Все темные создания (ЛП) - Гальего Паула
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это кажется невозможным.
Нереальным.
Я вижу свет рядом со мной и замечаю руки Авроры, держащие маленький фонарик, который она растягивает, пока Нирида поджигает его в центре. Я не свожу глаз с её рук, пока они отправляют его в ночное небо, и затем ищу другие руки, другие фонарики.
Мы — сотни людей, делящихся мгновением, которое я не до конца понимаю, но которое, кажется, не требует объяснений.
Здесь, наверху, всё приобретает смысл. Я теряюсь в этих огнях, в необъятности ночи, которая теперь кажется менее тёмной, и одновременно чувствую себя и маленькой, и великой; как крошечный, но необходимый мазок в идеальной картине золотистых и сияющих тонов.
Это то, что я видела с королевского дворца в Эрее: три блуждающих огонька; три огонька, которые казались жалкими.
Если бы герцоги увидели это, если бы короли осознали силу, которую они имеют… Я не могу удержаться от удовлетворённой улыбки, представляя их лица, их страх.
Не знаю, что заставляет меня повернуться, что может отвлечь от этого зрелища, от истинной церемонии Оцайла, но я отвожу взгляд от неба и смотрю на него.
Кириан наблюдает за мной. Небо взорвалось золотыми звёздами, но он смотрит на меня.
Взгляд его голубых глаз перехватывает дыхание. Они блестят, и по какой-то причине это задевает во мне струну, которую не смогло затронуть даже это впечатляющее зрелище долины.
Он быстро проводит пальцами по глазам, и поднимает голову. Всё случилось так быстро, что я задаюсь вопросом, плакал ли он на самом деле, были ли это слёзы в его глазах. Его дыхание превращается в пар на холодном рассвете, и я перестаю задавать себе вопросы, просто поддаюсь чувствам.
Ночь. Темнота. Сотни огней, танцующих в пламени.
Обратный путь домой проходит в тишине.
Нирида смотрит на меня так, будто не может поверить, что я не задаю вопросов.
Я же тщательно выбираю те, которые хочу задать.
Я разрываю молчание, когда мы поднимаемся по ступеням главного входа. Экономка открывает нам дверь, впуская в тёплый дом, где чувствуется жар очага.
— Зачем проводится эта церемония? — спрашиваю я.
— Раньше она служила, чтобы осветить ночь перед Гауэко, властелином тьмы, и таким образом показать ему, что мы его не боимся.
— А теперь? — уточняю я.
— Всё ещё, чтобы показать, что мы не боимся.
Но уже не перед языческим существом, я понимаю. Теперь это символ сопротивления против Львов.
— Как они делают так, чтобы Львы не видели это? — продолжаю я.
— Фонарики редко долетают до дворца в Эрее, — отвечает Кириан.
— Сколько людей…? — Мне трудно закончить, его рука на моей спине, пока он ведёт меня внутрь, отвлекает меня тёплым прикосновением. — Сколько людей там было?
Я замечаю слабую улыбку.
— Очень много.
— Откуда вы знаете, что никто из этих людей не выдаст вас?
— Мы не знаем, — отвечает он.
Он чуть сильнее толкает меня внутрь, где Нирида и Аврора уже снимают свои накидки, передавая их служанке.
— Разве стражники в этой зоне не видят фонарики?
— Я бы сказал, что они, наверное, хотя бы раз но видели их, — отвечает он, небрежно.
— И как…?
— Лира, — прерывает он меня. — Уже поздно, все спят. Как насчёт того, чтобы поговорить завтра?
Нирида прощается простым жестом, а Аврора некоторое время смотрит на меня, прежде чем подняться по лестнице и исчезнуть.
Аврора.
У меня тоже есть вопросы о ней.
Экономка и служанка ждут, вдруг нам что-то ещё понадобится.
Я даже не знаю, который час, но, должно быть, уже поздно.
Я киваю, стараясь успокоиться и постепенно вернуться к своей роли. Даже если это даёт мне ценную информацию, я не могу забыть, какую маску ношу. Лира не стала бы задавать такие вопросы, особенно в присутствии других.
Поэтому я позволяю Кириану попрощаться и иду в свои покои.
Первое, что я делаю — подхожу к окну и ищу фонарики, но это крыло дома выходит на другую сторону.
