Ароматы кофе - Энтони Капелла

Глава пятьдесят седьмая

«Резкий» — первые вкусовые ощущения, указывающие на наличие горьких на вкус составляющих.

Тахомен притаился, засев среди деревьев. Полосы влажной земли на его груди и плечах в точности повторяли рисунок света и тени, выплескиваемый вниз с крон деревьев, делая Тахомена почти невидимым. Пальцы слегка сжимали рукоять топора. Голова была измазана грязью, чтобы солнечный луч на металле украшений не выдал его. Топорище наполовину срезано ножом, и теперь топором можно было не только рубить дерево, его стало легко кидать.

Он ждал уже три часа неподалеку от того места, где леопард напал на массу Крэннаха. Может, леопард испугался, и его уже тут нет, хотя Тахомен так не думал. Насекомые садились ему на кожу; грязь на руках, засыхая, коробилась и зудела. Гонголапо, гигантская оранжевая многоножка, проползла по сучку, скатилась ему на ногу, потом, свернувшись кольцами, упала на подстилку из опавших листьев, покрывавшую дно леса; там и скрылась.

Отвлекшись на мгновение, Тахомен поднял взгляд. В двадцати футах впереди тень между деревьев бело-розово вспыхнула, — леопард зевнул, выставляя острые зубы.

Тахомен усилием воли заставил себя не обомлеть от страха, хотя пальцы непроизвольно сжали рукоять топора. Он мог поклясться, что не издал ни звука, но леопард все-таки вскинул голову и повел ноздрями.

Он был слишком далеко, бросать топор было рискованно. Бесконечные мгновения выжидали оба.

Но вот леопард поднялся, осторожно двинулся, пробиваясь сквозь ветви и молодую поросль. Его шкура в зеленом свете леса отливала огненным янтарем. Тахомен удержался, чтобы не шевельнуться. Теперь между ним и леопардом было не более десяти футов. Еще пара футов, и он метнет топор.

Леопард негромко мяукнул. Откуда-то из-за его спины выкатились двое щенков, каждый не больше зайца. Едва подбежали к матери, один тотчас поднырнул ей под брюхо и стал сосать; другой, посмелее, скакнул за пролетающей голубой бабочкой, хватая ее увесистой лапой.

Так вот почему этот леопард набросился на массу Крэннаха. Тахомен еще тогда заподозрил такое, а тут убедился окончательно. Мать защищала своих детенышей, не мстила за самца.

Теперь леопард перевалился на бок, шугнув щенка, которому хотелось сосать. Тогда тот принялся следить за братом, копируя его движения, и, разинув пасть, стал прыгать за бабочкой. Щелчок попал в цель: явно обескураженно щенок застыл с бабочкой в зубах. На миг мелькнул ярко-голубой язык, пасть распахнулась, и бабочка, вихляя, точно пьяная, улетела прочь.

Тахомен обнаружил, что думает о Кику, об их малышах, умерших в младенчестве. Интересно, где в лесу нашли приют их духи.

Мать издала очередное урчанье, и группа леопардов двинулась в глубь леса. Они прошли в нескольких футах от Тахомена, мать по-прежнему была слишком поглощена своими детенышами и его не заметила.

Если метать, сказал он себе, только сейчас.

Когда звери ушли, Тахомен поднялся во весь рост. Ноги и руки у него затекли от долгого сидения на корточках. Вот и еще один знак, отметил он про себя с горечью, что он уже не так молод, как прежде. Возможно, это был его последний шанс убить леопарда.

Возвращаясь назад в деревню, он снял с шеи ожерелье, на котором были подвешены яйца и глаза массы Крэннаха, и забросил его далеко в чащу. Теперь ему уже ни к чему было их джу-джу.

Подходя к деревне, Тахомен услышал странные звуки. Похоже, они доносились из самой гущи терновника. Рукоятью топора Тахомен осторожно раздвинул кусты и заглянул внутрь.

Масса Уоллис лежал прямо в гуще переплетенных колючих зарослей. Его одежда была грязна и изорвана, в спутанных волосах застряла сорная трава, и Тахомену показалось, будто он воет.

Тахомен пробился сквозь заросли и вытащил массу Уоллиса наружу. Но было ясно, что дело куда серьезней, чем простое невезение провалиться в колючки. Масса Уоллис смотрел невидящими глазами, стонал и бормотал что-то бессвязное.

Засунув за пояс топор, Тахомен подхватил белого человека под руки и помог ему дотащиться до деревни.

