Личный пилот Гитлера. Воспоминания обергруппенфюрера СС. 1939-1945 - Ганс Баур

Около часа ночи пришло сообщение с небольшой станции, расположенной вблизи польской границы. Самолет совершил вынужденную посадку и пришел в полную негодность, но фон Нейрат при этом не пострадал! За ним немедленно оправили несколько машин, и он прибыл на одной из них в ставку около четырех часов утра.

Рейхсминистр сообщил мне подробности. А на следующее утро на «Шторьхе» я полетел к месту аварии, где уже сержант рассказал мне обо всем случившемся. Самолет попал в бурю как раз на подлете к Варшаве и шел вдоль грозового фронта до тех пор, пока у него не кончилось горючее. Было уже темно, пилот ничего не мог разглядеть на земле. И вдруг он заметил небольшое озеро, поверхность которого в сгущающихся сумерках все еще отражала немного света. Около озера он заметил место, которое показалось ему подходящим для посадки, и, возможно, все бы закончилось хорошо, если бы это не было болото. Самолет слегка зацепился за березу, а затем начал погружаться в болото, разбив при этом шасси и сильно повредив крылья. Пассажиры, когда выбрались из самолета, начали вязнуть в трясине, но все-таки добрались до твердой поверхности. Где-то поблизости они нашли телефон и смогли связаться со ставкой. Все могло закончиться гораздо хуже, поскольку примерно в 100 метрах от места посадки возвышался небольшой холм высотой до 50 метров.

Я тут же просветил сержанта насчет полетов через грозовой фронт. Такие фронты обычно имеют в глубину от 15 до 20 километров. Летчик может выбрать не самый опасный участок или же, отследив направление фронта, развернуться к нему на 90 градусов и войти в него. 15 километров можно проскочить быстро, а далее будет простираться спокойная зона. Он бы прибыл в Растенбург без задержки. А вариант, который выбрал он, – самый неудачный из всех возможных.

После этого случая Гитлер отдал строгие распоряжения, чтобы в будущем к подобным полетам не допускали незнакомых летчиков.

Визит в Лапландию

Йодль должен был посетить Дитля в Рованиеми. Я полетел туда вместе с ним. Во время промежуточной остановки в Ревеле мы получили разрешение на полет в воздушном пространстве Финляндии. Маршрут до Хельсинки был строго расписан. Далее мы должны пролететь над городом, не совершая там посадку, и идти над лесами и озерами до Михели в окрестностях Выборга. Позиции финнов и русских в этом районе находились недалеко друг от друга. Меня уверили, что летное поле там, куда мы направляемся, вполне пригодно для посадки «Кондоров». Мы пролетели несколько сотен километров до Рованиеми, чтобы добраться до генерала Дитля. Военный аэродром располагался на гранитном основании. Йодль и я были сердечно встречены Дитлем, нас разместили в современном отеле, в котором в мирное время проживало много английских туристов, приезжавших в эти края на ловлю лосося. Сам Дитль жил в маленьком уютном финском домике, который подарил ему консул. В гостиной лежали большие медвежьи шкуры – охотничьи трофеи, добытые генералом. На стенах висел богатый набор оружия и рыболовных снастей. Дитль был солдатом, охотником и рыбаком.

Мы поужинали в деревянном бараке, приспособленном под столовую. Еду нам подавали члены «Лотта Сверд», финской женской молодежной организации, получившей известность далеко за пределами Финляндии. Когда с едой было покончено, Дитль разрешил закурить, отдав команду: «Можете курить!» Сразу после этого раздался страшный грохот, производимый деревянной колотушкой. Когда мы выразили свое удивление по этому поводу, Дитль объяснил: так дежурный офицер сообщает всем, что генерал разрешил курить. Если он этого не сделает, то заплатит штраф, который пойдет в фонд столовой. Отношения с подчиненными у Дитля поддерживались на чрезвычайно высоком уровне, и это произвело на нас сильное впечатление.

Тем же вечером (это был период летнего солнцестояния, когда день и ночь равны друг другу по продолжительности) я спросил у генерала Дитля, не сможет ли он одолжить мне свой спиннинг. Генерал ответил: «Баур, можешь рыбачить до полуночи. Позже рыба не клюет. Она опять начинает клевать примерно после трех или полчетвертого утра». Я просидел с удочкой до часа ночи, и оказалось, что он был прав. Рыба клевала до полуночи, а затем перестала. Я вернулся в столовую, где и продемонстрировал свой улов – пять щук. Дитль удивился, что я наловил так много рыбы за такое короткое время.

