Когда загорится свет - Ванда Василевская

— Жены нет, — сухо сказал он, не здороваясь. «Подать руку? — этого только не хватало». Он чувствовал к ней отвращение.

— Так, может, я подожду? — сказала она и, не ожидая приглашения, как-то боком присела на стул, неловко поставив носками внутрь поношенные лакированные туфельки.

— Давно я вас не видела, Алексей Михайлович, — начала она, кокетливым движением спуская с плеч шаль.

Алексей искоса поглядел на нее. Нос ее покраснел от холода, и одна щека была нарумянена сильней, чем другая. Она показалась ему отталкивающей.

— Работаю с утра до ночи, — буркнул он, обдумывая, за что бы приняться, чтобы дать ей понять, что он занят и что ей следует уйти.

Но Тамара не обратила внимания на его нелюбезный тон.

— Да, я знаю, читала в газете — электростанция.

— Ах, вы и газеты читаете? — спросил он насмешливо.

Она обиделась.

— Что ж вы воображаете? Почему мне не читать? Разумеется, читаю… Впрочем, не всегда, — трудно получить. Мне Фекла Андреевна иногда дает.

— Вот как!

— Ага…

«Знает или не знает?» — думал Алексей, внимательно глядя на нее. Она выглядела старше, чем когда он был у нее. Плохо окрашенные, посекшиеся от постоянных завивок волосы у корней темнели, концы вылиняли. Губы были густо накрашены вульгарной, яркой помадой. Знает или не знает? Газеты она иногда читает, как сама сказала. Пожалуй, знает… От носа вниз, к уголкам губ, легкие, но уже заметные морщины. Неуверенно блуждающие глаза. Странно, что тогда, ночью, она почти понравилась ему. В ней есть что-то вульгарное, чего он тогда не заметил. Знает или не знает? Пожалуй, знает…

— Вы все работаете в своей артели?

— Да… Очень много работы. Я хотела бы перейти, — может, нашлось бы что-нибудь получше.

— А что вы можете делать?

— Что я могу? Вот одна моя подруга — она тоже у нас работала — теперь поступила секретарем. Очень неплохо живет, да и не так скучно, как у нас. Только вот знакомств у меня никаких.

— В самом деле? А эти знакомые с фронта?

— Какие знакомые? — удивилась она. — Ах, правда, я вам тогда говорила. Да что ж, это не такие знакомства. Еще посылку прислать или забежать, когда приедет… Но в таком деле они помочь не могут. Тут нужны знакомства с местными людьми, чтобы они подсказали, где надо подтолкнули. Я за это время даже уезжала: мне говорили, что есть одно подходящее место, но я опоздала, уже занято. Хотя не знаю, может, лучше остаться. Или уехать, — сама не знаю.

Она оперлась подбородком о сложенные на столе руки и говорила, словно сама с собой, устремив взгляд в пространство и не обращая внимания на Алексея.

— Хотя в конце концов все равно… Здесь ли, в другом месте: чему быть, того не миновать.

— Чему это быть?

— Я же вам говорила, Алексей Михайлович, — шепнула она и пугливо оглянулась на дверь, — тогда вечером, когда вы заходили… Только вы уж, наверно, не помните.

— Нет, помню, — глухо ответил Алексей. «Ничего она, видимо, не знает». — И вы все еще боитесь по-прежнему.

Она вздрогнула.

— Нет, нет, еще больше… Я уж сама не знаю, что делать. Иногда мне кажется, что с ума сойду. От этого можно сойти с ума, правда? Всю ночь не сплю, ни минуты, только когда рассветает, а потом на работу, днем выспаться некогда. Я уже так ослабла, что сама не знаю. И в поликлинику ходила… Нервы, говорят… Сама знаю, что нервы. Посоветовали отдохнуть, а как же отдохнуть? Весь день только об одном и думаю — что вот ночь придет. Сижу при свечке и жду, и жду…

Алексей встал и прошелся по комнате. Она повела за ним глазами, не подымая головы, на которой при свете лампы явственно виднелись черные корни крашеных волос.

— Так вы все-таки не читаете газет, Тамара Степановна.

— Газет? — удивилась она. — А при чем тут газеты?

— Ваш муж — Петька?.. Петр Обод?..

Она поднялась, смертельно побледнев.

— Мой муж?

— Да. А вы — Тамара Обод, ведь так?

— А вы откуда знаете?

— Так вот… Именно этот Петька был одним из главарей банды «черная змея», понимаете?

Она открыла рот и широко раскрытыми, безумными глазами уставилась на Алексея.

— Петька?

— Ну да, Петька… Вы знаете, что их арестовали?

— Кого?

— Его и еще нескольких.

Тамара встала и так вцепилась в край стола, что пальцы побелели.

— Петю?

— Да.

— Когда?

