Все темные создания (ЛП) - Гальего Паула

И хотя я не хочу этого, когда погружаюсь в горячую воду и закрываю глаза, снова вижу образы тех женщин, лишённых лиц и голосов, умирающих перед толпой в молчаливых муках.

Сегодня я вышла из своей роли, и это опасно, потому что я даже не знаю, куда меня это ведёт. Всю жизнь я готовилась к тому, чтобы заменить Лиру, чтобы добросовестно выполнить свою миссию. Её решения были моими, её мысли — тоже. Пространство, которое принадлежало мне самой, почти не существовало; я позаботилась о том, чтобы в последние годы перед тем, как меня выбрали, так и было.

А сегодня я нырнула в это крошечное пространство; нырнула так глубоко, что обнаружила другие границы, другие линии, проложившие неизведанные пути, землю более обширную, чем должно быть…

Я не знаю, кто сегодня встал на ноги в театре.

Я не знаю, кто сказал, что это казнь — варварство.

Я прекрасно понимаю, как Львы завоёвывают территории. Знаю, сколько людей они убили, и знаю, как они обеспечивают отсутствие магии.

Однако видеть это так было слишком.

Ошибка в расчётах. Я переоценила свою сдержанность. И этого больше не повторится.

Ночь проходит так, что я не могу заснуть больше чем на мгновения, с беспокойными кошмарами, в которых ужас смешивается с золотыми и мерцающими огнями.

До рассвета я уже на ногах.

Я закутываюсь в шёлковый халат тёмных и пурпурных оттенков, не надевая ничего более тёплого, чтобы защититься от холода, и не утруждаю себя обувью, прежде чем на цыпочках направиться к комнате Кириана, замерзая в пути, и тихо постучать в дверь.

Сначала он меня не слышит, и мне приходится повторить, с сердцем в горле, размышляя, что скажу, если сейчас откроется какая-то из дверей в коридоре или если какая-то служанка или камердинер решат подняться в этот момент.

Может быть, не нужно ничего скрывать. Возможно, все здесь уже знали о связи между Лирой и Кирианом.

Я снова стучу, и на этот раз слышу шаги за дверью.

Дверь открывается, и передо мной предстаёт заспанный Кириан, с растрёпанными волосами и полуприкрытыми глазами, брюки плохо застёгнуты на бёдрах, обнажённый торс, татуировки Севера, которые прошлой ночью обрели новый смысл.

— Пригласишь меня войти? — мурлычу я.

Он колеблется дольше, чем я могла бы предположить, и не спешит сказать «да». Я даже не допускала возможности, что он ответит «нет», и всё же, на мгновение это кажется для него вероятным.

Наконец, он отходит в сторону.

— Рано. Что тебе нужно?

Он остаётся у двери, и это странно.

Я была готова к намёкам, к непристойным предложениям или невинным провокациям, к которым он привык, но в нём есть что-то…

— Я хочу поговорить. Ты сказал, что мы могли бы сделать это сегодня.

— Ещё не рассвело, — отвечает он, не двигаясь с места.

Я решаю последовать его манере, столь раздражающей для меня, и вхожу в его покои без разрешения. Обхожу гостиную и прохожу в спальню. Задёрнутые шторы, одинокий свет на тумбочке, рубашка на комоде, смятые простыни, и его запах, пронизывающий всё вокруг, заставляют меня замереть на мгновение.

Я поворачиваюсь к нему.

— Мне уже нужны ответы.

Кириан внимательно наблюдает за мной, но в его взгляде нет того огня, что я видела раньше в похожих ситуациях. Или, может быть, я себе это накрутила?

— Спрашивай.

— Почему тебе разрешают участвовать?

— Все могут прийти посмотреть, — отвечает он. — Лес общий.

— Не капитанам, которые устраивают массовые убийства для Львов, — возражаю я, и понимаю, что была слишком резкой, когда вижу его горькую, вынужденную улыбку, которая, однако, не портит его прекрасное лицо.

— Вчера было темно. Не думаю, что кто-то меня узнал.

— Тебя узнали на рынке в столице, — настаиваю я. — И меня тоже узнали. Почему людям всё равно? Почему они не хотят убить тебя, как ведьмы из Лиобе пытались убить меня?

— Многие хотят меня убить, Лира, — отвечает он, и кажется усталым.

