Орхидея съела их всех - Скарлетт Томас

Клем тогда стало неудобно, и они ушли. Кажется, так было дело? А может, Брионии все это приснилось? Почему людей не предупреждают о том, что после тридцати лет (или, скажем, после трехтысячной бутылки вина) начинаешь забывать даже такие важные вещи, как то, какая музыка звучала на твоей собственной свадьбе и какого числа родился твой младший ребенок, не говоря уже о том, что произошло на вечеринке два года назад. Впрочем, Эмми сейчас занимает совсем другое.

– Просто он… То есть я…

Но как расскажешь постороннему человеку о мелких, но коварных обломах твоей семейной жизни? Вот, например, про всю эту ерунду с Холли? Тут не знаешь даже, с чего начать. Скажем, буквально вчера Джеймс разливал по стаканам домашний лимонад – а его Холли не отказывается пить, возможно, потому, что лимонад на вкус кислый и отдает лекарствами, – и Эшу налил почти в два раза больше, чем Холли. Да как ему не стыдно? Похоже, мужчины, окружающие Холли, сговорились довести ее до истощения. Хрен его знает, зачем им это нужно, тем более что…

– Вы трахаетесь регулярно? Это самое главное.

– Раз в год – это ведь регулярно?

Выпученные глаза. Просто вывалятся сейчас из орбит.

– Неееееет. Ты серьезно?

– Нет. Все не настолько плохо. Но…

– Может, тебе нужно обновить нижнее белье? Заглянуть в “Фенвик”?

– Только “Селфриджес”.

Вот почему люди заводят романы на стороне. Да, Бриония могла бы купить себе новое белье. Но если она это сделает, будет потрачена еще сотня-другая фунтов, которую разумнее израсходовать на детей, или пустить на починку посудомоечной машины, или отложить в пользу грядущей покупки чертового леса, на которую Джеймс по-прежнему рассчитывает, хотя Бриония, Клем и Чарли решили в этом году не продавать дом на Джуре. Зачем советовать жене обновить нижнее белье, если можно просто поселить ее в лесу, а уж потом отправиться на все четыре стороны и закрутить роман с женщиной, у которой целый шкаф новой одежды? Ее наряды ты никогда раньше не видел, и они не вызывают досады, ведь ни одна из вещей не была куплена на твои деньги и ни одна из них не стоила столько, сколько ты получаешь за две своих колонки, а если и стоила, то на мрачные мысли это не наводит, скорее, наоборот – возбуждает, и поэтому… Но Джеймс никогда не заведет романа на стороне. Побоится.

– Пациент приходит к врачу. “Что ж, – говорит врач мрачно. – Боюсь, ситуация очень серьезная. Если вам дорога жизнь, первое, что нужно сделать, это заняться спортом, а также бросить курить, пить и есть жирную пищу”. Пациент обеспокоен. “Понятно, – отвечает он. – А нельзя ли пропустить первое и сразу перейти ко второму?”

– Дядя Чарли, молодец, уже почти смешно!

– Иногда тебе так трудно угодить.

– Еще далеко?

Прямо над ними проносится самолет, идущий на посадку.

– Неа. Уже почти приехали.

– Мы что, заблудились?

– Конечно же, нет. Я знаю Лондон, как…

– Ага, точно, как свои пять пальцев!

– Вообще-то Олеандра сказала мне однажды еще кое-что, когда меня мучило чувство вины.

– Что же?

– Это было вскоре после того, как моя мать исчезла, и я взвалила на себя побольше дел в “Доме Намасте”, чтобы всем было ясно, что я незаменима, и чтобы меня не вышвырнули. Ну и одной из задач, которые я считала тогда своей “работой”, стало кормление птиц. Довольно глупая затея, признаться, потому что Олеандра, по-моему, и птиц-то этих никогда не замечала. Но я была убеждена, что, если в саду станут петь живые птицы, это пойдет нашим гостям на пользу, да вдобавок это будет просто красиво. Я тогда старалась всюду навести красоту.

– Ты и сейчас такая.

– М-м-м… Наверное. Ну так вот. Сначала я не придавала особого значения птицам и толком ничего о них не знала. Просто кормила их из каких-то своих собственных соображений. И они прекрасно себя чувствовали. Так что мы с птицами были счастливы. Они пели и пели, а я кормила их и кормила, год за годом. Но потом у меня стали складываться определенные отношения с некоторыми из них – особенно с одним самцом-зарянкой, Робином, и он прилетает до сих пор. Со временем я стала относиться к кормлению птиц как к одной из своих обязанностей. Однажды, наверное года два назад, я уехала в Лондон по делам на целую неделю – а, возможно, я ездила тогда к тебе! – и без меня никто не кормил птиц, так что, вернувшись, я почувствовала себя страшно виноватой. Робин не прилетал несколько дней, и я испугалась, что он умер от голода. Я поделилась своими страхами с Олеандрой, а она сказала мне: “Откуда тебе знать, что нужно птицам?” Я посмотрела на нее, и вид у меня, наверное, был ошалелый. Я стала возражать, что, мол, все живые существа стремятся выжить и зимой птиц нужно кормить, но она перебила меня, посмотрела мне прямо в глаза и спросила: “А что, если птицы предпочли бы умереть?”