Его удивило звучание ее голоса. Голос был тихий, но в нем дрожал крик, готовый в любой момент сорваться с губ, от которых отхлынула вся кровь. Яркая помада грубым слоем лежала на этих бескровных губах.

— О, уже довольно давно… Месяца два будет…

— И он в тюрьме?

— Нет.

— Бежал?

Алексей подошел ближе. Как бы то ни было, трудно вдруг взять и бухнуть всю правду. Что-то удерживало его.

— Садитесь.

Глаза Тамары расширились, зрачки стали огромными и почти поглотили светлый ободок радужной оболочки. Она напряженно уставилась на него.

— Вы можете спать спокойно, он уже никогда не потревожит вас.

В его голосе звучала злость. Петьки нет, а эта продолжает слоняться по свету и красить губы отвратительной жирной помадой, носить шелковые чулочки да еще мечтает о протекции, чтобы получить место секретаря.

— Не потревожит?

— Ну да…

— Как это?

— Его нет в живых, — сказал Алексей.

— Кого нет в живых?

— Петьки.

Напряженное выражение вдруг исчезло с ее лица. Она села и спокойно сказала:

— Это неправда.

— Как — неправда?

— Я ж знаю. Он жив. И придет. Может — сегодня, может — завтра.

— Каким же образом?

— Я знаю, чувствую. Потому что, если бы было так… Нет, я знаю, он где-то здесь, близко, я чувствую. Днем еще ничего, а ночью чувствую… Если бы его не было, я бы так не боялась.

Дрожь пробежала по спине Алексея. Он вспомнил, что ведь когда она впервые рассказывала ему о своих страхах, она говорила то же: нет, он не погиб, он жив, я чувствую, что он где-то близко. И действительно он был тогда близко: в том же городе, на той же улице он остановил тогда Алексея…

Алексей отогнал эти мысли. Глупости, — ведь теперь совсем другое дело.

— И у ворожеи я была… И Фекла Андреевна гадала… Выпало: брюнет с дурными замыслами — вблизи и несчастье над головой…

Он подошел к полке и порылся в своих бумагах. Непонятно зачем, он сохранил маленькую газетную вырезку, короткую информацию, которая завершала эпопею ужаса, какой-то невероятно давний период его жизни, сейчас казавшейся ему чьей-то чужой жизнью.

— Вот прочтите…

Он положил на стол вырезку. Она читала, медленно, беззвучно шевеля губами, как малограмотная. Еще и еще раз. Водила по строчкам пальцем с запущенным маникюром — кровавый лак облупился на ногтях. Словно прочтение этих нескольких строк о вынесенном и приведенном в исполнение приговоре стоило ей невероятных усилий.

— О ком это? — спросила она громко и сурово.

— Как — о ком? Вы же прочитали…

— Петр Обод… Мало ли Петров Ободов?..

— Возможно. Но это — именно он.

— А вы откуда знаете?

— Я его видел.

Она снова встала.

— Где?

— Там, на суде.

— А откуда вы можете знать?..

— Вы ведь показывали мне фотографию. Нет, вам нечего больше беспокоиться, Тамара. Можете спать спокойно, его уже нет.

Она судорожно сжала в руке вырезку.

— Так это — правда? Я вас прошу, Алексей Михайлович, не лгите… Я вас прошу, скажите мне: это правда? Зачем вы пошли на этот суд?..

— Потому что я его тоже знал, — неохотно признался Алексей.

— Вы? Когда?

— Там… В окружении…

— Вы… с Петькой?..

— Да. Поэтому не может быть никаких сомнений. Кончились ваши страхи.

Только теперь он заметил, как она дрожит. Мелкая дрожь охватывала ее постепенно, начиная с ног, сотрясала мелкими, мучительными судорогами. Зубы застучали. Накинутый на плечи платок упал на землю. Она стиснула пальцы так, что кости хрустнули.

— Что же теперь будет?

Она невидящими, страшными глазами смотрела на Алексея.

Он пожал плечами.

— Что с вами делается? Успокойтесь, все будет хорошо. Вы выздоровеете, поправитесь, будете жить нормально, как все люди, без этого вечного страха.

— Как все люди? Как все люди? Значит, он никогда не придет, — сказала она вдруг сухим, безразличным тоном.

— Никогда, — подтвердил Алексей.

— Так как же я буду жить?

— Как это? — удивился он.

— Значит, он никогда, никогда не придет… Петька… Убили его… убили… убили… За что его убили? — крикнула она так, что Ася шевельнулась в своей кроватке и что-то забормотала сквозь сон.

— Как — за что? Вы же прочли, здесь написано…

— Что написано? Значит, так — можно прийти, взять человека, и его уже никогда больше не будет?..

Ничего не понимая, Алексей налил стакан воды.

— Успокойтесь, Тамара. Выпейте воды.