Глава пятьдесят восьмая

«Нежный» — при первом глотке характеризуется едва уловимым, приятно ласкающим ощущением чуть дальше кончика языка.

Артур встречается с Сэмюэлем Пинкером в своем клубе. Они обсуждают некоторые интересующие обоих вопросы. Возникновение Независимой Рабочей партии и что это может означать для двух традиционно существующих. Далее — война в Южной Африке и что в последнее время преобладает в заголовках газет: какое воздействие может оказать это событие на империю?

Все чаще и чаще Линкер задумывается над мировыми проблемами. Производители мыла «Санлайт» братья Левер доказали, что можно продавать произведенный в Британии продукт за границу. Более того, их продукт даже изготовляется за границей на дочерних фабриках в Канаде и Бразилии! Почему бы фирме «Кастл» не последовать их примеру? В конце концов, голландцы и французы употребляют кофе даже больше, чем британцы, и, выходит, что этикетка «Кастл» фирмы Линкера воплощает некий универсальный смысл. Пинкер изучил новую стратегию Леверов: тут открывается фабрика, там возводится производственное предприятие; расходы, по возможности, общие, но всегда неизменный контроль. Это явный прорыв, он уверен в этом. Подобно тому, как в последние годы различные государства создают между собой альянсы во внешней политике, так и торговые компании этих же государств должны смыкаться похожим путем.

Трудность, разумеется, есть, — и она политического свойства. Некоторые газеты утверждают, что эти торговые союзы не так хороши для потребителя, — что они лишь немногим лучше, чем картели. Разумеется, это ерунда: как можно не увидеть громадной разницы между, с одной стороны, двумя компаниями, договаривающимися не поощрять конкуренцию в отдельных областях, и, с другой, неким кофейным синдикатом, в котором небольшая группка сановников, государственных деятелей и богатых владельцев плантаций сговаривается не предоставлять вышеназванным компаниям сырье. Пинкер убежден, что свободная торговля победит, но дело следует поставить на правильные рельсы и довести до слуха членов правительства… Словом, у них с Артуром Брюэром есть о чем потолковать.

Но вот беседа закончена, они сидят, попыхивая сигарами и пригубливая свои стаканы. Но Пинкер улавливает некоторую нервозность в молодом человеке.

— Мистер Пинкер, — говорит Артур.

— Прошу, просто Сэмюэл!

— Сэмюэл… Мне бы хотелось кое о чем вас спросить.

Пинкер зажатой между пальцами сигарой изображает подбадривающий жест.

— Это касательно Эмили, — говорит Артур, смущенно улыбаясь.

Глаза у Линкера суживаются, но он не произносит ни слова.

— Разумеется, я ей ничего такого не говорил, да и не скажу, если на то не будет вашего согласия. Но мне кажется, у нас с ней много общих интересов, она такой замечательный в общении человек; и это я отношу, если позволите, за счет того, какое вы дали ей воспитание и образование.

Пинкер удивленно вздымает брови.

— Я хотел бы спросить у вас, позволено ли будет мне общаться с ней чуть теснее, — поясняет Артур.

— Позволено ли? — переспрашивает Пинкер, подобно огнедышащему дракону исторгая из себя сигарный дым. — Позволено ли? Вы спрашиваете моего согласия на то, чтобы ухаживать за моей дочерью?

Напрягшись, Артур кивает:

— Именно так.

Внезапно Пинкер расплывается в улыбке:

— Дорогой мой, я-то надеялся, что вы уже давно этим занимаетесь!

Глава пятьдесят девятая

«Горьковатость» — этот привкус считается желательным лишь до определенной степени.

Наконец пришла пора дождей; шквал серых вод грянул с небес, как будто с вершины гигантского водопада.

Между тем жители деревни обсуждали, как поступить с массой Уоллисом. В этих беседах тамилы участия почти не принимали. Теперь, когда ферма лишилась крепкого хозяина, когда они уже не были уверены, что им заплатят, тамилы по одиночке, по двое исчезали в джунглях, отправляясь на поиски других плантаций и работы.

Вода проникла в рабочие постройки, так что жителям деревни пришлось их разобрать и использовать дерево для постройки округлых хижин с соломенными крышами, которые, по их опыту, воду не пропускают. От дождя размякла земля, поэтому люди выкопали некоторые зараженные растения и взамен посадили батат и маис. В джунглях и так растет много кофе, да и одним кофе сыт не будешь.