Рука Фатимы - Франциска Вульф

Минг хотела что-то возразить, но открылась дверь и в комнату вошел Джинким. Минг быстро поклонилась брату великого хана и тут же закрыла рот. Но Беатриче знала, что китаянка не чувствует за собой вины. Минг никогда не ошибается – так по крайней мере она думает о себе.

Взгляд Джинкима равнодушно скользнул по служанке. Увидев на постели Беатриче лежащего Маффео, с удивлением посмотрел на нее. Что подумал он в этот момент, не разделяет ли грязных подозрений Минг, для Беатриче осталось загадкой. Однако от приветливой, почти радостной улыбки, с какой он появился несколько мгновений тому назад, не осталось и следа, лицо монгола снова помрачнело.

– Беатриче, женщина из Страны заходящего солнца! Великий Хубилай желает тебя видеть.

– Хорошо, только я еще… – Беатриче не закончила фразы.

– Ты, кажется, не поняла меня, женщина! – с насмешкой произнес Джинким. – Великий хан желает видеть тебя сейчас же!

– Сейчас?..

– Да, именно сейчас.

У Беатриче упало сердце. Она бросила отчаянный взгляд на Маффео: как оставить его одного… это слишком рискованно. А если рецидив?..

– Минг, пошли кого-нибудь за Ли Мубаем – пусть мчится сюда немедленно! А ты пока останешься с Маффео! И попробуй только разбудить его – будешь до конца дней разгребать угли!

Минг сделала короткий поклон, едва скрывая ярость, но, кажется, угрозу приняла всерьез.

– Идем же! Хан не любит ждать.

Беатриче и Джинким вышли. Шли они не проронив ни слова, в тягостном молчании. Ни он, ни она не смотрели друг на друга. Невысказанный вопрос, как липкий ком, мутил голову Беатриче. Она должна все сказать Джинкиму, и чем раньше, тем лучше!

Если кто здесь, во дворце, и поверит, что Маффео отравлен, так это Джинким. Не исключено, что он знает и возможного отравителя, и что надо сейчас предпринять. Беатриче нестерпимо хотелось объяснить, почему Маффео провел ночь в ее постели…

– Джинким, я должна сказать тебе кое-что. Маффео…

Нетерпеливым жестом он заставил ее замолчать:

– Нет. Ты не обязана передо мной отчитываться. Ни ты, ни Маффео.

В тоне, каким он произнес эти слова, слышались жесткость, резкость, даже разочарование. Но, как ни странно, она чувствовала угрызения совести, почему-то хотелось просить прощения у Джинкима, – правда, непонятно, за что.

– Догадываюсь, о чем ты думаешь. И все-таки не делай поспешных выводов, а выслушай меня. – Тайком смахнула слезы – не надо ему видеть, что она плачет. – Маффео отравлен. И, кажется, в последний момент мне удалось его спасти.

Джинким, пораженный, широко раскрыл глаза.

– Отравлен?!

– Да. Ли Мубай сделал такое предположение. Поскольку он не мог выяснить, что это за яд, то послал Маффео ко мне. – Она глубоко вздохнула. – К счастью, он незамедлительно последовал совету Ли Мубая и вчера вечером сразу пришел ко мне. У него уже был жар, галлюцинации. Кто знает, что могло произойти, если бы он ждал до сегодняшнего утра? Скорее всего, было бы слишком поздно.

Джинким молчал, словно речь шла о погоде. Видимо, ему требовалось время, чтобы переварить такую новость.

– Я хочу знать все, что известно тебе, – молвил он спустя несколько минут. – Но не сейчас. Давай поговорим об этом позже. Мой брат ничего не должен знать. По крайней мере, сейчас. Хорошо, что ты мне сказала.

Он взглянул на Беатриче: в лице его появилось что-то теплое, может быть, согревающий огонь, которым светились зеленые глаза. Ей показалось, что, несмотря на плохую весть, которую она принесла Джинкиму, с ее души и с его, быть может, снята тяжелая ноша.

Подходя к покоям Хубилая, Беатриче с любопытством ждала, как поведут себя на этот раз стражники. Вспомнилась сложная процедура во время первого визита к хану.

Но сейчас все прошло гладко. Едва заметив ее и Джинкима, стражники выхватили из ножен сабли и в знак приветствия Джинкима острием клинка коснулись лба. Ни слова не говоря пропустили престолонаследника и ее в покои императора.

– И помни, – произнес Джинким, не доходя до дверей Хубилая, – ни слова о Маффео и о яде. Пока это останется между нами.

Беатриче кивнула:

– Можешь на меня положиться.

Она последовала за Джинкимом в покои хана, ощущая себя Матой Хари, ринувшейся в губительный водоворот политики и интриг власти.

Хан ожидал их с явным нетерпением: не успели гости переступить порог, как он устремился им навстречу, а следом за ним Толуй. Щеки юноши горели, глаза светились радостной надеждой.

– Добро пожаловать, любимый брат! Моя юрта – твоя юрта! – приветствовал Хубилай Джинкима, обнимая его и целуя в обе щеки.

– Благодарю за гостеприимство, Хубилай, мой брат и повелитель. Да ниспошлют тебе боги долгую и счастливую жизнь и многочисленное здоровое потомство! – отвечал Джинким.

Эти обычные формулы вежливости, принятые у монголов, Хубилай и его брат произнесли с убежденной искренностью.

Затем Хубилай обратился к Беатриче:

– Приветствую и тебя в моей юрте, Беатриче, женщина из Страны заходящего солнца. – И по-отечески положил ей руку на плечо.

Наступила очередь Толуя приветствовать гостей. Он назвал Джинкима дорогим и уважаемым дядей, поклонился, взял его левую руку и приложил к своему лбу. Джинким положил правую руку на голову племянника. Лицо его просияло, в нем светилась нежность. Было ясно, что он по-настоящему любит юного родственника. Когда Толуй поднялся, они на короткое мгновение оказались совсем рядом друг с другом. Беатриче увидела их поразительное сходство: те же зеленые сверкающие глаза, гордая осанка, красивый профиль… Толуя можно скорее принять за сына Джинкима, а не Хубилая.

– Благодарю вас за то, что так быстро откликнулись на мою просьбу и посетили меня в столь ранний час. – Хубилай завершил на этом церемонию приветствия. – Садитесь, устраивайтесь поудобнее.

Сам сел на низкое, напоминающее кресло деревянное сиденье, покрытое овечьими шкурами, и указал на два стула напротив. Толуй устроился рядом с ним, время от времени подбрасывая в открытый очаг нечто напоминающее кусочки угля, только светлые.

Беатриче осторожно опустилась на низкое сиденье и медленно выпрямила спину, опасаясь, что опрокинется назад. К ее удивлению, стул оказался не только устойчивым, но даже удобным, хотя едва возвышался над полом. Не успев на него опуститься, она со страхом подумала, как станет с него подниматься без посторонней помощи…

Пока мужчины обменивались любезностями и беседовали о возможностях охоты в окрестностях Тайту, Беатриче оглядывала комнату. Совершенно необычное во всем помещение, к тому же круглой формы. Прямо посередине, над очагом, зияет отверстие, из него виднеется небо.