– Это, точно, нужно записать в книгу.

Холли бьет по мячу в технике “протирки ветрового стекла” своей новой ракеткой “Уилсон Стим 25”. Ее соперница, которую зовут не то Элис, не то Грэйс, не знакома с техникой “протирки”, поэтому ее удары слабые, дурацкие и невпопад, а часто – еще и резаные, но режет она тоже плохо. К тому же Элис, или Грэйс, почти все время стоит в корте, в двух шагах от задней линии, а это значит, что Холли нужно бить ей в ноги, и тогда она со своими кручеными ударами, понятное дело, не может отбить, поэтому счет предсказуем: 15:0, 30:0, 40:0 – вообще-то играть так довольно позорно, и в первый день в теннисном центре Дэвида Ллойда, когда Холли не дала противнице выиграть ни одного гейма, остальные девчонки обозвали ее лесбиянкой и недоразвитой сукой и не предупредили ее, что к обеду тут полагается переодеваться, так что она сидела в столовой, как дура, одна в белом теннисном платье.

Холли изо всех сил бьет по мячу в технике “протирки”, нарочно направив его прямиком в сетку.

40:15. Она подает, и та другая девчонка спотыкается. Эйс, причем ненамеренный.

Холли бежит и касается сетки, после чего быстро возвращается на свое место на задней линии и готовится принимать подачу. Таким образом, сжигается по две калории за каждое очко, пробежек к сетке за матч набирается немало, особенно если некоторые очки нарочно проигрывать. Еще можно делать приседания. Три, если выиграл очко, и четыре, если проиграл. Тренер сегодня сказал им, что в любом матче проигранных очков больше, чем выигранных. Это типа факт. Одна из самых глубокомысленных вещей, которые Холли слышала в своей жизни.

Центр Дэвида Ллойда пахнет резиновым нутром теннисных мячей. Он наполнен гулкими скрипящими звуками – так звучат теннисные туфли, перемещаясь по акриловой поверхности корта, резина по резине. У Холли в школе кто-то из учителей прославился своим фирменным наказанием: он велел ученикам писать сочинение о нутре теннисного мяча (а может, это был мячик для пинг-понга, неважно), полагая, что подобное задание – скучнейшая вещь на свете. А между тем неделя, которую Холли уже провела здесь, и неделя, которую еще предстояло тут провести, – это вот именно оно и есть: дни, прожитые внутри теннисного мяча. Хотя тут, конечно, ужасно круто, и стоит обучение КУЧУ ДЕНЕГ, и это поистине щедрый жест со стороны дяди Чарли – сделать Холли такой подарок на день рождения. Тут в теннис играешь часов по восемь КАЖДЫЙ ДЕНЬ. И тренеры учат не только ударам, но еще и стратегии. Например, можно выдавить соперника за заднюю линию, а потом укоротить. То есть вот взять и намеренно так сыграть, а не потому, что само собой сложилось. И нужно ждать, пока соперник сыграет коротко, и только после этого выходить к сетке. И работать с процентами, хотя Холли до сих пор не вполне разобралась, что это значит. А еще можно подавать и сразу выходить к сетке, но, похоже, такая техника – для лесбиянок, слишком смелый и агрессивный стиль.

В перерывах между тренировками разрешается ходить в буфет и покупать там напитки и какую-нибудь еду. Чарли выдал Холли денег на еду из расчета по десять фунтов в день, и это очень много. Все здесь пьют колу, которая стоит J1.89 и в которой нет ничего, кроме сахара, кофеина и пустых калорий. А на обед съедают по огромному сэндвичу из французского багета, по пакету чипсов и шоколадному батончику. А Холли выпивает только стакан обезжиренного молока за 79 пенсов. И никогда не покупает чипсов: мало того, что они дорогие, так ведь еще это просто-напросто кусочки прошлогодней картошки, окунутые в кипящий гель для волос. Вместо этого она берет себе два яблока: одно – на перекус, а второе – на обед. Если она выигрывает в каждом матче, то участвует в маленьких чемпионатах, которые проводятся у них каждый день, и после этого позволяет себе съесть шоколадку “Фреддо” – жуткие 95 калорий, но в качестве награды можно. Иногда Холли проигрывает гейм нарочно, чтобы не нужно было есть “Фреддо”. Есть в этих шоколадках что-то такое, что, если уж тебе полагается ее съесть, устоять совершенно невозможно.