Странная барышня (СИ) - Эрра Алла

— Илья.

— Что?

— Называйте меня Ильёй, Лиза. Думаю, я сейчас ответил на ваш вопрос, как хотел бы общаться.

— Извините, но нет. Это вы можете случайно прилюдно назвать меня по имени. А вот если какая-то помещица князя так обзовёт, то конфуза не избежать.

— Тогда я буду звать вас: О, звезда Елизавета… Как там дальше?

— Начните с поклонов.

— Их не обещаю: очень неудобно кланяться, например, в карете.

— Уговорили. Ограничимся “Звезданутой Лизой”. Хотя мне что-то подобное не очень нравится, если без поклонов.

Елецкий смеялся долго. Понимаю, что моя шутка может вызвать улыбку, но не до такой степени. Некультурно ткнула его локотком в бок.

— Извините, — вытирая слёзы, повинился Илья Андреевич. — У меня богатое воображение. Сейчас случайно нарисовал себе картину, как знакомлю вас с бабушкой. «Графиня Елецкая, позвольте представить вам Звезданутую Лизу по фамилии Озерская!». И вот тут уже нужно будет представлять не вас, а лицо бабушки.

— Ничего смешного не вижу, — честно призналась я. — Меня тут же закопают в саду под яблонькой. Надеюсь, вы не собираетесь так шутить?

— Ни в коем случае. Хотя и подмывает. С Екатериной Михайловной лучше совсем не шутить: она плохо воспринимает юмор.

— Зря вы это сказали. Теперь я начинаю бояться вашу родственницу.

— Её все побаиваются, Лизонька. Даже я немного. Но, несмотря на свой крутой нрав, бабушка — человек незлой.

Окончательно успокоившись после внезапной вспышки страсти, всю остальную дорогу мы вели лёгкую беседу, а я заодно рассматривала столицу. В прошлой жизни приходилось не раз бывать в Москве, поэтому с удовольствием сравнивала её с местными пейзажами.

Разбитая дорога и кривые крестьянские домики постепенно сменились двухэтажными деревянными строениями, которые, в свою очередь, уступили место каменным. Едем уже по булыжной мостовой. Народ по улице ходит толпами, ловко перебегая дорогу перед многочисленными повозками. Один раз даже встали в настоящую”пробку” — телега с сеном перевернулась и перекрыла всю улицу. Кругом вывески, зазывающие то в магазины, то в ресторации.

Жизнь кипит! После тихого существования в деревне голова начинает болеть от подобного. Нет, мне здесь решительно не нравится. Я уже привыкла к размерности, свежему воздуху и простору. И к иным лицам у людей, не таким напряжённо-подозрительным, что ли.

— Смотрю, не в восторге? — правильно понял мои эмоции Елецкий. — Я сам некоторое время привыкаю к столичной жизни после длительного отсутствия. Но поверьте, Елизавета Васильевна, что она вам придётся по вкусу, когда немного освоитесь.

— Да как-то в планах не было в Москве задерживаться, — пояснила я. — У меня много дел в Озерском. И сильно переживаю о том, что там происходит. Ни слуху ни духу… Хоть бы весточку кто прислал.

— Не волнуйтесь. Если хотите, то позабочусь об этом и соберу для нас наисвежайшие новости.

— Буду очень благодарна, князь. И уж если вы меня опять по имени-отчеству величать стали, значит, подъезжаем к вашему дому?

— Уже подъехали.

— Это… Этот?! — потеряла я дар речи, увидев, что карета направляется к высокой кованной ограде, за которой раскинулась широкая лужайка с фонтаном.

Дом тоже присутствовал. Хотя этот дворец может назвать домом только слепой! Белый, величественный, с огромными окнами и колоннами по всей длине фасада. На крыше установлены мраморные статуи… Обалдеть!

— Нравится? — поинтересовался Елецкий.

— Не то слово!

— Вы ещё не видели парка за домом. Обязательно прогуляемся в нём. В это время года он особенно живописен.

— Уже хочу!

— Я тоже. Но сначала нужно показаться княгине. Держитесь с ней просто. Ни в коем случае не заискивайте: Екатерина Михайловна этого не любит. Говорите ровно: не тихо, но и не громко. Во время разговора не отводите взгляд. Но уверен, что мои наставления вам не так уж и нужны. Вы, Елизавета Васильевна, легко справитесь без подсказок.

