Ароматы кофе - Энтони Капелла

Тахомен останавливается передо мной.

— Масса, иди домой, — говорит он.

С важным видом он опускает две монеты, два талера,[53] на землю у моих ног. Затем отходит чуть в сторону, опускается на корточки: смотрит.

Кику произносит что-то на языке галла. И также кладет две монеты у моих ног.

Алайа улыбается мне и подает мне один талер. Идущий следом тоже, потом другой… У кого денег нет, кладут зеркальце или стеклянные бусы или какой-либо иной пустячок, выданный им некогда Гектором или мною. Престарелый господин, порывшись в набедренной перевязи, вынимает наполовину выкуренную сигару, добавляет в общую кучу. Те, у кого вообще нет ничего, опускают одну-две пригоршни кофейных зерен.

Со стороны может показаться, они воздают мне дань: я восседаю на складном стуле, как король на троне, а жители, каждый по очереди подходя, выражают мне свое почтение. Но это я воздаю дань их щедрости; это я, сложив руки вместе, кланяюсь каждому, кто подходит, слезы текут у меня из глаз, и я повторяю, повторяю: Галатооми. Галатооми.

Благодарю.

На следующий день Джимо, Кума и я грузим мое скудное имущество на мула. Я беру только то, что смогу продать в Хараре, остальное оставляю жителям деревни. Возможно, еще и по сей день где-то в высоких горах Африки существует некая деревня, жители которой с радостью пользуются сифоном для газирования воды, деревянным сиденьем для туалета, выпуском «Желтой книги» за апрель 1897 года, треснувшей кофейной чашкой «Веджвуд», дюжиной пишущих машинок «Ремингтон» и прочими элементами цивилизации.

Последнее, на что я натыкаюсь, — увесистый ящик красного дерева, содержащий некоторое количество стеклянных пробирок с ароматами, и брошюрку, озаглавленную «Метод Уоллиса-Пинкера для выявления и классификации всевозможных ароматов кофе. С приложениями, схемами дегустации и иллюстрациями, Лондон, 1897 г.». Ящик слишком тяжел, чтоб взваливать на мула, и совершенно бесполезен, но все же я не без удовольствия отмечаю, что как пробы, так и книжечка, вопреки предсказаниям Гектора, выдержали испытание изнурительным тропическим зноем.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Молоко

Глава шестьдесят четвертая

«Послевкусие» — ощущение при вдыхании паров свежезаваренного кофе, остающееся во рту после глотка, которое варьируется от угольного до шоколадного, пряного, смолистого привкуса.

— Говорят, цена на кофе скоро удвоится по сравнению с предыдущим годом, — сказал Артур Брюэр, переводя взгляд с газеты на жену. — Выясняется, что нью-йоркские инвесторы, игравшие на понижение, бросаются с крыши небоскреба, только бы не выплачивать долги.

— Ты так говоришь, будто самоубийство — средство экономии, — резко сказала Эмили, отпихнув яичницу к краю тарелки и опуская на стол вилку с ножом. — Очевидно, эти несчастные не видели для себя иного выхода.

Артур хмурится. Он, собственно, не собирался затевать разговор на темы дня, а лишь мимолетной фразой заполнить молчание, царившее за завтраком. Ему главным образом хотелось показать, что чтение газеты отнюдь не проявление невнимания к жене — наоборот; он считал, что это должно было выглядеть так, будто он читает газету не только для себя, выделяя наиболее интересные для жены места. Выражение немого упрека, которое он читал в ее глазах каждый раз, когда утром во время завтрака брался за «Таймс», этот ее взгляд, сделавшийся уже привычным, был, конечно же, несправедлив. И еще то, как она нарочито кашляла, когда он закуривал трубку…

Артур возобновил чтение газеты, выискивая что-нибудь, чтобы поменять тему.

— Кажется, предпринимаются шаги, чтобы перенести останки Оскара Уайльда на кладбище Пер-Лашез. Поговаривают даже о сборе средств на создание некоего мемориала.

— Несчастный человек. Как это отвратительно, что его отправили в тюрьму. Ведь его проступок состоял лишь в том…

— Дорогая, — мягко прервал ее Артур, — pas devant les domestique.[54]

Он кивнул на младшую горничную Энни, прибиравшую на буфете.

Ему показалось, что Эмили едва заметно вздохнула, но вспух она ничего не произнесла. Артур отпил чай и перевернул страницу газеты.

Звякнул дверной колокольчик, и прислуга пошла открывать дверь. Оба супруга, не подавая вида, с любопытством прислушивались: кто бы это мог быть.

