Повести, рассказы - Самуил Вульфович Гордон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассказывая, Генрих ненадолго замолкал, задумывался, и Лине казалось — он задумывается потому, что хочет узнать у самого себя, что с ним вдруг такое произошло, что, едва познакомившись с ней, рассказывает о себе то, что еще никому не доверял.
И действительно: она ведь для него совершенно чужой человек. Что могло за эти несколько коротких часов с ним произойти, чтобы рассказать о том, как его женили на той женщине, с которой Лина видела его в крепости, и обо всем, что с ним случилось после женитьбы?
...Не все, что Генрих тогда рассказал ей, Лина поняла и осознала. Да и сам он, кажется, не все тогда осознавал и, наверно, поэтому то и дело переходил в рассказе с первого лица на третье, словно говорил не о себе, а о другом человеке.
И всякий раз, когда ему по ходу рассказа приходилось себя осуждать, он ссылался на время и старался этим смягчить свою вину. Он рассказывал ей о тех годах так, точно она была тогда еще ребенком, хотя с тех пор не прошло и трех лет.
5
Три года назад — война только окончилась — симфонический оркестр, в котором Генрих играл, приехал в Буковину на гастроли.
В тихом чистом городке, где оркестр, заканчивая турне, давал последние концерты, хозяин квартиры, в которой Генрих остановился, узнав, что его квартирант холостяк, стал его уговаривать жениться, сказав, что есть для него невеста, милая, хорошая девушка, правда, не совсем молодая, но из очень состоятельной семьи. У отца ее до войны, то есть до советской власти, был ювелирный магазин, и надо полагать, что после всех реквизиций и эвакуаций у него еще что-то осталось, и, возможно, больше чем что-то... Одним словом, девушка, с которой он хочет его познакомить, — невеста с приданым. А кроме того, у нее в Аргентине богатая бездетная тетка, и это тоже что-нибудь значит, особенно сейчас.
Оркестр приехал в Буковину как раз тогда, когда местные жители могли, при желании, получить разрешение на выезд в Румынию, и родители девушки, которую ему сватал хозяин, собирались подать документы на выезд. Если Генрих женится на ней, то и он сможет вместе с ними поехать. Конечно, не обязательно оставаться в Румынии. Мир велик. Он сможет оттуда поехать, куда захочет, хотя бы в Аргентину. И почему такому красивому молодому человеку действительно не поехать в Аргентину к богатой бездетной тетке? Такой парень, как он, сможет через несколько лет собрать собственный оркестр и кататься в собственной машине. Что он здесь теряет?
Кто думал тогда о счастье и богатстве, когда негде было приклонить голову и часами приходилось простаивать в очередях в магазинах и столовых. В городе, в котором он жил, не осталось ни одной уцелевшей улицы. Пустыри примыкали к пустырям, развалины к развалинам. Он себя не оправдывает, нет! Он хочет только, чтобы Лина поняла, почему он поддался на уговоры и пошел посмотреть на девушку. И как произошло, что меньше чем через месяц он оставил оркестр и пошел с этой девушкой в загс и был убежден, что будет с нею счастлив, — он сам себе не может на это ответить. Во всяком случае, невеста его ни в чем не была виновата. Она его полюбила, но на шею ему не вешалась, по пятам за ним не ходила. Теперь, спустя три года, трудно сказать, но и он, кажется, был в нее влюблен. Одинокому человеку не мудрено влюбиться, а он был тогда очень одинок. Все его родные погибли во время войны — легли в широких рвах, вырытых за городом. Но одно он может сказать Лине определенно: он не пошел с Фридой в загс для того, чтобы попасть в «большой мир». Отец Фриды подал бумаги на всех, но, получив разрешение на выезд, Генрих загрустил, загрустил по всему тому, что он здесь оставляет, и, как ни уговаривала его молодая жена, как ни убеждали его ее родители и родственники, он ехать не согласился. Единственное, что он им ответил: если Фрида не может расстаться с родителями, то пусть она едет с ними, а он останется пока здесь. Он немного еще подождет. Кончилось это тем, что родители ее уехали, а она, Фрида, осталась.
И вот уже третий год живет он на Буковине, в тихом маленьком городке, где он, бывший скрипач симфонического оркестра, стал музыкальным лектором. Местная филармония время от времени посылает его с лекциями в другие города, и он забрел даже однажды туда, где Лина учится. Жена его, Фрида, почти всюду ездит с ним, но она, как бы его ни любила, никогда бы не осталась, если б не была уверена в том, что переубедит его. Она бы уехала с родителями, которые давно уже в Аргентине и забрасывают ее письмами, умоляя приехать к ним. Рано или поздно это кончится тем, что в один прекрасный день они разойдутся. Он сделал бы это и сейчас, но сейчас невозможно — недавно умер их первый ребенок, годовалый мальчик. Жена все надеялась: когда Генрих станет отцом, ей легче будет его уговорить. Не допустит же он, чтоб она увезла его ребенка!
Неожиданно он сказал Лине:
— Теперь я знаю, почему я тогда не уехал. И вы тоже это знаете.
— Я?..
— Сказать? — Он притянул ее к себе и поцеловал.
— Генрих Зиновьевич!..
Он словно пробудился от сна и смущенно опустил голову:
— Извините.
Шел теплый дождик, просеивался сквозь облака, как сквозь сито.
— Вы промокнете, — сказал Генрих, — простудитесь.
— Ничего, я не изнеженный ребенок.
Не это, видимо, ожидал он услышать от нее. Теперь Генрих уже всю дорогу будет молчать, а Лине хотелось, чтобы он ей все же ответил, почему он думает, будто она знает, что́ его тогда задержало. Лина замедлила шаг, но ворота неотвратимо приближались. Когда же они выйдут из парка, она уже не спросит его. И Лина остановилась.
— Вы, кажется, хотели мне сказать...
Его уставшие глаза смотрели на нее рассеянно.
