Личный пилот Гитлера. Воспоминания обергруппенфюрера СС. 1939-1945 - Ганс Баур

Я был глубоко потрясен, когда узнал, что мой друг Шнебеле, который раньше также был летным капитаном в гражданской авиации, теперь лежит тяжело раненный в полевом госпитале. Капитан Шнебеле, служивший в окрестностях Бердичева, поехал на машине в деревню, где проживали немецкие переселенцы. Уже стемнело, когда он возвращался обратно, к тому же до шоссе ему предстояло ехать проселочными дорогами. Шнебеле, боясь заблудиться, попросил некоего хуторянина дать ему провожатого, который показал бы дорогу до шоссе. Хуторянин отправил с ним двух своих дочерей, которые сели в машину. Примерно в 2 километрах от села протекала речка, а проезд по мосту оказался перекрыт рухнувшим деревом. Шнебеле и его водитель вылезли из машины, чтобы устранить это препятствие. Тут раздались выстрелы партизан. Водителя убило, а Шнебеле рухнул на землю тяжело раненный. Одна из девочек получила смертельное ранение, а другая бросилась прочь с громкими криками. Немедленно о случившемся известили немецкое командование. Труп водителя и раненый Шнебеле были найдены раздетыми. Партизаны сняли с них одежду и сожгли автомобиль. Шнебеле умер на следующее утро. Позднее Гиммлер рассказывал мне, что командир партизанского отряда, который руководил нападением, был схвачен. У него с собой оказалось удостоверение Шнебеле.

Безоружный против русского

Гитлер провел лето 1942 года на Украине. За это время я доставлял фельдмаршала фон Клюге в Винницу, а затем обратно в Смоленск по крайней мере десять раз. Когда Гитлер приказывал мне отправляться за фельдмаршалом, он обычно говорил: «Баур, отправляйся за „умным Гансом“ из Смоленска!»

6-я армия достигла Сталинграда. Германские войска стояли на Кавказе. Подразделение горных стрелков водрузило германский флаг на Эльбрусе. В штабах царило приподнятое настроение, а генерал Йодль мне однажды сказал: «Баур, скоро мы будем в Тифлисе! Гитлер приказал мне лететь вместе с тобой в Тифлис и там обсудить планы дальнейших операций вместе с командирами воинских частей». Я был весьма доволен таким приказом, но ситуация стала развиваться несколько иначе.

Под Сталинградом возникли проблемы, и нам пришлось возвращаться в ставку фюрера «Вольфшанце» под Растенбургом. Мы получили приказ использовать самолеты для транспортировки раненых в тыл. В большинстве случаев для этой цели мы использовали четырехмоторные самолеты. Профессор Брандт, доктор, который сопровождал Гитлера, извещал по телефону или по телеграфу полевой госпиталь, чтобы там приготовились к приему пятидесяти, шестидесяти или даже восьмидесяти раненых. Это были тяжелораненые, те, чью жизнь можно было спасти, только быстро доставив в госпиталь. Часто среди них были люди, получившие ранения в горло, легкие или глаза. Каждый самолет сопровождала медсестра. Во время полетов на фронт мы доверху загружали самолеты одеялами и медикаментами, недостаток которых остро ощущался в полевых госпиталях. В Растенбурге был склад, забитый многими тысячами одеял.

Я очень хорошо запомнил один полет в Николаев. Когда мы там совершили посадку, раненые уже находились в аэропорту. Мы дозаправились, приняли их на борт, и я уже начал выруливать по взлетной полосе, когда охранник дал нам знак взлетать как можно быстрее. Через мгновение я увидел впереди себя брызги грязи, хотя и не было дождя. Я сразу же понял, что по мне стреляют сзади. Над аэродромом кружились русские самолеты, для которых громадный четырехмоторный личный «Кондор» Гитлера D-2600 выглядел очень заманчивой целью. Я немедленно прибавил обороты и оторвался от земли. Набрав необходимую высоту, я развернулся и полетел навстречу одному из русских самолетов. У моего «Кондора» не было никакого вооружения, а на борту находилось двадцать шесть раненых. Русский увидел, что я приближаюсь, и, вероятно, понял, что скорость у меня гораздо выше, поэтому предпочел со мной не связываться. Он отвалил вбок и исчез в облаках. Под собой я больше никого не видел. Мы были счастливы, что отделались только несколькими пулевыми отверстиями в крыльях.

