История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10 - Джованни Казанова

Она не подает виду, что узнала меня; и я, естественно, придерживаюсь того же. После обеда я делаю визит графу, который просит меня пойти с ним к принцессе, которая будет рада услышать из моих уст эту странную историю, и я иду с большим удовольствием. Принцесса, очень внимательная во время моего рассказа, продолжает играть роль своего персонажа, и ее горничные на меня не смотрят. На следующий день она уехала.

В конце ярмарки я увидел в своей комнате прекрасную Кастель-Бажак. Я приготовился уже садиться за стол и съесть в одиночестве и с наслаждением дюжину ласточек, чтобы затем идти лечь спать.

— Вы здесь, мадам?

— Увы, да, к моему несчастью. Я здесь уже три недели. Я видела вас двадцать раз, и мы вас все время избегали.

— Кто это мы?

— Шверин.

— Он здесь?

— Здесь, и в тюрьме из-за фальшивого обменного векселя, который он учел, и я не знаю, что с ним сделают. Несчастный должен был, по крайней мере, бежать; но ничего подобного. Этот человек явно хочет, чтобы его повесили.

— И вы провели с ним все это время, что вы уехали из Англии? Вот уже три года.

— Точно. Везде воруя, мошенничая, обманывая, убегая, и уж не знаю, что еще. На свете нет женщины несчастней меня. Фальшивый вексель — всего на триста экю. Забудьте все, Казанова, совершите героический поступок, избавьте от виселицы или от галер человека славного происхождения, и несчастную меня — от смерти, потому что я умру от отчаяния.

— Мадам, я бы оставил все как есть, чтобы его повесили, потому что он сам пытался сделать так, чтобы меня повесили из-за фальшивых банковских билетов; но заверяю вас, что вы внушаете мне жалость. Это так же верно, как то, что я приглашаю вас поехать со мной в Дрезден, и что я обещаю вам триста экю, прежде чем сделают с этим мошенником то, что его судьба распорядилась с ним сделать. Я не понимаю, как такая женщина как вы может быть влюблена в этого человека, у которого нет ни внешности, ни ума, ни таланта. Все его богатство состоит в имени Шверин.

— Ну что ж! Знайте, что я никогда не была в него влюблена. С тех пор, как другой мошенник, Кастель Бажак, который, кстати, никогда не был мне мужем, познакомил меня с ним, я жила с ним только вынужденно, и иногда тронутая его слезами и взволнованная его отчаянием. Скажу вам, кроме того, что, несмотря на мою внешность и мой характер, который не предвещает во мне наличия черт мошенницы, я никогда не встречала приличного мужчины, который серьезным образом предложил бы мне солидное положение, чтобы жить с ним. Уверяю вас, я бы на это согласилась и покинула бы этого несчастного, который рано или поздно станет причиной моей смерти…

— Где вы живете?

— Сейчас нигде. Меня везде принимают; и выставляют затем на улицу. Сжальтесь надо мной.

Говоря это, она бросилась передо мной на колени и залилась слезами с таким отчаянием, что ее горе проникло мне в душу. Гостиничный слуга был поражен, смотря на эту сцену и слушая, что я приказываю ему нас обслужить. Мой слуга уехал в Дрезден по моему поручению. Это была одна из самых красивых женщин Франции, ей могло быть двадцать шесть лет, она была женой аптекаря из Монпелье, и ее соблазнил Кастель Бажак. Она не произвела на меня в Лондоне никакого впечатления, потому что я был слишком влюблен в другой объект; но в этой женщине было все, что нужно, чтобы мне понравиться.

Я поднял ее силой с колен, сказал, что она меня взволновала, пообещал ей помочь, но потребовал, чтобы она успокоилась и даже чтобы съела кусочек со мной. Официант, без того, чтобы я ему что-то сказал, зааплодировал моему прекрасному поступку, принес еще прибор и велел принести еще одну кровать в мою комнату, что заставило меня рассмеяться.

Эта несчастная женщина, ужиная с превосходным аппетитом, хотя и очень грустно, заставила меня вспомнить матрону из Эфеса[31]. После ужина я предложил ей на выбор, либо я ничего не делаю для нее и предоставляю ее в Лейпциге ее судьбе, либо она постарается собрать все свое добро, отправится в Дрезден вместе со мной, предпримет там все необходимое, и я дам ей сотню дукатов золотом, когда буду уверен, что она не отдаст их этому несчастному, который довел ее до того состояния, в котором она теперь находится. Она не долго раздумывала, чтобы принять это второе предложение, и привела на это добрые и разумные резоны, что, оставшись в Лейпциге, она не видела возможности быть полезной несчастному и существовать самой хотя бы двадцать четыре часа, потому что не имела ни су и ничего, чтобы продать. Ей оставалось бы только просить милостыню, либо заняться проституцией. Она привела еще одно здравое соображение. Она сказала, что если я дам ей сразу сотню дукатов, и она воспользуется ими, чтобы вытащить из тюрьмы этого несчастного, она окажется, тем не менее, в нищете, не зная, как уехать, ни, если уезжать, то куда направиться. Она сказала, что все ее добро находится у хозяина, у которого она жила последние три недели, и что может так быть, что он его отдаст, если ему заплатить только то, что она ему должна, и не станет обращать внимания на секвестр, наложенный банкиром на все ее добро после того, как он учел фальшивый вексель. Я пообещал ей найти завтра ловкого человека, который постарается все это проделать, и после этого, поцеловав ее, сказал идти ложиться спать. Но вот что меня удивило:

— Я предвижу, — сказала она, — что, либо по склонности, либо из вежливости, вы можете прийти ко мне, чтобы потребовать платы, которую я вам наверняка должна, и которую я вам и с охотой и из благодарности предоставлю; но я не должна дожидаться этого момента, чтобы предъявить вам новость, столь же неприятную для вас, сколь унизительную для меня. Посмотрите на эту рубашку и посудите сами о состоянии, в котором я нахожусь.

Приложив руку к голове, я ответил ей только:

— Идите спать, мадам, вы достойны лучшей участи.

Я до сегодняшнего дня не знаю, пошел ли бы я на риск опять потерять свое здоровье, будучи только что излечившимся от такой же болезни, не проделав предварительно необходимых обследований, чтобы быть до конца уверенным, но достоверно одно, что она могла бы легко [2985] меня обмануть, и это новое несчастье меня в высшей степени бы опозорило и, возможно, всерьез отвратило бы от жизни. У этой француженки были чувство и превосходное сердце, то дурное настоящее, что предоставила ей природа, было причиной всех ее несчастий.

Назавтра я пошел искать посредника, порядочного человека, который, когда я изложил ему дело, взялся уговорить хозяина вернуть все, что может принадлежать даме, если ему заплатят все, что должны, и оставить под секвестром все то, что принадлежит заключенному графу. Он вернулся через час в кафе сказать, что дело будет сделано, если я дам ему шестьдесят экю. Он заверил меня, что постарается проследить, чтобы отдали все, и чтобы чемодан был доставлен в мой отель. Этого же посредника я отправил узнать в Дрездене все, что касается графа. Через полчаса после того, как я вернулся в гостиницу, прибыл чемодан, в котором бедная женщина нашла все свои вещи, которых не надеялась более увидеть; у нее не хватило слов, чтобы засвидетельствовать мне свою благодарность, и она оплакивала свое состояние, которое мешало ей выразить все то, что она чувствовала ко мне.