Герои пустынных горизонтов - Джеймс Олдридж

Вошли миссис Гордон и Грэйс — они ходили в деревню за покупками. Фримен, церемонно представленный Гордоном, произвел именно тот эффект, которого Гордон и добивался: приятнейший непринужденный собеседник, он сразу пустился в романтические описания Аравии, шутливо рассказал о том, как Гордон захватил его в плен, с тактичной сдержанностью упомянув о неудачном исходе арабской эпопеи Гордона.

Гордон сказал: — Мы здесь никогда не разговариваем об Аравии, Фримен.

— Ну, разумеется, — сказал Фримен как ни в чем не бывало. — Неприятное лучше не вспоминать.

— Вы военный, мистер Фримен? — спросила миссис Гордон, и острый взгляд ее маленьких блестящих глаз придал вопросу оттенок затаенной враждебности.

— Нет, миссис Гордон. Я всего лишь жалкий чиновник. И, должен признаться, по натуре я глубоко штатский человек.

Грэйс подняла голову. — Тем лучше для вас! — сказала она. — Ненавижу военных, хоть, может быть, они и не виноваты.

— Вы, я вижу, ярая пацифистка, мисс Гордон.

— Не отрицаю. А вы?

— Нет, но…

— Я убежденная пацифистка, мистер Фримен, и я страстно, пламенно молюсь о том, чтобы в случае новой войны (новой кровавой бойни!) всех нас разорвало в клочки. По крайней мере будет навсегда положен конец этому чудовищному истреблению одних людей другими.

— Согласен, до глубины души согласен! — откликнулся Фримен проникновенным тоном. — Я не пацифист; по роду моей деятельности мне даже подчас приходится поощрять применение насилия. Но в принципе я против насилия; я давно уже пришел к выводу, что если для того, чтобы люди жили в мире, необходимо так много насилия, так лучше действительно одним ударом покончить все.

— Браво, Фримен! — сказал Гордон. — Вот и решение всех проблем!

— Я, конечно, несколько перегнул…

— Ничуть! — сказала Грэйс, и это было сказано с таким жаром, что Фримен удивленно оглянулся. — Вы совершенно правы.

— То, что вы говорите, противоречит духу христианства, — заметила миссис Гордон. — Это бесчеловечно и не слишком убедительно. Да я и не верю, что кто-либо из вас в самом деле желает такой непоправимой катастрофы. Вы, молодежь, так пылко ненавидите насилие, что ваши собственные речи дышат насилием. Так иногда добрый человек ни с того ни с сего выходит из себя по пустякам. Учитесь обуздывать свои страсти и старайтесь найти более разумное, человечное и христианское решение. — Она встала, спокойная и облагороженная верой в непогрешимость своих убеждений. — А теперь, если позволите, я пойду похлопочу насчет чая.

Фримен вскочил и стал уверять, что он заехал только так, ненадолго, повидать своего старого друга Гордона. Уже скоро время обеда, ему пора. Ради бога, пусть они не беспокоятся. Пусть извинят старого холостяка. Он непременно побывает у них еще, хотя бы даже без приглашения.

Взгляд миссис Гордон украдкой скользнул с Грэйс на Фримена, и можно было не сомневаться, что приглашение последует. Гордон подметил этот взгляд и прочел в нем целый рой оживших материнских надежд. Он вдруг со смехом откинул голову назад.

— Да, да Фримен! Приезжайте обязательно, — подхватил он.

— Как вы добрались? — спросила Грэйс.

— Автобусом до деревни, а оттуда шел пешком. Я люблю ходить.

— Жаль, нет дома старшего брата с машиной, — сказала Грэйс.

Они стояли у дверей. Фримен уже надел свое элегантное синее пальто, коричневую мягкую шляпу. Гордон вяло пожал протянутую руку, но вдруг встрепенулся, увидев стоявший на дорожке мотоцикл.

— Я вас отвезу на этой штуке, — сказал он и обрадованно потянулся за своей курткой, готовый вскочить в седло.

— Ах нет, нет, Гордон, увольте, — с улыбкой поспешил отказаться Фримен. — Револьверы и мотоциклы — это ваша специальность, а я для них не создан. Нет! Уж лучше попрощаемся здесь, старина! И, помните, в субботу мы вас ждем. Может быть, вы увидите и еще кой-кого из ваших старых знакомых…

Появление Фримена побудило Гордона искать помощи у матери.

— Отчего бы вам не пригласить Тесс погостить у нас? — сказал он ей хлопотливым субботним утром. — Вам было бы веселее с ней. Всем нам было бы веселее. И вы бы передохнули от полуночных истерик Грэйс.

— Нехорошо говорить так о сестре, Нед, — сказала мать, слегка шокированная.

— Я не хотел ее обидеть!

— Ты слишком нечуток к тому, что волнует Грэйс.

