Сельва не любит чужих - Лев Вершинин

Посему музыкальное образование, невзирая на слезы и уговоры все еще на что-то надеявшейся Ренаты Викторовны, было категорически похерено, и творческая натура, проведя юного Нещевротного тропами сколь сложными, столь и заковыристыми, закинула его наконец в замызганную комнатушку редакции славного своей беспредельной скандальностью и легендарными гонорарами «ГаджиБейского Хабарника», где, проявив недюжинные способности очеркиста, Игорек и осел на более-менее продолжительный срок, постепенно из Игорька превращаясь в не всеми уважаемого, но всегда высоко оплачиваемого Игоря Вячеславовича.

Впрочем, тогда он был еще ориентирован традиционно. Бр-р-р… Страшно вспомнить…

— Еще-о… Еще-о… — страстно выстонал начальник пресс-службы и, опасаясь, что референт не окажется на высоте, помог парню, приоттопырив объемистый задик. — О, милы-ый…

Острое, как бритва из Золингена, удовольствие вот-вот намеревалось оборваться тихой истомой…

А ведь если бы не тот материал, он, Игорь Нещевротный, так бы и не познал, для чего был рожден на свет!

Как здорово, что он, как и всякий сын непонятно кого от татарки, патологически ненавидел инородцев! Если бы не сие дивное обстоятельство, как знать, может, и не ему бы заказали серию очерков о небезызвестном гражданине Гуриэли Эдварде Юсифовиче. Но случилось то, что должно было случиться, и очеркист Нещевротный более месяца из номера в номер тискал подробности того, как вышеупомянутый Эдвард Гуриэли, отвлекшись на недолгое время от коррупции и беззаконий, попивает наливочку из крови мусульманских младенцев, заедая ее кошерным смальцем, вытопленным из младенчиков кришнаитских…

Он пять ночей не смыкал глаз, конспектируя том за томом «Всемирную историю извращенчества и садизма», и поэтому его материал имел потрясающий успех, а гонорар заказчики сами, извиняясь и заискивая, подняли вдвое против той суммы, о которой договаривались заранее.

А потом его опетушили. Прямо в подъезде. И первое, что бросилось ему в глаза, когда, использованный до отказа, он плелся вверх по родной лестнице, была лежащая у дверей апартаментов коробка великолепных шоколадных конфет и открытка, содержащая пожелание продолжать в том же духе, скромно подписанная инициалами «Э.Ю.Г».

— Ы-ы! — взвыл референт, содрогаясь в экстазе.

— У! — откликнулся начальник пресс-службы. — У!

Если бы они знали, подонки, что содеянное ими оказалось вовсе не карой… Напротив! В тот вечер Игорю Вячеславовичу открылся, пускай и достаточно поздно, смысл жизни. И уже через два дня, подлечившись, он, сперва стесняясь и робея, а затем все более спокойно и уверенно гулял по известной всему Истанбулу плешке под памятником Отцу Нации Мустафе Кемалю-паше Ататюрку. «Как тебя зовут?» — спросил его первый друг, заведенный в тот вечер, и он, немножко подумав, ответил: «Акбаршо!» И это не было ложью, поскольку именно под этим излюбленным псевдонимом печатался он в «Гаджи-Бейском Хабарнике». Впрочем, плешка плешкой, а в элитных клубах и закрытых саунах, где собирается публика изысканная, знающая толк в наслаждениях, поклонники именовали Игоря Вячеславовича Бабуниязом, в честь основателя «Блю-клаба», а Шурик, ставший для господина Нещевротного не просто поклонником, а чем-то гораздо большим, предпочитал в минуту ласки называть его просто и удивительно нежно: Иго-го…

О, Шурик, Шурочка, о, несравненный Шу-шу, такой мужественный, такой опытный, как небо от земли отличающийся от этих ни на что не способных культуристи-шек! Каково тебе там, на далекой, гадкой Валькирии? Скоро ли ты вернешься домой, к своему Игорьку-Игоре-шечке?..

— Господин Нещевротный! — донесся из ласковой дымки гадкий, отрезвляющий, встревоженный чем-то голос секретаря, а возможно, — разве мог сейчас Игорь Вячеславович сообразить наверняка? — и помощника. — Экстренный вызов!

Гос-с-споди… И поработать же не дадут…

Из-под пиджака, предусмотрительно наброшенного на экран, рвался, гневно жужжа, зуммер спецаппарата, и, как бы ни подмывало начальника пресс-службы попросту не заметить его, но сделать такое означало бы нарваться на слишком большие неприятности. Щелчком пальцев Игорь Вячеславович велел референту остановиться, и Тофик, слабо улыбаясь, рухнул на ковер. Но ненадолго, ибо шеф уже подтягивал костюмные брюки и лицо его сделалось строго-деловым, а голос властным.

— Все свободны!

Дверь за ребятами еще не успела закрыться, а он уже сидел в кресле, внимательно и с огромным уважением впитывая указания бритоголового коренастого здоровяка, которого искренне чтил. В той мере, в какой вообще способен был чтить кого-либо, не носящего фамилию Нещевротный.

