Череп императора - Виктор Банев

Лена и Деирдре, слушавшая наш разговор, одинаковым, чисто женским жестом прижали ладони к губам.

— У нас? В нашей ванной?

— Да.

— Не может быть.

— Сходи и убедись. Но сначала предупреди Сашу. Я пошел звонить в милицию.

Не обращая внимания на мои слова, Лена рванулась в сторону туалета.

В принципе я ожидал услышать ее реакцию. Не увидеть — дверь в санузел находилась за причудливым изгибом коридора, — а именно услышать. Крик ужаса, звуки рыданий, стук от падения, если она вдруг потеряет сознание… Я и услышал — но совсем не то, что ожидал.

Держась за живот и корчась от хохота, Лена показалась из-за поворота. Смеялась она так долго, что я успел испугаться — а уж не сошла ли она внезапно с ума? Говорят, такое бывает.

— Стогов, — наконец смогла произнести она, — ты совсем до ручки допился или тебя просто на шутки ближе к утру потянуло?

Я ошарашенно молчал.

— Какая кровь? Какие трупы? Иди проспись, алкоголик!

Я смотрел на нее и не мог ничего понять.

— У нас послезавтра вернисаж, — отхохотав, наконец сказала она. — Я покрывало с дивана из бара замочила.

— Ты — что?

— Покрывало замочила. К нам в галерею немцы приедут, хотят купить несколько Сашиных работ. Чтобы их встретить по-человечески, я решила постирать покрывало. А оно бордовое, залиняло и всю воду окрасило… Нет, Стогов, тебе пить совсем нельзя. Труп, видите ли, он в ванне обнаружил!

Дебби и Лена покатывались от хохота и чуть не падали с ног. Смеялись они так громко, что из гадального салона начали выглядывать гости.

«М-да, — подумал я. — Давненько я не оказывался в настолько дурацкой ситуации».

8

Как и собирался, всю первую половину среды я посвятил тому, чтобы дописать свою кровавую новеллу о серийном убийце с Лиговки. Съездил в Генпрокуратуру, дожал-таки неразговорчивого следователя, и, хотя мысли постоянно вертелись вокруг другого преступления, материал получился вроде бы ничего.

— Стогов, — сказала ответственный секретарь Ира, выдохнув в атмосферу очередную порцию вонючего сигарного дыма, — ты у нас гений. Всем бы так, как ты, работать.

— Скажи Степашину, чтобы прибавил мне зарплату.

Мы обсудили с ней, куда посылать фотокора и что лучше всего снимать, и Ира спросила, не желаю ли я заявить какую-нибудь тему на следующий номер.

— Не желаю, — сказал я. — Времени нет.

— Что так? — удивилась Ира.

— А ты не слышала? Мне наш душка редактор варягов подсунул. Из Ирландии.

— А-а, да-да, — покивала головой она. — Видела я этих варягов. Несколько парней и девица с четвертым размером груди. Наши верстальщики чуть шеи не свернули, когда она позавчера по коридору болталась… Осокина на нее нет. Да будет земля ему пухом.

— Уже и ты про Осокина слышала?

— Все слышали… — скорбно изрекла Ира. — Бедный Леша.

Всю дорогу до своего кабинета я пытался сообразить: неужели Осокин оказался настолько всеяден, что успел затащить в постель даже такое бесполое существо, как секретарь издания Ира?

В кабинете я скинул плащ, взгромоздил ноги на стол и наконец закурил. Из висевшего на стене зеркала на меня смотрело небритое лицо, напоминающее моток колючей проволоки, который неожиданно решил дать побеги. Выглядел я устало и потрепанно. Я поскреб щетину и с сожалением подумал, что скорее всего сегодня мне опять не удастся ни побриться, ни толком поваляться в ванне.

Интересно — почему все эти чудеса и куролесы происходят именно со мной? Собирался ведь Степашин отдать варягов Осокину. Не залети он так вовремя в больницу, и сейчас не я жаловался бы Леше на то, что жизнь моя до идиотизма похожа на голливудский боевик, а он мне. Так ведь нет. Осокин в последний момент рокировался на больничную койку, откуда не позже чем через неделю свежий и отдохнувший вернется к привычной жизни. А вот я…

Который раз за последние двое суток я вспомнил: неловко уткнувшийся лицом в рельсы Шон, а над ним — забрызганный кровью Мартин и надсадно орущий Брайан. Кто из них? Кто, черт подери, из них двоих? Мартин или Брайан?

Оно конечно, последние несколько лет я только и делаю, что сую нос во всякие неподходящие места (коллеги из других изданий гордо именуют такой образ жизни «журналистское расследование»). Однако сказать, что распутывать убийства стало для меня привычным занятием, было бы преувеличением. Не стало. Тем более распутывать убийство, в котором, случись что, могут запросто обвинить и меня самого.