Он идёт к комоду и опирается на него, расставив руки по обе стороны своего тела. Я замечаю, как напрягаются его мышцы, как выделяются на спине и плечах, пребывая в напряжении.

— Ты не отвечаешь на мои вопросы.

— Разве? — Он медленно поворачивается ко мне, скрещивая руки на груди и тяжело вздыхая.

В его глазах появилось что-то, чего не было раньше — что-то более тёмное, тяжёлое. И у меня мелькает мысль.

— Ты жалеешь, что взял меня с собой вчера?

Возможно, в этом дело. Может быть, эта дистанция, которую я чувствую между нами, вызвана сомнениями или сожалением. Меня это не должно волновать. На самом деле, я должна радоваться, что он не пытается затащить меня в ту кровать за нами, как я ожидала. Но сейчас его отсутствие интереса лишь раздражает.

Его лицо становится злее.

— Нет.

— Твоя сестра Эдит не хотела, чтобы ты меня брал. — Я делаю паузу, не зная, стоит ли продолжать. — Она упомянула Тристана, твоего брата.

Я сразу подумала об этом.

Его брат был достаточно взрослым, чтобы иметь свои убеждения, когда Львы уничтожили их семью. Ему предложили выбор, и он был настолько верен своим принципам, что предпочёл смерть.

— Эдит заботится обо мне и Авроре. Она защищает нас, как считает нужным.

— Потому что боится, что с тобой случится то же, что с Тристаном? — уточняю я.

У него напрягается челюсть.

— Это не вопрос, принцесса.

Я подхожу к нему, пока наши лица не оказываются совсем близко. Забавно оказаться на другой стороне, быть той, кто тянет за верёвку, кто настаивает и приближается, в то время как он выглядит таким… уязвимым.

— Ты не боишься этого?

Вдруг его пальцы касаются моей щеки. Он медленно проводит подушечками по коже, по линии подбородка, и не останавливается.

— Что ты на самом деле хочешь спросить? — шепчет он. — Что хочешь узнать? Верен ли я короне? Есть ли у меня достаточно связей с севером, чтобы моя голова оказалась под угрозой? Посмотри на меня.

Я пытаюсь отшагнуть назад, но он не даёт мне этого сделать.

Его пальцы обхватывают моё запястье, а другой рукой он берёт меня за подбородок.

— Нет. Посмотри на меня. — Он направляет мой взгляд на свои руки, грудь, сложный узор татуировки с извилистыми линиями, где цветы и природа переплетаются в опасный рисунок. — Что ты видишь?

Он позволяет мне взглянуть ему в глаза, но не отпускает.

— Что ты видишь? — настаивает он.

Я вижу воина.

Любовника.

Я вижу опасность.

— Я вижу похищенного мальчика.

— Это то кто я есть, — отвечает он, не отпуская меня. — Я завоёвываю, граблю и убиваю ради них. Но есть часть меня, которая всегда будет принадлежать только мне, и никто не сможет этого изменить. Даже если мне отрубят голову, повесят или сожгут, моё безжизненное тело всё равно будет принадлежать Волкам.

Один ответ, но ещё больше вопросов; гораздо больше.

Есть что-то слишком интимное в его взгляде, в том, как он прижимает меня к себе. Я чувствую удары его сильного сердца у себя на груди и приятное тепло, исходящее от его полуголого тела.

Поэтому я решаю задать ещё один вопрос.

— А что насчёт Авроры?

Упоминание его сестры вызывает именно тот эффект, на который я рассчитывала, — он отпускает меня.

Я отступаю на шаг, наслаждаясь этим пространством, даже если до этого была я, кто держал все нити… или думала, что держала.

— Если тебя интересует моя сестра, это не у меня нужно спрашивать.

— Она знает, кто лжёт, да? Каким-то образом, она может чувствовать ложь.

Разговор, который я вела с ней до того, как её брат нас прервал, казался странным, но всё стало на свои места после её вмешательства перед церемонией отсайлы. Она могла понять, когда я врала, или, по крайней мере, догадываться.

— Она всегда была очень проницательной.

— Нет, — улыбаюсь я. — Это не проницательность. Это была уверенность.

Кириан тоже улыбается. Он снова опирается на комод и смотрит на меня сверху вниз.