздив дочь строгим взглядом. Глаза ее сердито сверкнули. Против воли Никс замерла, осознавая, что не в силах сдвинуться с места. Ранее подобный вид Тарин не сулил ничего хорошего. Не в силах противиться годами выработанной привычке, девушка замерла как испуганный кролик.
Мать внимательно осмотрела ее, и когда взгляд скользнул вдоль коротких волос, губы еще сильнее сжались, превратившись в сплошную бледную линию. Не секрет, как сильно Тарин гордилась длинными локонами Никс, и когда та вдруг навестила ее, явившись с мальчишеской прической, мать извелась от холодной ярости. Однако обошлось без жертв: Тарин ограничилась несколькими днями укоризненных взглядов и обвинительной тишины. Вполне милосердное наказание по мнению Никс.
— Я хотела поговорить об этом твоем переезде в Эльванор… — сухо проронила мать.
Сердце дочери пропустило несколько ударов. Она уже знала, о чем пойдет речь: Тарин вновь заведет разговор о ее новой работе, а сама Никс будет чувствовать себя воином посреди битвы, где каждый неверный шаг может стать последним. Девушка понимала, что мать не хочет отпускать ее. Пока что Тарин не произнесла отчетливого «нет», но всячески пыталась отговорить дочь от этого решения, то заходя с одной стороны, то с другой.
— Что именно тебя интересует? — наконец отозвалась Никс охрипшим голосом. Несмотря на сильнейшее волнение, она заставила себя спокойно приблизиться к матери и сесть напротив. — Мне не нравится эта идея, — в сотый раз произнесла Тарин. — Все звучит слишком сказочно, а работа какая? Фотографом — тоже мне! Небось не хватит денег ни на жилье, ни на пропитание. Кому нужны эти фотографы? — «Обелиск» выслал подписанный контракт, — в сто первый раз повторила Никс, стараясь звучать как можно уверенней. — Там была оговорена как должность с моими обязанностями, так и плата, которую я буду получать за проделанную работу. Деньги немалые, а работа наглядная: делать снимки для издания. Ты ведь знаешь, что в журналах множество картинок — нужно, чтобы кто-то их постоянно снимал… — Глупости все это! — презрительно фыркнула Тарин. — Я еще поняла бы, будь эта работа здесь, в Глипете, но Эльванор? Далекий город-государство, о котором мы почти ничего не знаем! — Неправда, — терпеливо отвечала Никс. — Эльванор — один из самых прогрессивных городов, ничуть не хуже Мейвинга или Ксаггата. — Она хотела добавить, что он уж точно намного лучше Глипета, но вовремя прикусила язык. Перед Тарин не стоило разбрасываться столь категоричными фразами.
Мать судорожно вздохнула, отвернувшись. С годами она все больше стала напоминать беспокойную птицу: такие же резкие движения, поспешная речь и худое угловатое лицо. Прибавить к этому многослойные юбки и накидки, походящие на широкие росчерки крыльев, так и вообще сходство получалось невероятное.
Тарин молчала, и Никс решила, что на сей раз отделалась малой кровью. Похоже, матери больше нечего сказать, а значит, опасный разговор кончится раньше. Эта мысль принесла облегчение. Сегодня она и без того устала: глаза болели от просиживания над столбиками унылых чисел на ненавистной работе, да и спина чувствовала себя не лучше. Ну ничего, вот придет она домой, примет теплую ванну, и…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Это несправедливо! — вдруг произнесла Тарин, снова вцепившись в дочь строгим взглядом. — Что именно? — нелепо переспросила та, застигнутая врасплох. — Как ты можешь бросить меня здесь совершенно одну?! Уму непостижимо! Все эти годы я растила тебя, убивая все самое лучшее в себе и самоотверженно выкладываясь ради того, чтоб у тебя было стабильное, безопасное будущее. И что получаю в ответ? Ты сбегаешь, бросив меня одну!