Личный пилот Гитлера. Воспоминания обергруппенфюрера СС. 1939-1945 - Ганс Баур

Тем не менее мы были счастливы. Если бы самолет проехал большее расстояние в Растенбурге, вполне возможно, что колесо могло бы загореться еще перед вылетом. Ничего не подозревая, я убрал бы посадочное шасси, и горящее колесо оказалось бы прямо под двигателем, в опасной близости от нескольких тысяч литров бензина, постоянно обдуваемое струей свежего воздуха. Большое колесо продолжало бы гореть, и взрыв, который наверняка оторвал бы левое крыло, был бы неизбежен. Впоследствии от подобных происшествий мы старались предохраняться тем, что установили бронзовые колпачки, которые не так легко воспламеняются, как колпачки из алюминия. Поскольку мы прилетели только на одном «Кондоре», то отложили возвращение в Растенбург на один день, чтобы отремонтировать тормоза.

Когда позднее мы смотрели кадры кинохроники, запечатлевшие нашу посадку в Михели, то поняли, что мы рулили в парковочную зону уже с горящим колесом. Гитлер спросил меня, как такое могло случиться, но я просто сказал ему, что колесо загорелось из-за трения, утаив истинную причину, и он не придал всему этому происшествию большого значения.

Дитль погибает в авиационной катастрофе в Альпах

В годы войны создали множество метеорологических станций. Прогнозы этих «погодных докторов» были не очень точными. Многие из молодых, наспех обученных метеорологов делали так называемые «гибкие прогнозы», так что обычно любой мог найти в них именно то, что хотел. Поскольку мы часто летали в сложных условиях, на громадные расстояния, а пункты назначения часто менялись, я потребовал, чтобы у нас были свои метеорологи, которые должны сопровождать меня во всех полетах, создавая погодные карты и давая собственные прогнозы.

Лейтенант военно-воздушных сил, который прилетел вместе с Дитлем в Оберзальцберг, а затем должен был доставить генерала в Грац, обратился к нашим метеорологам, попросив у них совета. Он привык летать по равнинной местности, и у него не было опыта в горах, поэтому его смущала задача доставить генерала Дитля по прямому маршруту из Зальцбурга в Грац. В тот день стояла погода такого типа, которую мы называем «черезполосной» или «мозаичной». По всему маршруту полета шли сильные ливни, чередовавшиеся с зонами ясной погоды, проходя которые летчик мог видеть землю. Наш метеоролог посоветовал пилоту лететь не самым коротким путем, а вдоль кромки Альп в Вену, а затем направиться вдоль Альп на юг. Тогда, чтобы добраться до Граца, ему придется пролететь всего лишь над одной невысокой горной вершиной.

Когда генерал Дитль прибыл в аэропорт, метеорологи и ему предложили сделать этот небольшой крюк. Генерал благополучно прибыл на проходившее в Граце совещание. Оттуда он должен был на следующий день лететь в Финляндию. В тот день нижний предел облачного слоя лежал на высоте 600 метров, а верхний достигал от 1800 до 2000 метров. Сотрудники метеорологической станции в Граце опять предложили летчику не идти над горами, а лететь на восток до Вены над равнинной местностью. Когда это услышал Дитль, он сказал: «Нет, мы не полетим над равниной. Облака стоят на высоте 600 метров над землей. Я хорошо знаю этот район, и я счастлив снова оказаться в своих родных горах. Я хочу посмотреть на них с высоты еще раз. В Финляндии нет гор. Из Граца мы полетим по ущелью, которое тянется до Юденбурга. Оттуда мы полетим вдоль Земмерингской дороги, которая ведет к Мюрцушлагу, а оттуда в сторону Вены».

Лейтенант полетел тем маршрутом, который выбрал Дитль, причем тот лично указывал ему путь. Они полетели в направлении Юденбурга и достигли Земмерингской дороги. На участке от Мюрцушлага до Земмеринга рельеф местности становится гористым. Они вынуждены были идти на очень низкой высоте, а горы стояли стеной прямо перед ними. Вершины и перевалы растворились в туманной дымке, которая становилась все плотнее и плотнее, а также в облаках. Ju-52 уже пролетел над несколькими перевалами. Лейтенант рискнул набрать высоту, и «Юнкерс» утонул в облаках. В последний момент, сделав разворот на 180 градусов, летчик попытался избежать столкновения с горой, но крылья уже зацепились за деревья. Самолет разбился, погибли все пассажиры и члены экипажа, находившиеся на борту.

