Повести. Дневник - Александр Васильевич Дружинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Недавно я кончил «Валентину», роман грациозный при всей его глубине, и вспомнил, что за год перед настоящим временем, я писал разбор «Индианы», где смеялся над непонятными для меня в то время идеями Жорж Санда, и со всей досадой оскорбленной односторонности спрашивал: чего хочет эта женщина?
В год много перешло мыслей через мою голову, и эгоистический оптимизм, которому я обязан целым годом спокойствия и счастия, потерял для меня великую часть своей цены. Основательные исторические и экономические занятия раскрыли передо мною картину современного общества образованнейших государств Европы.
<1846 г.>
12 января 1846.
Сегодня вечером я долго ходил по комнатам один, совершенно один, и при настоящем моем несносном полууединении должен был сознаться, что мне скучно. С этим сознанием разлетелась в прах эгоистическая эпикурейская философия, которая баюкала меня более полутора года, хотя в последнее время она уже далеко не удовлетворяла меня. Впрочем, я буду вспоминать об ней с благодарностию, тем более, что ее влияние было мне во многом полезно.
Чувство, овладевшее мною, было, пожалуй, не скука, потому что скука происходит от пустоты душевной, оно скорее было душевным усыплением, и никакие усилия не могли добудиться того, что спало у меня на сердце и в уме. Во сне мне постоянно снится всякая дрянь и пустяки, таким же сном представлялось мне мое настоящее положение, в котором ничто, кроме дрянных интересов и мелочей, меня не занимало.
С давнишней поры я замышлял и несколько раз решался на радикальную перемену моего образа жизни и моих занятий. Обыкновенно подобные размышления приходили мне на ум, когда я ложился спать, редко являлись они мне в систематической форме, потому что я засыпал под свои мысли, — но даже когда случалось мне на что-нибудь решаться, я не приводил ничего в исполнение и — не без внутреннего укора — молча признавал себя фетюком. Так могли идти дела, когда я еще сильно философствовал, трудился и был доволен собой. Но теперь положение моего духа становится хуже и хуже и требует решительных, непоколебимых мер.
Я стал тщательно разыскивать причины моей скуки, вялости в уме и раздора с самим собою. Причин набралось так много, что и вычислить трудно.
1) Малочисленность приобретенных убеждений.
2) Охлаждение к цели моих литературных занятий и попыток.
3) Перемена образа жизни и деятельности (или, лучше, приближение этой перемены).
4) Влияние семейных обстоятельств.
5) Болезнь и предрассудки и недостаток развлечения.
Вот главнейшие причины, но многие из них существовали прежде, не мешая моему счастию и ручательству за его продолжительность. Вытекала тут общая причина: недостаточность прежде установленного порядка жизни и недостаток твердости для следования новому плану.
С тех пор, как я узнал, что жизнь есть не комедия, а борьба, что на свете не все к лучшему и что я слишком восприимчив для душевной беззаботности, моя прежняя теория жизни упала. Тщетные усилия подставить вместо нее новую поселили во мне презрение к своей собственной слабости и недеятельности. Может быть, я был слишком строг, ругая себя фетюком, может быть, мне следовало без негодования на себя строить новое здание из материалов по моим средствам.
Как бы то ни было, я стою теперь на обломках, и мне некуда спрятаться от напора жизни мелочной, расчетливой, материальной, которая с минуты на минуту должна ко мне подступить. Чиновническая жизнь должна страшно сушить душу, когда мы видим и военных людей такими черствыми. А военные люди имеют и разгульную беседу, и сладость отдыха от физической усталости, и ранние прогулки на заре (хоть и поневоле), и бивачные ощущения, и полукочующую жизнь. Да, расставаясь с военною жизнью, я говорю ей душевное спасибо за дружбу товарищей, за маневры, за дневки, за скандальную болтовню, за всё и за всё, в чем сердце мое находило много такого, о чем другие не помышляли. Я оставляю полк вовремя, окруженный уважением, провожаемый сожалением. Кажется, я немного удалился от дела.
Но теперь, когда прошли первые надежды и первые потехи юности, как разрушительно подействует на меня воздух канцелярии. Я сделаюсь свиньей, если до тех пор не успею сделаться порядочным человеком. Пока еще время, надо звать на помощь идеи истины, добра и изящества, звать на помощь любовь к науке и нравственному усовершенствованию, звать ощущения, смягчающие душу, звать самый эпикуреизм, собрать всё, что есть в душе сносного и порядочного, и составить из всего этого план жизни и дел, твердый, неизменяемый ни в одном случае, но способный к усовершенствованию.
Поздно составлять его, когда придется начинать новую мою службу: куча новых лиц и обязанностей надолго отуманит голову. Надо начать теперь же и, по мере составления, неотлагаемо приступать к исполнению.
Рассматривая распределение моего дня в материальном отношении, я нахожу его до того неудобным, что приписываю ему в сильной степени нравственные мои недуги. Я твердо убежден неоднократным примером, что чем более я предаюсь деятельности нравственной и физической, тем я счастливее.
Теперь же я живу как: встаю в 9 часов, иногда позже, вследствие такого сна я поутру вял и ленив и неспособен к труду. Я решаюсь вставать в 7 или 7 1/2 и ходить по улицам до усталости. Пока я не приищу себе достойного умственного труда, я буду утомлять себя физическими трудами. Правило мое будет: не быть праздным ни одной минуты в день, кроме короткого срока после обеда. Хотя бы, за неимением других занятий, пришлось мне гулять по Большому проспекту в день десять раз, я скорее решусь на это, чем сидеть на диване и ни о чем не думать. Сообразно сказанному будет расположен мой день. Но перейдем теперь к составлению новой философии, которая б устроила порядок моей нравственной деятельности. (Продолжение со временем).
16 янв<аря>.
Когда я слышу о болезни и смерти какого-нибудь простого человека, солдата или крестьянина, мной овладевает до чрезвычайности грустное чувство. В эти три месяца я почти видел смерть бедного Герасимова, у нас умерло два отличных человека, и теперь в доме тяжело больна одна женщина, при которой мы все родились.
У меня умирали люди одного со мной положения, к которым я был привязан, у меня умер отец, которого я