Гордон пожал плечами. — Мне просто жаль ее, — сказал он сочувственным тоном. — Душевные шатания хуже слабоумия.

— Ты прав, Нед. Но Грэйс — женщина, а в нашем мире у женщин свои особые трудности. С этим нужно считаться. Ей не посчастливилось найти свою дорогу в жизни, как находит большинство мужчин. С другой стороны, над ней уже нависает перспектива остаться старой девой — или, во всяком случае, ей так кажется, а это иногда страшит женщину.

Гордон усмехнулся. — Отчего бы ей тогда не посвятить себя религии? Это, пожалуй, было бы для нее лучше всего, — Он внимательно следил за тем, как принимает мать его слова. — В конце концов это правильный выход, единственный выход в подобных случаях. Я даже завидую ей; ведь смирение, покорность, забвение зла, принесение своего «я» в жертву установленной морали — лучший способ успокоить больную совесть, мама. Я вполне могу оценить его действенность и целительную силу. Если бы когда-нибудь мой рассудок сдал и я внутренне потерял себя или утратил способность к самосознанию (что мало вероятно), я тоже мог бы искать спасения в догме. Я тоже! Я тоже! И не только я, но и любой, кто не в силах перенести мысль о своей моральной ответственности за зло, царящее в современном мире. Правда, если бы дошло до этого, у меня оставался бы еще один выход — пустить себе пулю в лоб. Тоже неплохой выход. — И прежде чем мать успела возразить или упрекнуть его за неуместную шутку, он переменил тему, спросив: — Как это получилось, мама, что никто из ваших детей не обзавелся семьей?

Она рассмеялась, и Гордон вдруг почувствовал себя так же, как в детстве, когда его вопросы вызывали у матери смех.

— Так ведь еще не поздно! — с материнской улыбкой сказала она. Но тут же, поняв, что вопрос был задан серьезно, покачала головой и добавила в неподдельном удивлении: — Сама не знаю, Нед. Может быть, это война на вас всех так подействовала.

— Не думаю.

Тут мать вспомнила его слова насчет Тесс, с которых начался разговор, и посмотрела на него откровенно недоумевающим взглядом. Она ждала какого-то объяснения, какого-то намека, который позволил бы ей связать это с последним его вопросом; но он оставался непроницаем.

— Чудак ты, Нед, — сказала она и вдруг рассмеялась добродушно и даже весело. Потом еще раз пристально на него посмотрела и потянулась за своим пальто, готовясь идти в деревню за покупками.

Гордон помог ей одеться. — Так вы напишете Тесс? — До чего тоскливо прозвучали его слова, даже он сам услышал это.

— Непременно напишу! Ты ведь знаешь, как я ее ценю и люблю. Но ты думаешь, она сможет приехать? А ее работа?

— Местные отцы города уже стараются выжить ее с этой работы, — сказал он весело. — Вы во всяком случае напишите. Мне хочется, чтобы она приехала.

— Сегодня же напишу, — пообещала она. — Да, кстати, Нед: ты разве не поедешь к мистеру Фримену повидать своих арабских друзей? Ведь, кажется, он звал тебя на сегодня?

— Да, на сегодня. И я поеду. Разумеется, я поеду.

Они разошлись, и каждый втихомолку улыбался, догадываясь, какие надежды связывает с приездом Тесс другой.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Когда впереди открылась романтическая тенистая аллея, ведущая к дому Фримена, Гордон приглушил мотор. Он затормозил перед белоснежным фасадом дома и, любуясь величавой стройностью его георгианских колонн, подумал: «Все на доходы от бекона! И как только Фримен терпит эту подлинную и совершенную красоту?» Он оставил мотоцикл в сторонке среди кустов, чтобы не портить прекрасного вида, и никем не замеченный поднялся по ступеням крыльца. Старинный колокольчик залился веселым звоном, когда он дернул ручку. Экономка распахнула тяжелую полированную дверь, и Гордон вступил в дом — небольшая складная фигура, картинно закутанная в желтый арабский плащ.

Фримен, вышедший навстречу, в первое мгновение не узнал гостя. Но тотчас же воскликнул с удивленной улыбкой:

— Ба, ба! Да это же араб Гордон!

Да, это был араб, а не английский солдатик. Так Гордон ответил на затею Фримена. Гордон сразу разгадал смысл этой затеи. Он не забыл того многозначительного взгляда, которым Фримен окинул его солдатскую форму. Бесспорно, он тогда уже плел в уме очередную идиотскую интригу. Расчет был на то, чтобы показать Гордона бедному Юнису обыкновенным маленьким англичанином и тем развеять его легендарный ореол. Явись Гордон в своем будничном виде, в обыкновенной одежде, эта цель была бы достигнута. Но Фримен просчитался. Даже типичное для англичанина замкнуто-сосредоточенное выражение лица Гордона уступило место вызывающему высокомерию бродячего сына пустыни.