Черное пламя - Стенли Вейнбаум

В эту ночь Коннор долго не мог уснуть: в ушах отчетливо звучали насмешливые слова Маргарет, еще более обидные из-за того, что, в сущности, соответствовали истине. Он знал, что Жан давно любит Эвани, но не догадывался о ее чувствах к молодому инженеру.

Прошло не так уж много времени с тех пор, как Коннор предложил ей стать его женой, и девушка не отвергла его, правда, отодвинув срок ответа на месяц. Тогда это не обеспокоило Томаса, поскольку впереди была неизвестность — шла подготовка к восстанию — но теперь он решил внести ясность в их отношения. Эта мысль, поставившая некую точку в его рассуждениях, позволила ему, наконец, уснуть.

Проснувшись довольно поздно, он отправился умываться, с отвращением посмотрев и на деревенский наряд, и на легкомысленную тунику. Завернувшись в купальную простыню, Коннор решил обследовать встроенные в стены помещения шкафы, чтобы попытаться отыскать более привычную одежду. Он уже обратил внимание на то, что многочисленная челядь дворца носила обычные, на его взгляд, одеяния — нечто среднее между спортивными костюмами его времени и нынешним военным обмундированием охраны.

Его поиски увенчались успехом: на одной из полок он отыскал аккуратно сложенный полувоенный костюм, и с удовольствием облачился в штаны и куртку сероватого цвета.

После того, как проблема с одеждой успешно разрешилась, он наскоро перекусил и отправился к Эвани.

Но комната оказалась пустой. Размышляя, куда могла бы отправиться девушка, он подумал о дворцовых садах, и поспешил к выходу. На этот раз все посты пропускали его, не спрашивая пропуска: возможно, помнили, как он предъявлял монету Маргарет, но, скорее всего, принимали за своего из-за серой униформы. Вдруг из внезапно открывшейся двери в коридор устремилась толпа высокорослых мужчин, и Коннор вынужден был поспешно отпрыгнуть в сторону. Его остановил удивленный голос Господина:

— Я с трудом узнал тебя в этом наряде, Томас Коннор! Господа, — обратился он к остановившимся здоровякам, — позвольте представить вам нашего знаменитого пришельца из прошлого.

Те доброжелательно, словно старого знакомого, поприветствовали его и направились вдоль по коридору.

Остался лишь молодой светловолосый человек с приятными чертами лица и внимательными глазами.

— А это только что прилетевший из Антарктиды Мартин Сайр, — представил его Господин, пристально следя за реакцией Коннора. И он не ошибся в своих ожиданиях: тот окаменел.

Облик Сайра совершенно не вязался с уже сложившимся у Коннора образом чудовищного изувера, проводившего жестокие эксперименты над людьми. Но, тем не менее, именно этот симпатичный господин создал армию химер и держал в своих руках судьбы Бессмертных, в том числе и Хоакина Смита. Что станет с миром, если в один прекрасный момент он из друга правителя превратится в его врага? Чего больше в этой дружбе — выгоды или сердечной привязанности?

Эти мысли, вихрем пролетевшие в голове Коннора, прервал голос Господина, предлагавший ему пройти в ту дверь, из которой только что вышли гости Урбса.

— Я хотел бы показать то, что у нас зовется «Всевидящим оком», — продолжил правитель, пропуская перед собой Сайра и Коннора.

Они оказались в огромном помещении, три стены которого занимали миллионы мониторов с экраном размером не больше квадратного дюйма. Хоакин подошел к стоявшему в центре зала пульту управления и вывел на гигантский экран, расположенный на четвертой стене, крохотную картинку с одного из мониторов. Несказанно увеличенная, она давала возможность рассмотреть изображение во всех подробностях.

— Это воплощение вашего сказочного всевидящего ока, — обратился он к Коннору. — Сначала мы так называли его в шутку, а потом название прижилось, и теперь уже звучит вполне официально. Отсюда я могу увидеть не только все, происходящее на Земном шаре, но и проследить жизнь каждого жителя любого крупного поселения — от рождения до смерти. Эти хроники записываются и могут быть при желании воспроизведены. Запомни увиденное, Томас Маршалл Коннор! — многозначительно закончил он свои пояснения.

Продемонстрировав на экране еще несколько изображений, Господин отпустил Коннора, напомнив ему, что работу по записи знаний следует продолжать.

С облегчением покинув зал, в котором — как ему показалось — проживало многоглазое чудовище, Коннор поспешил выйти на свежий воздух и направился в дворцовый сад.

