Число и культура - А. Степанов

Каждый из четвертых элементов, в свою очередь, располагает собственным кватерниорным строением (см. выше), им отличаются даже отдельные государства(13) . Здесь все пригнано друг к другу как в прецизионном механизме. Молдове по-прежнему, как и при СССР, отводится роль "остальных", она привязана к блоку фактором Приднестровья (к вопросу об этой стране нам, впрочем, предстоит возвратиться при изучении структуры ЕС). Что касается Балтии – Латвии, Литвы и Эстонии, – эти государства не только не являются членами СНГ, но и выбрали совсем иной вектор движения – по направлению к ЕС и НАТО. И действительно, трансформация СССР в СНГ не оставляет бывшей советской Прибалтике другого логического места, кроме "остальных". В коллективно-психологическом плане принятие подобного варианта по сути означало бы понижение реального (пусть и не продекларированного) статуса, политико-аксиологическую маргинализацию (напомним, в СССР тройке прибалтийских республик принадлежала равноценная семантическая позиция как и у огромной по размерам совокупности славянских государств или как у всей Средней Азии). Напротив, Балтия, в чем вскоре предстоит убедиться, исключительно точно укладывается в паттерн новой Европы: невостребованный (или полувостребованный) элемент в одном блоке, она необходима в другом.

Вероятно, нелишне сопутствующее замечание: постсоветское пространство сбивается в семантически компактный блок во многом благодаря следующим факторам. С одной стороны, ключевая система самых крупных, модернизационно продвинутых, традиционно составляющих ядро исторического объединения славянских республик (России, Украины, Беларуси) является тройкой, с другой – в головах населения на всем постсоветском пространстве, не исключая, конечно, самих славян, уже век как утвердился кватерниорный политический стереотип. Последний совершает победное шествие по всей планете (см. выше, цепочка примеров вскоре будет продолжена), и тем более непонятно, что в состоянии прекратить его формообразующее действие там, где им давно пущены разветвленные и глубокие корни. Результатом сочетания тройки в реальности и четверки в душах и умах становится стремление дополнить тройку до четверки и на практике. Так при образовании молекул атомы объединяют свои внешние электронные орбиты, дополняя численность электронов до "полного списка", так ион захватывает извне недостающий электрон. Отсюда следует: если тройка славянских государств по каким-то причинам вдруг превратилась бы в четверку, ее интегрирующая сила тут же бы исчезла.

Призрак такого превращения надавно промельнул в связи с официальной просьбой Югославии принять ее в союз России и Беларуси. Если бы такой вариант (оставим в стороне степень его серьезности) был претворен в действительность, то это, по всей вероятности, ускорило бы присоединение к православно-славянскому альянсу Украины, но зато поставило бы бесповоротный жирный крест на консолидации остального постсоветского пространства: и Центральная Азия, и Кавказ оказались бы "не нужны" и, что еще важнее, тесная славянская компания оказалась бы совершенно чуждой львиной доле двух упомянутых региональных ансамблей. Позитивистски настроенные аналитики справедливо указывают на неизбежное тогда фундирование этно-конфессиональных противоречий внутри СНГ, раскол по линии "славянско-православный мир и исламский". Мы же склоняемся видеть в том же факте очередное выражение "числовых" закономерностей: искомая четверка состоялась бы и без Центральной Азии и Кавказа, превратилась бы в "самодостаточную" целостность, соседствующую с другими, столь же самодостаточными.

Трансформация славянской тройки в четверку также мыслима и в свете порой обсуждающейся перспективы распада РФ на две части: западную (европейскую) и восточную (за Уральским хребтом). В этом случае снизился бы уровень опасений Украины потеряться рядом с огромной Россией, т.е. возможность восточно-славянской интеграции могла бы возрасти. При этом неизбежно повысился бы и уровень самодовлеемости славянского ансамбля (например, потому, что России было бы уже не до экспансии, дай Бог сохранить существующее). Одновременно снизилась бы степень притягательности России для государств Средней Азии и Кавказа. Тогда на постсоветском пространстве наблюдались бы три независимых друг от друга региональных ансамбля, каждый – с собственным кватерниорным строением. Подобный вариант, однако, до поры допустимо всерьез не рассматривать, т.к. он осуществим лишь при переходе нынешнего глубокого экономического и политического кризиса в хроническую форму, а России уже не однажды удавалось демонстрировать свои способности к внутренней мобилизации, к ответам на разнообразные исторические вызовы, причем, зачастую в безвыходных, казалось бы, ситуациях.(14) Чуть ниже мы коснемся более важных причин, по которым вряд ли оправданно ожидать реализации упомянутого "пессимистического" сценария. Здесь же остается заметить, что полное отделение пограничных с большим миром ислама стран Средней Азии и Кавказа от бывших славянских партнеров действительно не смогло бы предотвратить их экономической и политической маргинализации, "африканизации", что им и было обещано мир-системными аналитиками.

