Матрица. История русских воззрений на историю товарно-денежных отношений - Сергей Георгиевич Кара-Мурза
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гибель ткачей в Англии «затянулась на десятилетия», и за эти десятилетия «многие умерли голодной смертью». Хотя им и оказывалась определенная социальная помощь. Как сказано в сноске о слушаниях по этой теме, страдания английских ткачей были смягчены: «До проведения закона о бедных 1833 г. конкуренция между ручным ткачеством и машинным ткачеством затягивалась в Англии из-за того, что вспомоществованиями от приходов пополняли заработную плату, упавшую далеко ниже минимума… Конкуренция между ручным станком и механическим станком фактически поддерживается налогом в пользу бедных». Социальной катастрофы в Англии явно не произошло, а кости миллионов ткачей Индии, умерших от голода всего за один год, представляют собой зрелище, гораздо менее ужасающее.
Ряд историков в России и на Западе считали, что жестокость колонизаторов и их идеологов была продуктом соединения идеологии легитимации захватов (земель, ресурсов и рабов) и важных ценностей капитализма как «Нового мира».
Историк национализма Е.Ю. Ванина пишет: «Английский национализм, как и само развитие капитализма в Англии и других странах Европы, нуждался в негативном фоне, на котором ярче выделялись бы успехи и достижения “цивилизованных и просвещенных” наций. По мнению американского исследователя Р. Индена, этот контрастный фон был необходим, чтобы убедить европейцев, а впоследствии и североамериканцев, в том, “что идеальное общество ими уже построено, а также напомнить им, какими неприятными могут быть альтернативы”. Такое восприятие Индии (как и других восточных обществ) базировалось, подчеркивает Р. Инден, на “иерархизации других [народов] мира путем выстраивания их по пространственной, биологической или временной шкале, на вершине которой всегда стоит Homo Euro-Americanus”, и находило свое выражение как в практике общения с населением колоний, зачастую откровенно расистской, так и в теоретических построениях ученых, призванных описать и систематизировать подвластный человеческий материал» [158].
Нам здесь важнее то, что часть российской интеллигенции воспринимала данные «теоретические построения этих ученых», нередко гениальных, как истину и единственную для всех дорогу к счастью человечества, хотя разумно было бы, при всем уважении к ученым, «отцедить» их евроцентризм и даже расизм.
В важной и тяжелой книге «Английские корни немецкого фашизма» (Саркисянц М., 2003) написано: «Еще в классическом исследовании Тойнби отмечался тот факт, что “расовые предубеждения, порожденные английским протестантством…, к несчастью, стали определяющим фактором в становлении расовых отношений во всем западном мире”. Неоднократно публиковалось и следующее, явно преувеличенное, заявление либерала сэра Чарлза Дилка об уникальности английской практики геноцида: “Англосаксы – единственная истребляющая раса на земле. Никогда еще – вплоть до начала ставшего теперь уже неизбежным уничтожения индейцев… маори и австралийцев [аборигенов] – ни одна столь многочисленная раса не была стерта с лица земли завоевателями”. О том, что уничтожение аборигенов Австралии в значительной степени явилось следствием преобразований в метрополии, первой из стран Европы, ставшей на путь экономического рационализма, писал еще более десяти лет назад Ричард Рубинштейн» [59, с. 6–7][47].
Об отношении капиталистов и чиновников Англии с населением Индии много писали, в том числе в «Капитале». А отношение к ирландцам слегка маскировали – христиане, белые и говорили по-английски. В действительности Ирландия долго была колонией Англии. М. Саркисянц пишет: «Расизм англосаксов не в последнюю очередь был направлен и против кельтов. Так, Томас Карлейль спрашивал: “Разве это не великое благословение – избежать участи родиться кельтом?”; большинство ирландцев были, по его мнению, “свиньями в человеческом обличье” (1849). “В голодные годы 1846–1848 гг. стало ясно, на какие крайние меры готова была пойти Англия, чтобы очистить Ирландию от коренных жителей. Послабления, которые давало ирландцам английское правительство…, осмотрительно сохранялись на уровне, обеспечивавшем соответствующие демографические перемены… приветствуемые лидерами английского общества и правительства: Смертность от голода и эмиграция… очистили земли от нерентабельных производителей и освободили место для более совершенного сельскохозяйственного предприятия”, – напоминал Ричард Рубинштейн. К 1850 г. эдинбургский профессор анатомии Роберт Нокс не только стал приписывать ирландцам целый ряд качеств, несовместимых с чертами среднего класса. Он “научно доказывал”, что “источник всех бед Ирландии кроется в расе, кельтской расе Ирландии… Следует силой изгнать эту расу с земель… они должны уйти. Этого требует безопасность Англии”. Ведь “человеческие качества зависят исключительно от расовой природы”» [59, с. 16].
Обратите внимание: доводы опирались на принятую политэкономию – голодная смерть и эмиграция ирландцев «очистили земли от нерентабельных производителей и освободили место для более совершенного сельскохозяйственного предприятия».
В отношении западного капитализма в представлениях основоположников марксизма был нюанс, важный для незападных народов. Они не имели права противоречить капитализму (его политэкономии) и создавать свой общественный строй. Это право получил пролетариат Запада, как народ-мессия. Именно в России возникла резкая полемика по этой теме (сначала с Бакуниным, затем с народниками, а потом и с Лениным). В советское время и сейчас эта тема предана забвению. Сегодня, в нынешнем состоянии международной и внутренней политики, надо вспомнить.
В 1920 г. один из основоположников концепции евразийства лингвист Н.С. Трубецкой писал в труде «Европа и человечество»: «Социализм, коммунизм, анархизм – все это “светлые идеалы грядущего высшего прогресса”, но только лишь тогда, когда их проповедует современный европеец. Когда же эти “идеалы” оказываются осуществленными в быте дикарей, они сейчас же обозначаются как проявление первобытной дикости» [160].
Его предвидение характера назревающей русской революции (как революции социалистической и совершаемой союзом рабочего класса и крестьянства) Маркс оценил как «ученический вздор». Он увидел в этом реакционную попытку низвести пролетарскую революцию в высокоразвитой Западной Европе на уровень «русских или славянских земледельческих и пастушеских народов»[48].
Стараясь доходчиво объяснить в ответе народнику Ткачеву (1875), почему крестьянская и общинная Россия обязана следовать по пути развития буржуазии с разделением народов по классовому признаку, Энгельс с иронией поясняет эту мысль таким образом: «У дикарей и полудикарей часто тоже нет никаких классовых различий, и через такое состояние прошел каждый народ. Восстанавливать его снова нам и в голову не может прийти» [161].
Вернемся к политэкономии, согласно которой должны были сложиться условия для пролетарской революции. Первым условием был глобальный характер господства капиталистического способа производства. Поступательное развитие капитализма перестанет быть прогрессивным только тогда, когда и капиталистический рынок, и пролетариат станут всемирными явлениями. Революция созреет тогда, когда полного развития достигнет частная собственность.
Смысл ясен: без полного развития частной собственности еще не все трудящиеся Земли станут пролетариями, а развитие капиталистических отношений и соответствующих им производительных сил еще не натолкнется на непреодолимые барьеры. А значит, еще не будет необходимости устранять порожденное частной собственностью отчуждение посредством революции.
Причиной, по которой могильщиком буржуазии должен стать пролетариат, была