— Доктор Мейхьюз ожидает в гостиной, — объявила Энни.

Артур тотчас вскочил, утирая губы салфеткой.

— Сначала я пойду и объясню ему суть дела, — сказал он.

Он не добавил «с глазу на глаз», но было ясно, именно это он имел в виду.

— Не подождешь ли ты здесь, дорогая, а я пришлю за тобой Энни, когда доктор будет готов с тобой побеседовать.

Эмили ждала. Время от времени мужские голоса доносились до нее из соседней гостиной, но приглушенно, слов разобрать она не могла. Да это ей и не было важно. Она знала, о чем пойдет разговор.

Эмили подпила себе еще кофе. Чашки «Веджвуд» были свадебным подарком отца. Правда, кофе был не от Пинкера. С тех пор, как «Кастл» начали так назойливо рекламировать для среднего класса, он уже не считался приемлемым в домах вроде дома Артура. Собственно, тот кофе, что покупал Артур, — вернее, его экономка покупала этот кофе для него, — был ненамного лучше: дешевый бразильский, выдававшийся за купаж сортов «ява». Правда Эмили, шаг за шагом выигрывая свои битвы, не сочла еще, что пришла пора заняться вопросом честности экономки.

— Мы женаты уже почти два года, — начал Артур. — Но она… — Он осекся. — Мне трудно об этом говорить.

Доктор Мейхьюз, худощавый мужчина лет пятидесяти с небольшим, произнес:

— Можете быть уверены, вы не поведаете мне ничего такого, чего бы я не слышал уже много раз.

— Да, да, конечно… — И все же Артур еще колебался. — После нашей женитьбы мою жену как будто подменили. Весь медовый месяц все было восхитительно, но потом в ней все более и более стало проявляться… упрямство. Сварливость даже, я бы сказал, и какая-то безапелляционность. Она часто раздражается. Она презирает всякие ограничения в супружеской жизни — впрочем, наверное, это естественно; такая большая перемена после свободы, которой она наслаждалась прежде. Отец, на мой взгляд, избаловал ее. Характер у нее всегда был горяч — но не это меня смущает. Именно нынешнее ее состояние: то она целый час молчит, потом вдруг начинает говорить без умолку, даже слова вставить нельзя. И это не обычные женские разговоры: она рассуждает о радикальных идеях, о политике, прямо с фанатической страстью какого-нибудь санкюлота. Порой произносит просто откровенный вздор.

Артур замолкает, чувствуя, что, возможно, смешал в кучу медицинские симптомы с собственным недовольством. Однако мистер Мейхьюз с серьезным видом кивает.

— Имеет ли место супружеская несовместимость? — деликатно спрашивает он.

— Вообще-то, конечно… Ах! — Артур наконец понимает, о чем именно спрашивает доктор Мейхьюз и заливается краской. — Во время медового месяца нет. После — да.

— Избыток эротизма?

— Иногда, да.

— И в такие моменты бывает ли она ненасытна?

— Прошу вас, доктор! Речь вдет о моей жене.

— Разумеется, но я должен знать все подробности.

Артур нехотя кивает:

— Иногда, да. Шокирующе ненасытна.

— А становится ли она спокойней после акта? Я имею в виду состояние ее ума.

— Да, в основном, да. Хотя такое случается и когда она крайне раздражена. — Артур кашляет. — Но есть и еще одно обстоятельство. При вступлении в брак моя жена не была девственницей.

— Вы убеждены? — вскидывает брови доктор.

— Да, я оказался в некоторой растерянности. Все задавал себе вопрос, не может ли это обстоятельство иметь отношение к нынешнему ее состоянию. Что если сказывается ее прошлый малоприятный опыт?

— Такое вполне возможно. Страдает ли она от нервной слабости или переутомления?

— Думаю, что временами, да.

— Вы предполагали когда-либо в ней истерию? — тихо спрашивает доктор.

— Она никогда не издает истошных криков, не падает при людях в обморок и не выбегает на улицу в нижнем белье, если это вы имеете в виду.

Доктор Мейхьюз качает головой:

— «Истерия» — это диагноз, а не описание подобного рода поведения. Оно предполагает заболевание, исходящее из женских органов — отсюда и сам термин: hystera — по-гречески «матка». Существует несколько степеней истерии, так же, как есть разные степени тяжести таких заболеваний, как инфлюэнца, проказа или какое-либо другое.

— И вы считаете, что здесь проблема именно в истерии?

— Исходя из вашего рассказа, я почти в этом убежден. Не злоупотребляет ли она кофе?