Он нашел Эвани возле фонтана, выполненного в виде огромной головы льва. Из пасти каменного исполина широким потоком изливалась вода, и девушка, сидя на траве напротив него, зачарованно смотрела на падающие струи.

— Доброе утро, беглянка! — радостно сказал Коннор. — Я с ног сбился, повсюду отыскивая тебя.

Он опустился на траву возле девушки, но она недовольно отодвинулась в сторону и холодно спросила:

— Интересно, зачем вдруг понадобилась я? Разве тебе мало общества принцессы? Ты стал ее рабом, как только увидел Черное Пламя! Вот и ступай к ней!

В ее словах слышалась нескрываемая неприязнь, и это больно задело Коннора.

— Почему ты так со мной говоришь, Эвани? Что произошло?

— Ты перекинулся на сторону Бессмертных, а значит, предал нас, — прозвучал безжалостный ответ.

— Мне очень жаль, что ты так думаешь, но я никого не предавал, — возразил он. — Я хочу понять этот мир, а не принимать на веру взгляды тех или иных группировок. Мне необходимо составить собственное мнение обо всем — это касается и вас, и горожан, и правителя. Во всем есть и хорошее, и плохое, потому что не существует деления только на черное или только на белое! И нельзя поддаваться ненависти: она слепа! Подумай об этом.

Но девушка не слушала его. Так и не взглянув в его сторону, она процедила сквозь зубы:

— Оставь меня! Уходи!

Потрясенный Коннор отшатнулся, словно получил удар в лицо, затем молча поднялся и вернулся к себе, пытаясь разобраться в том сумбуре, который наполнил его душу.

Когда перевалило за полдень, последовало приказание принцессы явиться к ней. Меньше всего ему хотелось сейчас снова увидеть Черное Пламя, но обещание, данное Господину, заставило его повиноваться.

На этот раз хозяйка покоев встретила его в зеленом наряде, удивительно гармонировавшем с цветом ее глаз. Он впервые увидел в покоях принцессы кошку: та нежилась на подушках рубинового дивана, резко выделяясь на красном своей ярко-зеленой шкуркой.

Странное животное одарило гостя взглядом загадочных, как и у хозяйки, глаз, но вскоре утратило к нему интерес: вероятно, смотреть сны было значительно увлекательней. Принцесса лениво покинула диван и пригласила Коннора в кабинет — продолжать занятия. Там она вновь превратилась в умного, эрудированного ученого, своими вопросами подчас загонявшего Коннора в тупик, словно ленивого школяра.

Он уже притерпелся к этим непредсказуемым изменениям и начал находить в них определенное очарование. Кем бы ни казалась в данный момент принцесса, она неизменно оставалась самой прекрасной женщиной мира, а в дьявольском или ангельском обличье — это не имело значения.

Когда он в своем лекторском рвении вновь договорился до хрипоты, Маргарет дала сигнал кончать, и они вернулись в гостиную. Зеленый зверек по-прежнему спал на диване, и Коннор поинтересовался, почему он нигде не встречал этих симпатичных созданий.

— Кошек практически уничтожили в Темные Времена, видя в них олицетворение дьявола. Оставшиеся экземпляры почти полностью утратили способность к размножению, в результате кошачий род захирел и вымер, — ответила принцесса.

— Но эта, по-моему, вполне довольна жизнью, — возразил Коннор, заметив хитрый взгляд кошачьих глаз.

— Как тебе, должно быть, известно, дьявола невозможно уничтожить, — загадочно усмехнулась Маргарет.

Коннор решил не затягивать свой визит дольше необходимого и устремился к двери, но вопрос хозяйки покоев заставил его остановиться.

— Почему ты не веришь мне, когда я говорю, что люблю тебя, Томас Коннор? — спросила она.

— У тебя так много лиц, что я не знаю, которое из них признается мне в любви, — стараясь все свести к шутке, ответил с улыбкой Коннор и уже серьезно добавил: — Я обручен с Эвани, и даже самая прекрасная девушка не заставит меня нарушить данное невесте обещание. И ты не хуже меня знаешь, что я верен слову. — А про себя подумал: «Похоже, сама Эвани хочет отказаться от меня, но пусть лучше Маргарет не знает об этом, иначе мне несдобровать».

Он вышел за дверь и услышал позади приглушенные рыдания, но, хотя его сердце разрывалось от боли, не вернулся, чтобы сказать те единственные слова, которые могли бы утешить Маргарет. Он понимал, что только нежность и чистота Эвани еще способны спасти его от обжигающего пламени принцессы Урбса.