Находившиеся на борту медсестра и доктор ухаживали за тяжелораненым, которого надо было доставить в Кёнигсберг. Оттуда его можно было быстро перевезти в один из германских госпиталей. Поскольку на борту находились солдаты с легочными ранениями, мы не могли подниматься слишком высоко. За год мы перевезли в Германию тысячи раненых. Во время других вылетов, когда, например, я доставлял на фронт командующих группами армий, обратно я забирал раненых или, если не было раненых, солдат, которые отправлялись в отпуск в Германию. И всегда старался доставить возвращавшихся из отпуска солдат поближе к фронту.

Когда я находился в заключении, один из фронтовиков выказал мне свою признательность. В Красногорске ко мне обратился бывший лейтенант: «Генерал, в свое время вы мне очень помогли. Я работаю на пошиве одежды и хочу в знак благодарности помочь вам. Нужно ли вам сшить что-нибудь?» Я в тот момент не мог сообразить, что же такое сделал для этого человека. Он объяснил мне, что находился в Пскове, когда я прилетел туда с генерал-фельдмаршалом Кюхлером. А этот лейтенант побывал в Демьянском котле и, вырвавшись из него, получил отпуск. Из многих других, которые хотели лететь вместе со мной, я выбрал именно его, самого чумазого, и взял с собой. Затем мы развлекали его в офицерской столовой и проследили за тем, чтобы он уехал на ночном курьерском поезде. Таким образом, он выиграл драгоценных сорок восемь часов. И вот теперь он выразил мне свою признательность, сшив для меня очень красивую шляпу, которую я носил до окончания срока заключения.

Неприятный полет в Югославию

В Югославии росла активность коммунистических партизан, что делало страну все менее безопасной. Я получил приказ забрать из Аграма Поглавника. Когда я уже собирался заходить на посадку, то обнаружил, что аэродром в руках партизан. Недалеко от Аграма находился маленький германский аэродром, и я полетел туда. Немцы в этих местах осмеливались передвигаться только большими группами и только в ближайших окрестностях аэродрома. Партизаны были повсюду. Мне пришлось долго ждать, пока, наконец, не появился Поглавник в сопровождении нескольких машин с установленными на них пулеметами.

Во время обратного полета из Растенбурга в Аграм я сделал промежуточную посадку в Вене. Там к нам присоединился эскорт из шести истребителей, которые должны были прикрывать нас над югославской территорией. Когда мы приземлились в Аграме, уже был вечер, и я отложил свой вылет до утра. Поглавник пригласил меня остановиться у него в резиденции. По дороге в город впереди нас ехали два грузовика с установленными на них пулеметами и два таких же грузовика ехали сзади. В тот день я был награжден высшим хорватским орденом, который добавил к своей коллекции наград Балканских стран. После этого мне еще неоднократно приходилось летать между Растенбургом и Аграмом.

Геринг забыл, что в ноябре и декабре бывают туманы

Теперь уже ни для кого не было секретом, что мы потеряли Сталинград. В городе, превращенном бомбардировками в руины, разыгралась драма, не имевшая аналогов в германской истории. Гитлер, одержимый навязчивой идеей перерезать «нефтяную артерию русских», то есть Волгу, по которой перевозилось 30 миллионов тонн топлива, приказал 6-й армии удерживать Сталинград до тех пор, пока не подойдут подкрепления. Тучи сгустились над Сталинградом, 6-я армия оказалась в огненной ловушке, из которой мы так и не смогли ее вызволить. То была настоящая трагедия. Приближение катастрофы ощущалось во всей Германии. Мир с затаенным дыханием следил за происходящим, ожидая исхода битвы, разворачивавшейся на берегах Волги, битвы за развалины города, которому Сталин дал свое имя. Германские дивизии истекали кровью среди руин тракторного завода или же под свинцовым дождем в степи.

Даже в ставке царила мрачная атмосфера. Гитлер сказал однажды, что он спросил Геринга, сможет ли тот обеспечить войска в Сталинграде всем необходимым с воздуха. Для этого требовалось поставлять ежедневно 200 тонн грузов. Геринг счел это вполне возможным и дал положительный ответ. Однако он, очевидно, упустил из виду то обстоятельство, что в ноябре и декабре туман становится немаловажным фактором. Из-за того что интервалы между посадками самолетов были очень короткими, при тумане участились аварийные ситуации. Появилась другая опасность: наши самолеты часто приземлялись на аэродромах противника. От предателей русские получили в свое распоряжение систему опознавательных кодов. Радистам на германских самолетах при плохой видимости приходилось полагаться на пеленги с земли. Если радиопередатчик русских передавал соответствующий сигнал, самолет садился на их аэродроме. В условиях густого тумана летчик никогда не мог точно знать, где он приземлился, до тех пор пока не выруливал в парковочную зону, а тогда уже, во многих случаях, поздно было что-либо предпринимать.