— Да, босс. Нет, босс, я проводил совещание…

Всем своим видом Шамиль Салманов дал понять, что нисколько не сомневается, каким конкретно было совещание и что за вопросы стояли на повестке. Но по сему поводу Игорь Вячеславович имел свое мнение, и потому предпочел гадких намеков не понимать. В конце концов, Шурочка Штейман привел его сюда и отрекомендовал как специалиста по созданию у электората необходимых мнений, и вот с этим он, Акбаршо или нет, справляется безукоризненно. Недаром же сам Имам подписал приказ о назначении его начальником пресс-службы, и не зря именно под господина Нещевротного были созданы целых три общефедеральных стереопрограммы, пользующиеся ныне устойчивым рейтингом!

— Понял, босс. Конечно, босс. А если попробовать несколько иначе, босс?..

Игорь Вячеславович, как всегда, уловил суть сразу.

— Пресса прессой, босс, но для начала я бы вышел в «Тонтанте» с постановкой проблемы в целом. Ну, скажем, синяя чума! Она ведь и сейчас волнует зрителя…

Господин Салманов, известный среди подчиненных под неофициальным, но и не запрещаемым прозвищем Имам, заинтересованно кивал, и Нещевротный воодушевлялся все сильнее.

— …а когда пипл схавает, босс, но не раньше, я бы дал в «Шпигеле» просьбу этих самых валькирийцев о присылке санитарного корпуса. Естественно, из добровольцев…

Председатель пытался не показать, слушая, насколько он удовлетворен мозговым штурмом начальника пресс-службы, но это у него получалось плохо. При всем желании он не мог не признать, что Игорь Вячеславович, как бы он ни был ориентирован, в своем деле профи высочайшего класса.

— … естественно, босс, идиотов не найдется. Какие добровольцы при синей чуме? А Центр будет мычать и телиться, а люди помирать. И вот тут выхожу я в «Тайме», весь такой осведомленный, и сообщаю, что Компания готова взять все хлопоты на себя. Натурально, по гуманным соображениям…

Умолкнув, Нещевротный ожидающе уставился на экран.

— Валяйте, — кивнул Председатель, вырубил экстренный канал и лишь теперь позволил себе расслабиться.

Вот сейчас он был доволен! Румяный тугощекий педик (надо бы не забыть повысить ему жалованье) сумел нащупать нужную ниточку. Синяя чума! Это же полный карантин планеты минимум на полгода. А за полгода многое можно успеть…

Что спорить, талантлив, мерзавец! Недаром же А.Э. Штейман всеми способами держит его на коротком поводке!

И все же, отдавая должное таланту начальника пресс-службы, Шамиль Асланович предпочитал и продвигал ребят не менее способных, но менее эксцентричных. Как, скажем, тот же Кастелло. Ишь, как мчался он к своей телке, получив отпуск!

«Интересно, успел ли, дурашка, раздобыть билет на сегодняшний рейс или нет?» — подумал Имам и тепло улыбнулся…

А Тони, кстати, успел! И выдернул заветный билет на Татуангу буквально из рук небритого перекупщика, сэкономив тем самым кредов пятьдесят, если не все семьдесят!

Впрочем, в данный момент его мало волновали и креды, и Татуанга, и Эмми, жестокая, но такая желанная,,.

И это понятно.

Разве могут интересовать Татуанга, креды и даже Эмми молчаливого парня, медленно колышущегося на илистом дне бухты Золотой Рог с двумя пудами самолучшего бетона на ногах?..

Глава 5. ДГААНГУАБИ

ВАЛЬКИРИЯ. Дгахойемаро. День барабанного боя 

Прошло много, очень много времени, прежде чем сумел он заставить себя забыть это возвращение… Лил нескончаемый дождь. Колонисты выбивались из сил, и приходилось задерживаться, позволяя им передохнуть, но и выносливость железобетонных дгаа оказалась небеспредельной; люди шатались от усталости и голода, и несколько раз на свирепые окрики Н'харо то один, то Яругой двали позволил себе огрызнуться, как бы напрашиваясь На драку, но сержант, проявив себя незаурядным психологом, сводил все к шутке.

Многих лихорадило, иных скрючивало на ходу нечто, напоминающее дизентерию…

И клещи. Откуда только брались эти твари? Ведь раньше их не было! Возможно, как земные вши, они оказываются там, где беда, и не смеют высунуться, когда люди бодры и веселы?.. Во всяком случае, возвращение отряда сопровождалось нашествием омерзительных паразитов. Они были всюду. Заползали под накидки, падали на шею, запутывались в волосах, впивались в руки, спины, грудь. Кожа зудела, но Н'харо настрого приказал не выковыривать дрянь ногтями, и лицо его в этот момент было таким, что подчинились даже колонисты, вообще не привыкшие к здешним тропам и не признающие власти туземца. Тот, кто все же ослушался, очень скоро пожалел об этом. Головка паразита оставалась глубоко под кожей, и на месте укусов за час-другой возникали язвы, разъедавшие мясо до костей. Клещей надо было выжигать раскаленным ножом, и Дмитрию пришлось прокусить губу насквозь, чтобы не уронить себя криком в глазах двали, когда гигант склонился над ним, вонзая раскаленное лезвие ттая в шквор-чащую плоть…