Виршевая поэзия (первая половина XVII века) - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он бо, содетел<ь>, весть вся полезная устрояти,
Злы же, немилостивыя не тако к себе присвояти.
Любы мира сего аще не погрешни, воистинну глаголю, в человецех;
Омакая кто с кем руку в солило в сих вецех[265].
Блажен, воистинну, и треблажен,
Иже хлеб свой раздробляй с неимущими, всегда имеет предложен.
Несть бо ничто честнее и болши паче любви быти,
Чтущим же веру Христову во благочестии жити.
Ел бо вес<ь> закон и пророцы вершатся,
Любящии же бога вси тоя крепце держатся.
О сем же в пространственном речении умолю,
Милость же твою потом не вем, како улучю.
Бог дай справит твое душевное бремя,
Иже аще нас пожалует, призриш в нынешнее время.
Ей, да воздаст ти господь в сем и в будущем веце милость свою попремногу.
Той сподобит тя небесному своему чертогу.
Аминь.
Ныне же что еще имам к твоей честности писати,
чтобы тебе, государю моему, милость свою на ны излияти
в нынешней нашей настоящей скорби и печали?
И сам, государь мой, зриши, что тяшки времена настали.
К тому же грехом моимь постигла конечная бедность,
и не имеем, кто бы показал к нам сердечную свою ревность,
напитал бы нас умяхченною своею браждою
и напоил аки в знойный день студеною водою,
и подал бы нам поне малу отраду,
негли и сам бы был сподоблень от бога небесному винограду.
Ничто же тако приятно Христу нашему и богу,
иже кто творит к нему добродетел свою попремногу,
паче же в скорби и во бедех брата своего не презирает
и, елико мощно, тако ему и помогает.
Сего ради на землю себе пометая
и слезы своя пред тобою проливая,
молим твое честное достояние,
тезоименито бо высоте твое звание[266]:
Буди, государь, помощник и заступник в тковей нашей тузе,
не обретаем бо такова помощника ни в котором своем друзе,
яко же твое благоутробие прежде сего нам бывало,
а ныне, не вем, почему сердце твое кабы далече от нас поостало.
Судит бог некоторому человеку — лиходею,
чтобы ему своему помыслити добродею.
Чем тебе, государю моему, неправедно нас огласил
и добродеяние твое от нас отщетил,
сердце твое к нам ожесточил,
а нас до конца таковым злодейством оскорбил?
Бог ему судия и пречистая его мати,
а ума, государь, его и устен не уняти:
что хощет, то и глаголет,
понеже сердце его всегда завистью колет.
Ненавистником бо и зависцом не своя им злая зла,
но чюжая благая, та им паче удареннаго жезла.
И ты, государь, не ими веру лживу слову,
по великому апостолу Иоанну Богослову, —
не всякому духу верити повелевает,
но паче искушати духи с расмотрением подобает[267].
По Давиду, — погубит господь вся, глаголющая лжу[268],
таковаго бывает плод душевный его во лжу.
Лжа убо истинне всегда супротивляется
и, имея ю, едва в рай вселяется.
Бог таковому судиа и воздател;
злый же доброму никогда бывает приятел;
всегда поощряется зло творити,
чем бы брата своего погубити.
И не брату своему зло сотворяет,
но душу свою во ад посылает.
Писано есть: злаго зло постигнет,
а избранных и добродетелных мужей места не достигнет.
И почто нам о том слово продолжати
и твоя честная ушеса отягчати?!
И уже нам время о настоящей нашей скорби ныне рещи
и доброразсудное твое сердце на милость себе привлещи,
да некли милостивый твой фиял[269] на нас излиется
и яко благодатною водою душа наша напиется.
Мнози бо твоею добродетелию и жалованием хвалятся,
понеже в добрых путех от тебе ставятся,
и того ради похваляют твой благодатный нрав,
аки некий цвет от различных трав,
тем и припадая ко общей нашей матери-земли.
Вемы бо паки, яко многим ты людем помогавши велми.
Тако же и аз, грешный, не престая слезами землю моча,
глад бо уязвляет не мнее меча!
Со женишком и з детишками гладом помираю,
а крепкаго помощника не обретаю,
и яко руб при пути от всех попираем,
и яко изверг бездушен поверзаем,
и яко трость ветром колеблема,
или яко лоза стояща при пути объемлема;
и совершение, рещи, ни от кого не брегом, —
токмо радость и поношение всегда бываю сопостатом своим и врагом;
и во дни аки в нощи пребываю,
и разумишка своего отбываю
от великия своея нищеты и скудости.
Не пребывает бо смущенный ум в разумной мудрости
и всегда ходит в велицем забвении,
яко не в коем темном помрачении.
Того ради хапаюся твоих честных стоп.
Услыши, государь, мой сердечный вопль!
Аще не в слух тебе, государю, вопию,
но болезненным сердцем аки пелынь со оцтом пию.
Промысли, государь, моею грешною главою,
да и сам воздарен будеш от бога многою мздою, —
где бы, государь мой благий, в местечко сести, —
нужно бо есть, воистинну, нужно неимущему безо мзды влести,
где бы мне, бедному, глава своя прекормити
и женишко бы, и детишек скудостию и гладом, себе и их, не поморити.
Вся бо тебе возможна сия сотворити
и конечной моей бедности пособити,
аще восхощеши явити ко мне свою милость
и учинити мне человеческую свою милость;
понеже имееш у себя жалователя велика,
предстояща всегда у самого того царского лика,
на нем же многое бремя от царя-государя положено
и велия паки честь урядства наложено.
Той тя по своему жалованию не оскорбляет
и твоего словеси мало пременяет.
Аще ли недостойнии и не имамы что тебе воздати,
и ты, государь, от бога многу мзду имаши прияти.
Бог бо любит таковых нравы,
которыя ищут вечныя славы
и бедным и беззаступным помогают,
и никогда же в скорбех их и в печалех презирают.