В Рованиеми мне также представилась возможность позвонить своему бывшему наблюдателю, с которым я вместе летал в годы Первой мировой войны. Он проживал на улице Ледяного Моря. Генерал фон Хенгль был крайне удивлен, услышав мой голос по телефону, и пригласил меня к себе в гости, но, к сожалению, я вынужден был отклонить его приглашение, поскольку мы отправлялись в обратный путь на следующий день рано утром. Я увидел много нового к тому времени, как мы вернулись в Растенбург.

«Послушаем, что хочет сказать фюрер!»

В ставку прибыл царь Борис. Когда я совершил посадку вместе с ним в Растенбурге, он сказал: «Послушаем, что хочет сказать фюрер!» В разговоре царь обычно говорил «наш фюрер». Когда через несколько дней я доставил его обратно в Софию, то провел там ночь, как у меня было заведено, в германском посольстве. На следующее утро я отправился в представительство «Люфтханзы», директор которого, герр Хаас, всегда радушно принимал меня в своем семейном кругу. Представительство «Люфтханзы» находилось всего в нескольких минутах от царского дворца.

В то утро я планировал вылететь обратно в одиннадцать часов, но не смог этого сделать, так как еще не поступил маршрутный лист для моего возвращения в Восточную Пруссию. Незадолго до предполагаемого времени вылета ко мне явился один из приближенных царя и пригласил посетить дворец. Когда я прибыл туда, то был немедленно принят царем. Он хотел показать мне город и представить своей семье. У меня еще оставалось свободное время, и я был рад его приглашению.

Царь сам сел за руль своего «мерседеса» мощностью 200 лошадиных сил, который ему подарил Гитлер. Я разместился рядом с ним, а шофер – на заднем сиденье. Ворота царского дворца распахнулись, и мы поехали в город. В течение получаса царь исполнял обязанности очень обаятельного гида. Он знал все обо всем. Несколько раз он говорил: «Это дом германского профессора. Здесь живет германский художник» или еще что-нибудь в этом роде. Я мог лично убедиться: люди приветствуют своего царя с большим воодушевлением. У меня сложилось впечатление, что подданные его обожают. Когда мы пролетали над горами, которые он знал очень хорошо, царь показывал мне несколько мест, которые он использовал в качестве тайных убежищ, когда дела в Софии начинали ему слишком докучать. Среди прочих дом пастуха, с которым царь делил его незамысловатую пищу и совершал длительные прогулки по горам.

К царской резиденции вела прекрасная дорога. Дворец, представлявший собой небольшой домик, стоял на краю громадного парка. Когда мы туда прибыли, царица и две их дочери, девяти и одиннадцати лет, находились в парке. Царь представил меня царице, дочери итальянского короля Эммануила. Высокая, изящная дама, хорошо говорившая по-немецки, произвела на меня сильное впечатление. Царь показал мне дворец, включая галерею с портретами его предков. Когда мы снова вышли в парк, он сказал: «А теперь я хочу показать вам свою игрушку!» Мы подошли к миниатюрной железнодорожной станции. Из распахнутых ворот показалась точная копия германского локомотива. Он управлялся с помощью электричества и имел длину 1,2 метра, высоту примерно 40 сантиметров и ездил по рельсам шириной 22 сантиметра. Он тянул за собой как грузовые, так и пассажирские вагоны. Длина рельс составляла более одного километра. Это была замечательная игрушка, которой царь радовался даже больше, чем его сын, поскольку очень увлекался техникой.

Царица не захотела лететь

Прогуливаясь по великолепному саду, где на земле лежало множество гниющих фруктов, я заметил царице: «Жаль, что они пропадают здесь без пользы, в то время как в Германии ощущается острая нехватка продовольствия». Одним из увлечений царя была его теплица, находившаяся на попечении садовника-немца. Царь Борис продержал бы меня всю ночь, чтобы только показать «Королеву Викторию», которая должна была расцвести. Как известно, этот экзотический цветок распускается после полуночи, а затем быстро увядает. Редкое зрелище! Там также росли растения-хищники и некоторые другие представители флоры, которые редко встречаются в наших широтах, их можно увидеть только в ботанических садах.

Во время этой экскурсии царь выразил одно пожелание. Он хотел показать своей семье Софию с высоты птичьего полета. Естественно, я не отказал его величеству в просьбе и пригласил совершить его этот полет со всеми членами его семьи. Царица, которая слышала наш разговор, немедленно отклонила это предложение: «Нет, нет! Я не хочу залезать в самолет и не даю своего разрешения на подобный полет сыну, который однажды станет твоим наследником!» Дети начали ее упрашивать. Они горели желанием заполучить на время самолет, на котором так часто летал их отец. Царь Борис просил жену разрешить детям хотя бы осмотреть самолет. Он отвел меня в сторону и сказал: «Мы скоро ее убедим, и она согласится на полет. Вам просто надо вовремя вставить нужное слово. Я уверен, что моя жена переменит свое мнение, когда увидит, насколько прекрасен самолет с виду».