История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10 - Джованни Казанова

— Несомненно, я это заметила.

— Мне жаль монарха, который в этот момент неожиданно стал достоин уважения философа. Вы едете теперь в Вену, и в следующем году — в Париж. Вы увидите меня в этой стране, моя принцесса, и вы напишете королю вашему кузену, что вы меня не видели, даже если мое изображение будет выбито на монетах.

Ярмарка в Лейпциге в сентябре была блестящая, я хотел на ней побывать и поглядеть, насколько я располнею от поедания ласточек[30]. Играя в Дрездене с разумной экономией, хотя и все время понтируя, я выиграл три или четыре сотни дукатов, так что направился в Лейпциг с кредитным письмом на три тысячи экю на банкира Хомана, который познакомил меня с умным восьмидесятилетним человеком, который был президентом шахт Саксонии. Это от этого уважаемого человека я узнал одну вещь, которая — пустяк, однако замечательна тем, что никто из русских ее не знает. Императрица Екатерина Вторая, которую все русские и все, кто ее видел, считают брюнеткой, и даже с очень черными волосами, была блондинка. Этот президент, который видел ее в Штеттине каждый день три года подряд, с ее семи лет до десяти, сказал мне, что тогда стали ее красить свинцовыми красками, которые имеют свойство окрашивать волосы в черный цвет. Это делали потому, что с этого времени ее предназначали в жены герцогу Гольштейна, которым был несчастный Петр III. Правилом двора России было делать все, чтобы в правящей семье все были по возможности темноволосыми, а не блондинами, чаще всего встречающимися в России, и потому нелюбимыми. Поэтому красили в темный цвет светлые волосы августейшей и бессмертной Екатерины, которая сделала столько прекрасных вещей, насмехаясь над деньгами, с помощью которых она разорила свою обширную империю. Ей нужно было бы прожить еще десять лет в мире, чтобы оздоровить ее.

В Лейпциге случилась авантюра, о которой я вспоминаю все время с удовольствием: Принцесса д'Ауэрсберг, прибыв из Вены и остановившись в том же отеле, где жил я, возымела каприз пойти на ярмарку неузнанной. Имея с собой большую свиту, она приказала одной из своих горничных изобразить из себя принцессу и последовала за ней, представляясь горничной. Думаю, читатель знает, что она была очень хорошенькая, очень приятного ума, и что она была фавориткой императора Франца I. Будучи извещен об этом маскараде, я вышел из гостиницы в одно время с ней, и, как только мнимая принцесса остановилась в одном из бутиков, чтобы рассмотреть красивые побрякушки, что там были, я подошел к настоящей принцессе, которая меня не знала, и, обратившись к ней попросту, как обращаются к горничной, спросил, правда ли, что это знаменитая принцесса д'Ауэрсберг.

— Несомненно, это она.

— Я едва могу этому поверить, потому что она некрасива, и к тому же выглядит не как принцесса.

— Это, очевидно, потому, что вы не разбираетесь в принцессах.

— Я настолько хорошо в них разбираюсь, что скажу вам, что это вы выглядите как принцесса, и, дьявол меня забери, если я не предложу вам сотню дукатов, чтобы провести с вами ночь.

— Сотню дукатов? Вы будете очень разочарованы, если я поймаю вас на слове; но вы потом откажетесь.

— Нет. Попробуйте. Я живу в той же гостинице, что и вы. Подумайте, как это сделать, и я сделаю вам подарок авансом, как только буду уверен, что вы пришли, потому что вы можете сыграть со мной шутку, свойственную вашей профессии.

— Очень хорошо; ничего не говорите и постарайтесь не разговаривать со мной перед или после ужина в гостинице, и если вы имеете смелость пренебречь некоторым риском, мы проведем ночь вместе.

— Как вас зовут?

— Карлин.

Уверенный, что из этого ничего не будет, но очарованный, что позабавил принцессу и дал ей понять, что она мне нравится, я решил продолжать играть роль невежды, которую так хорошо начал. Съев кусок чего-то в зале внизу, я поднимаюсь и брожу около апартаментов принцессы, останавливаясь три или четыре раза около комнаты, где обитают настоящие горничные. Одна из них спрашивает меня, не хочу ли я чего-то.

— Ничего, мадемуазель, простите; я смотрю, не увижу ли одну из ваших товарок, с которой я разговаривал на ярмарке, но думаю, что она занята.

— Это, должно быть, Карлин. Она прислуживает за столом принцессы. Она выйдет через полчаса.

Я поднимаюсь в свою комнату, спускаюсь через полчаса, и та же горничная мне говорит побыть в кабинете, который она мне указала, куда Карлин сейчас придет. Я иду туда, кабинет темный, я жду, и Карлин приходит. Я был уверен, что это настоящая Карлин, но держусь строго в рамках своего персонажа. Едва войдя, она берет меня за руку и говорит очень тихо, что мне нужно только подождать здесь, и что она точно придет, как только ее госпожа ляжет.

— Без света?

— Ах это! Никакого света. Эти придворные, что ходят взад и вперед, заметят, что здесь кто-то есть.

— Без света я не чувствую себя во всеоружии, моя очаровательная Карлин. И к тому же, это не то место, чтобы провести здесь пять или шесть часов. Сделайте одно дело. Первая комната вверх по этой лестнице — моя. Я буду один и уверяю, что никто ко мне не зайдет; поднимитесь туда, и вы сделаете меня счастливым. У меня здесь сотня дукатов.

— Это невозможно. Я не смею подняться и за миллион.

— Тем хуже. Я не останусь, тем более на всю ночь, здесь, где нет даже стула, тоже за миллион. Прощайте, прекрасная Карлин.

— Подождите. Позвольте мне выйти первой.

Она быстро выходит, но я успеваю придержать ее за подол ее платья, так, что когда она пытается прикрыть дверь, ей это не удается. Я выхожу одновременно с ней — она, направляясь налево, в свою комнату, и я — направо к лестнице, чтобы подняться в мою. Очарованный этой авантюрой, в которой я одержал полную победу, я ложусь, самым довольным из всех людей. Было очевидно, что хотели получить с меня сотню дукатов, либо запереть меня там внутри и оставить на всю ночь.

Послезавтра в полдень, в момент, когда я покупал пару кружевных манжет, принцесса д'Ауэрсберг зашла в тот же бутик в сопровождении графа Зинзиндорф, которого я знал по Парижу у кавамаччи, двенадцать лет тому назад. В тот момент, когда я отходил назад, чтобы освободить место принцессе, граф меня заметил, заговорив о тех временах, и спросив у меня, кто это тот Казанова, который дрался шесть месяцев назад в Варшаве.

— Увы! Это я. Вот моя рука, еще на перевязи.

— Ох! Я вас поздравляю. История этой дуэли должна быть любопытна.

Он представляет меня затем принцессе, спрашивая, знает ли она что-нибудь об этой дуэли.

— Да, я знаю об этом из газет. Значит, это тот месье. Я рада, — говорит она мне, — быть знакома с вами.