С чего обычно начинают расследование те, кому государство платит за это деньгами налогоплательщиков? Если судить по книгам и фильмам, то с поиска мотива. Находим мотив, дергаем за него, как за ниточку, — глядишь, клубок, разматываясь, сам приведет нас к порогу злоумышленника. Однако сколько я ни ломал голову, никакого сколько-нибудь вразумительного мотива в данном случае найти так и не смог.

Начнем с того, что все мы — и ирландцы, и я с капитаном — в тот день видели друг друга впервые. Ирландцы познакомились между собою чуть пораньше, мы с капитаном чуть попозже — сути дела это не меняет. Можно, конечно, представить, что там, в Ирландии, кровь у народа настолько горячая, что парни уже на третьем часу знакомства готовы хвататься за ножи и топоры, да вот только верится мне в это с трудом. Уж у кого, у кого, а у моих варягов кровь — не горячее пива из холодильника.

С другой стороны, с самого начала меня смущало место, выбранное для этого странного убийства. Допустим, я решил убить с первого взгляда возненавиденного мною Шона — с чего бы я начал? Начал бы я с того, что как следует к своему злодеянию подготовился. Прикинул возможные пути отступления, остро наточил нож, запасся приличным алиби. А здесь? Никто из нас не знал, что в туннеле погаснет свет, — до последнего момента мы даже не знали, что вообще пойдем в тот чертов туннель. Оружие убийства тоже появилось спонтанно. Пройди мы на десять метров дальше, и убийца — кто бы он ни был — просто не успел бы снять топор со щита. А уж об алиби и говорить не приходится… Более идиотское в этом смысле убийство трудно даже представить. Все мы стояли друг от друга на расстоянии вытянутой руки, и… И никто, черт возьми, ничего не видел!

Несколько секунд я прикидывал — а не могла ли вся эта история быть чистой воды импровизацией? Скажем, никто никого и не собирался убивать. Шли мы себе шли по туннелю, и тут… Уж больно удачно сложились обстоятельства — убийца, кто бы он ни был, не мог удержаться от соблазна. «Глупо не использовать такой шанс», — подумал он. Когда погас свет, он быстро дошел до пожарного щита, схватил топор (раз уж он под рукой, отчего бы им кого-нибудь не зарубить?), вернулся обратно и в темноте рубанул сплеча. Так сказать — уж кому повезет. Самым близким затылком оказался затылок Шона — вот и вся разгадка. А я сижу и ломаю голову насчет мотивации.

Я затушил сигарету, встал и пару раз прошелся по кабинету. В принципе очень неплохая гипотеза. Многое объясняющая, в отличие от остальных. Осталось решить, кто именно был этим весельчаком-импровизатором. Я сел обратно в кресло, вытащил из пачки новую сигарету и понял, что думать-то здесь особенно и не о чем. Если все происходило именно так, то убийцей мог быть только один человек — Мартин.

Я смотрел, как за окном, на другой стороне Фонтанки, укрываясь зонтами, бредут одинокие, понурые пешеходы, и вспоминал, как вчера горели глаза Мартина, когда он рассказывал мне о культовых убийствах древней Ирландии. На уровне отвлеченных разговоров эта моя гипотеза смотрится очень стройной, но — Бог ты мой! — если дело обстояло действительно так, то как же все это страшно… Убить человека просто из-за того, что удачно сложились обстоятельства… Или не только из-за этого? Когда в понедельник мы пили «Балтику» в лениздатовском буфете, он говорил, что хотел бы познакомиться с отечественными оккультистами и сатанистами. Может быть, это было культовое убийство? Жертвоприношение?

От подобных мыслей и от сознания того, что, промахнись Мартин по Шону, и следующим затылком мог бы стать мой, на душе стало как-то совсем уж грустно. Я переложил из плаща в брюки кошелек, взял со стола сигареты и зажигалку и спустился в редакционный буфет. Выпить нужно было не просто срочно, а, прямо скажем, безотлагательно.

В буфете, за столиком у окна, сидел парень со смешной фамилией Карлсон. Звали его Женя, и когда я видел его в последний раз — недели три назад, — он сидел в буфете и точно так же гипнотизировал бутылку мадеры, единственную свою собеседницу. Бутылка, стоящая сейчас перед ним, очевидно, приходилась той внучатой племянницей. Жизнь Жени, насколько я представлял, состояла из того, что он пил, ходил на вечеринки, на которых пьют, угощал знакомых тем, что пил сам, и никогда не отказывался от того, чем угощали его знакомые. Все это продолжалось неделями. Хороший парень. Немного жаль, что абсолютно спившийся, но в целом — хороший.