Я задаюсь вопросом, пока готовлю себе ванну, которую собиралась принять до этого, сколько раз они собирались среди ночи; сколько ночей в этом месяце озарятся этими огнями в небе.
И хотя я не хочу этого, когда погружаюсь в горячую воду и закрываю глаза, снова вижу образы тех женщин, лишённых лиц и голосов, умирающих перед толпой в молчаливых муках.
Сегодня я вышла из своей роли, и это опасно, потому что я даже не знаю, куда меня это ведёт. Всю жизнь я готовилась к тому, чтобы заменить Лиру, чтобы добросовестно выполнить свою миссию. Её решения были моими, её мысли — тоже. Пространство, которое принадлежало мне самой, почти не существовало; я позаботилась о том, чтобы в последние годы перед тем, как меня выбрали, так и было.
А сегодня я нырнула в это крошечное пространство; нырнула так глубоко, что обнаружила другие границы, другие линии, проложившие неизведанные пути, землю более обширную, чем должно быть…
Я не знаю, кто сегодня встал на ноги в театре.
Я не знаю, кто сказал, что это казнь — варварство.
Я прекрасно понимаю, как Львы завоёвывают территории. Знаю, сколько людей они убили, и знаю, как они обеспечивают отсутствие магии.
Однако видеть это так было слишком.
Ошибка в расчётах. Я переоценила свою сдержанность. И этого больше не повторится.
Ночь проходит так, что я не могу заснуть больше чем на мгновения, с беспокойными кошмарами, в которых ужас смешивается с золотыми и мерцающими огнями.
До рассвета я уже на ногах.
Я закутываюсь в шёлковый халат тёмных и пурпурных оттенков, не надевая ничего более тёплого, чтобы защититься от холода, и не утруждаю себя обувью, прежде чем на цыпочках направиться к комнате Кириана, замерзая в пути, и тихо постучать в дверь.
Сначала он меня не слышит, и мне приходится повторить, с сердцем в горле, размышляя, что скажу, если сейчас откроется какая-то из дверей в коридоре или если какая-то служанка или камердинер решат подняться в этот момент.
Может быть, не нужно ничего скрывать. Возможно, все здесь уже знали о связи между Лирой и Кирианом.
Я снова стучу, и на этот раз слышу шаги за дверью.
Дверь открывается, и передо мной предстаёт заспанный Кириан, с растрёпанными волосами и полуприкрытыми глазами, брюки плохо застёгнуты на бёдрах, обнажённый торс, татуировки Севера, которые прошлой ночью обрели новый смысл.
— Пригласишь меня войти? — мурлычу я.
Он колеблется дольше, чем я могла бы предположить, и не спешит сказать «да». Я даже не допускала возможности, что он ответит «нет», и всё же, на мгновение это кажется для него вероятным.
Наконец, он отходит в сторону.
— Рано. Что тебе нужно?
Он остаётся у двери, и это странно.
Я была готова к намёкам, к непристойным предложениям или невинным провокациям, к которым он привык, но в нём есть что-то…
— Я хочу поговорить. Ты сказал, что мы могли бы сделать это сегодня.
— Ещё не рассвело, — отвечает он, не двигаясь с места.
Я решаю последовать его манере, столь раздражающей для меня, и вхожу в его покои без разрешения. Обхожу гостиную и прохожу в спальню. Задёрнутые шторы, одинокий свет на тумбочке, рубашка на комоде, смятые простыни, и его запах, пронизывающий всё вокруг, заставляют меня замереть на мгновение.
Я поворачиваюсь к нему.
— Мне уже нужны ответы.
Кириан внимательно наблюдает за мной, но в его взгляде нет того огня, что я видела раньше в похожих ситуациях. Или, может быть, я себе это накрутила?
— Спрашивай.
— Почему тебе разрешают участвовать?
— Все могут прийти посмотреть, — отвечает он. — Лес общий.
— Не капитанам, которые устраивают массовые убийства для Львов, — возражаю я, и понимаю, что была слишком резкой, когда вижу его горькую, вынужденную улыбку, которая, однако, не портит его прекрасное лицо.
— Вчера было темно. Не думаю, что кто-то меня узнал.
— Тебя узнали на рынке в столице, — настаиваю я. — И меня тоже узнали. Почему людям всё равно? Почему они не хотят убить тебя, как ведьмы из Лиобе пытались убить меня?