После слов князя очарование этого места сразу пропало. Внезапно ощутила себя на вражеской территории. Будто бы взяли в плен и ведут на допрос. Это ощущение усилилось, когда попала внутрь дворца. Настоящий музей! Помесь Эрмитажа с Третьяковкой!

С каждым шагом, пройденным по длинным анфиладам, я всё больше и больше ощущала своё ничтожество по сравнению с теми, кто тут обитает. Уровень небожителей, к которым вломилась в этом неказистом форменном платье Дома Призрения. Самозванка, не имеющая никакого права ходить по одному паркету с ТАКИМИ людьми!

Но постепенно чувство самоуничижения сменилось злостью. Злостью на себя. Нельзя так раскисать! Ну и что, что это высшая знать? Они такие же люди, как и я, хоть и намного богаче. Тугие кошельки не приравнивают их к богам, а просто дают намного больше возможностей. Все остальные разговоры про богоизбранность, голубую кровь и прочее придумали лизоблюды и прихлебатели. Себя к таким не отношу. Я врач и знаю, что элита и простолюдины выглядят одинаково: те же мясо, кости и внутренности.

Когда мы остановились около высоченной и широченной двустворчатой двери, мысленное внушение уже окончательно привело меня в чувство.

Зайдя в шикарно обставленную гостиную, я увидела небольшого роста худощавую старушку, утопающую в огромном кресле с подушками.

— Добрый день, Екатерина Михайловна, — с поклоном поздоровался с ней Илья Андреевич. — Позвольте представить мою спутницу. Елизавета Васильевна Озерская… Моя будущая невеста!

Я не ослышалась? Мне песец…

46

Мёртвая тишина несколько секунд. Ни я, ни уж тем более этот “божий одуванчик”, обложенная подушками, не ожидали подобного. Я опомнилась быстрее княгини.

— Кажется, вас, Илья Андреевич, подрастрясло в дороге, если чудеса всякие мерещатся, — положив ему ладонь на лоб, произнесла я. — Вон и горячий весь. Уж не заболели ли?

— Я в здравом рассудке…

— Совсем не в здравом, — перебиваю его. — Глаза нездорово блестят, колотит. Сходили бы от греха подальше, в баньке попарились, пока окончательно не спятили. Ну, или внятно объясните ту чушь, которую мы с Екатериной Михайловной сейчас услышали.

— Да, внук! — неожиданно сильным молодым голосом, так не вязавшимся с тщедушным телом, проговорила княгиня, вставая с кресла. — Кроме болезни, не вижу причин для подобных заявлений.

— Здоров я! — раздражённо воскликнул князь. — Просто не собираюсь ходить вокруг да около! Решил сразу поставить вас, бабушка, в известность о своих намерениях в отношении Елизаветы Васильевны. Не люблю недомолвок.

— Вон! — посмотрев на меня, приказала старуха. — У нас тут семейный разговор, и он тебя не касается.

— Вообще-то касается. И будьте любезны, Екатерина Михайловна, соблюдать приличия. То, что вы высокого положения, не даёт вам никаких прав мне хамить. Лучше бы внучка своего нормально воспитали, чтобы он подобные кренделя не устраивал.

— Вон! — указав на дверь, повторила княгиня. — Это мой дом, и я решаю, кто в нём может находиться. Тебе, девка, здесь не место!

— Да гори оно всё синим пламенем! — в сердцах проговорила я.

После этого решительно вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Иду по коридорам и ругаюсь последними словами. Ах, Илюшенька! Ну, скотина! Это же надо так было подставить! Да и эта карга не лучше!

— Подождите! Лиза! — слышу до боли знакомый голос и топот бегущих ног.

Оборачиваться не хочу, а то сейчас всю княжескую морду расцарапаю.

— Да остановитесь же! — схватил меня за руку догнавший Елецкий. — Елизавета! Я сейчас всё объясню.

— Бабушке своей будешь, а меня не трогай.

— И ей тоже объясню!

— Отпустите! Я ухожу.

— Куда вы пойдёте без денег и знакомых в столице?

— Бордель поищу, в который вы, смотрю, уже мысленно меня определили.

— Неудачная шутка.

— А мне плевать! Пустите, иначе кричать буду!

— Да… — задумчиво проговорил он. — Кажется, слова сейчас бессмысленны. Хотите кричать? Кричите.