Зайдем с несколько другой стороны. Строго говоря, евразийской структуре М = 4 удалось бы реализоваться и без двойного экземпляра четвертого элемента, а только с одинарным. При этом, однако, неизбежно встал бы вопрос, куда деваться "неоприходованной" части. У постсоветской Центральной Азии, собственно, даже теоретически не существует сколько-нибудь приемлемой альтернативы пребыванию в составе единого блока с Россией и остальными. Остаться одним в условиях глобализации мира? – Даже совокупный вес центральноазиатского ансамбля не позволяет надеяться на статус серьезного игрока, с интересами которого будут считаться. Позволить затянуть себя в пучину брожения соседнего исламского мира? – Такой участи не пожелает своей стране ни один ответственный политик. С этим ансамблем все более или менее понятно: объективные реалии рано или поздно заставят его присоединиться к евразийскому блоку, особенно вслед за стабилизацией России. А как обстоит дело с кавказским ансамблем?

Его географическое положение, соседство с Европой и Турцией в состоянии вселять в головы иных региональных политиков надежды на присоединение к ЕС и НАТО. При этом, как сказано, становление евразийского блока в принципе возможно и без Кавказа (структура М = 3 + 1 реализуема и без него). Согласен, на уровне отвлеченной гипотезы перспектива вступления в НАТО не исключена: заинтересованность в этом геополитически значимом, богатом энергоресурсами регионе со стороны ведущих членов альянса (особенно США) достаточно высока. Беда лишь в одном: членство в военных структурах – не самоцель ни для одной из кавказских республик. Если вскоре за тем оно не будет подкреплено приемом в богатую экономическую организацию (единственный мыслимый вариант – в ЕС), то эти государства, как бы помягче выразиться, разочаруются. Вопрос, могут ли у Европейского союза в ближайшие годы возникнуть практические планы включить в свой состав Азербайджан, Грузию, Армению и, возможно, подверстанную к ним Чечню, ничего, кроме улыбки, вероятно, не вызовет. Зачем это нужно ЕС? Готов ли этот тщательно заботящийся о собственном благополучии блок принять на себя ответственность за экономику и политику региона? Дай Бог в обозримую перспективу придать цивилизованный облик Турции и странам Восточной Европы, а заботы об еще более далеких от европейских стандартов народах на ближайшей повестке дня не стоят. Поэтому у кавказского ансамбля в конечном счете нет иного выбора помимо присоединения к евразийскому блоку (благо, дорога проторена). Нынешний же взаимный флирт некоторых стран Кавказа и отдельных представителей Запада – из области, кто кого сумеет перехитрить, сумев добиться временных дивидентов (впрочем, возвращаясь к серьезному тону, не стоит сбрасывать со счетов значение и обычных межгосударственных, интерблоковых связей, т.е. поверх границ между крупными блоками). По завершении общеевразийского кризиса все встанет на свои места.

Прежде, чем продолжить анализ, стоит выполнить недавнее обещание, вкратце обсудив причины, по которым типологически четвертые элементы зачастую демонстрируют удивительную политическую стойкость, в том числе вопреки исходным раскладам сил. В качестве рабочих используем примеры русских большевиков в Гражданской войне, конфликта крошечной Чечни с огромной РФ или движения "Талибан" в Афганистане. Выводы нетрудно распространить и на другой материал.

По-прежнему придерживаемся гипотезы, что в эпоху масс главным творцом истории, возникающих политических форм являются упомянутые массы, причем по-школьному образованные и, значит, проникнутые элементарной логикой. Пусть, далее, некий регион – будь то страна или блок – по каким-то причинам приходит в движение, массы вдохновляются теми или иными идеями и, что более важно, усваивают, что от них на деле многое зависит. В когнитивном плане это означает формирование активного актора,(15) или "субъекта", который отныне встроен в "объективную" политическую реальность. Подобная ситуация – см. раздел 1.4.1 – подталкивает к утверждению кватерниорного стереотипа, последний получает дополнительную подпитку, если уже есть, чему подражать.