Гитлер спросил меня, почему летчик не пробился вверх сквозь облачный слой. Я ответил, что, без сомнения, если бы мне Дитль выказал желание полюбоваться на горы, я бы полетел от Граца в восточном направлении, где нет особых препятствий. Затем я пробился бы сквозь облачный слой, верхний предел которого находился на высоте 1800–2000 метров, и полетел бы в сторону Хохе-Тауэрна через Гросглокнер и Гросвенедигер. В таком случае я видел бы любую горную вершину, которая возвышается более чем на 2 тысячи метров. Дитль насладился бы видом гор, а мы добрались бы до пункта назначения в целости и сохранности. Тем не менее Гитлер хотел знать, была ли возможность благополучно пролететь над Земмерингом, и я вынужден был ответить, что это крайне сложно для летчика, который незнаком с этим районом. Надо постоянно вертеть головой влево и вправо, чтобы избежать препятствий. Когда летишь вслепую, то никогда точно не знаешь, находишься ли в данный момент в ущелье или над горой, и, пребывая в постоянном напряжении, даже не имеешь времени взглянуть на карту. В такой ситуации лучше всего полететь вкруговую, над широким ущельем в районе Юденбурга подняться выше облачного слоя и направиться на восток или на запад, где не было никаких препятствий.

Под огнем германской зенитной артиллерии

В марте 1944 года я доставил царя Бориса в Софию и возвращался обратно из болгарской столицы в Мюнхен. Возле Белграда мы получили приказ пойти на посадку, поскольку в этом районе находились соединения американских тяжелых бомбардировщиков, которых сопровождали истребители. Подобные предупреждения вполне оправданны, поскольку уже было сбито несколько самолетов «Люфтханзы», выполнявших обычные гражданские рейсы. У нас не было на борту пассажиров, поэтому я решил не садиться, а остаться в воздухе. Я предупредил пулеметчиков, чтобы они зорко смотрели по сторонам. Мы попросили Белград и Грац время от времени сообщать нам о местонахождении вражеских самолетов.

Мы долетели до Граца, не встретив ни единой вражеской машины. Однако, уже находясь в десяти минутах полета от Граца, мы получили радиосообщение, что большая группа вражеских самолетов прошла над Удине и полетела в сторону Граца. На всем участке пути до Граца небо было чистым, но на границе с Альпами, примерно на высоте от 4000 до 5500 метров, стояла густая облачность. Я летел на высоте 3800 метров. Мы только прошли Грац, как внезапно прямо над нами появилась армада из нескольких сотен американских бомбардировщиков, сопровождаемых истребителями. Группа находилась примерно на 1500 метров выше меня. Зенитные батареи, расположенные в Граце, немедленно открыли огонь. Я изменил курс и направился в северо-западном направлении.

Самолеты, летевшие выше меня, сбросили бомбы на Грац. Многочисленные истребители пока еще не заметили нас, но это могло произойти в любой момент. Я летел как раз над нижней кромкой облачного слоя и старался как можно дальше уйти от этого места, пока с нами ничего не случилось. Направившись в сторону Айзенберга, я пролетел над металлургическим заводом «Леобен». И снова мы попали под сильный огонь зенитной артиллерии. Взрывы раздавались кучно, на той же самой высоте, на которой были мы, но примерно в 50 метрах впереди. Пропеллеры своими лопастями разгоняли маленькие, но такие враждебные облачка дыма. Бортинженер Цинтль решил дать опознавательные сигналы. Он зарядил патроны в сигнальный пистолет, однако тот не выстрелил. Как мы позднее выяснили, по той причине, что патроны были покрыты тонким слоем лака; бесцветный лак обтерся о стенки ствола, забился в него, и стрелять из пистолета стало невозможно. Приходилось продолжать полет без опознавательных сигналов.

Взрывы кучно ложились вокруг нас, залп за залпом. Пулеметчики, сидевшие рядом с амбразурами, кричали: «Черт возьми, они стреляют хорошо!» Прозрачная стенка амбразуры была разбита, крылья получили многочисленные пробоины, а из поврежденного бака хлестал бензин. Что делать? Я пытался уйти из зоны обстрела как можно быстрее. Когда наш радист понял, что подать опознавательные сигналы не удастся, он начал передавать сигналы SOS в Мюнхен, сообщая о том, что мы попали под сильный огонь германской зенитной артиллерии в окрестностях металлургического завода «Леобен». В Мюнхене эти сообщения вызвали сильную тревогу, но все прекратилось в течение пяти минут. Самолет был не сильно поврежден и вполне управляем. В Мюнхене ремонтные работы заняли два дня.

Гитлер расспрашивал меня об этом происшествии спустя несколько недель. Он спросил меня, почему я не подал жалобу против командира зенитного подразделения. Я объяснил ему особенности ситуации над заводом «Леобен». Дело в том, что на высоте 4 тысячи метров силуэт нашего самолета напоминал силуэт американского самолета, а сами мы не могли подать опознавательные сигналы. Я добавил, что зенитчиков можно только похвалить за хорошую стрельбу. Если бы они стреляли по группе самолетов, то почти наверняка в кого-нибудь бы попали. Если бы они нас все-таки сбили, то осмотр обломков нашего самолета вызвал бы у них большое разочарование. Во-первых, потому, что это был самолет фюрера, а во-вторых, потому, что у нас на борту не было никакого груза, не считая нескольких корзинок со шпинатом, купленным на рынке в Софии. Мы подробно разобрались в вопросе о сигнальных пистолетах и патронах к ним и в конце концов остановились на сигнальных пистолетах, встроенных в качестве вспомогательной системы в сам самолет, на тот случай, если бы опять возникла необходимость подать опознавательные сигналы.