Золочёные латунные кости - Глен Кук

— Прижми задницу, кореш! Ты похож на чёрта.

Я сказал:

— Он стал на двести процентов лучше, чем до того, как пришёл сюда.

Палёная возилась с бумагами, проявляя всё более усиливающуюся нервозность. Наконец, её прорвало:

— Заберите его в холл напротив, парни. Заберите в соседнюю комнату. Заберите куда угодно отсюда. У меня уйма работы. Мне нужен покой, чтобы выполнить её.

На лице Морли промелькнула усмешка убийцы. Плеймет выглядел раненым в самую душу.

— Как прикажите, так и сделаем, — сказал я. Собрав картины Птицы и рисунки Пенни, мы перешли в комнату Покойника.

— А здесь теплей, — с сарказмом произнёс Морли.

Плеймет нашёл себе место на лучшем стуле.

— Боль меньше одной десятой, чем было, но я всё ещё обессилен.

Он принес с собой чай и наливал его в сидячем положении.

— Это пройдёт, — сказал я. — Старые Кости абсолютно уверен. Главное сейчас просто заставить Дина кормить тебя, пока ты не наберёшь свой боевой вес.

— Как думаешь, он надолго? — Плеймет ткнул пальцем в сторону Покойника. — Чувствую, боль снова начинает нарастать.

— Не знаю. Он непредсказуем. Микстура, которую принёс Колда, не действует?

Плеймет натряс в чайную чашку пыль в виде бурого порошка.

— Эта чудесная дымная задница работает, Гаррет, но только замедляет дьявола. Если я буду полностью выполнять распоряжения Колды, то, чтобы умереть, мне понадобится в три раза больше времени.

В его голосе явно слышалось напряжение.

Морли, тем временем, изучал произведения искусства, словно решил выучить каждый мазок и карандашную линию.

Плеймет сказал:

— Мне кажется, я видел где-то человека с картины.

— Год-полтора назад? Неприятности в Мировом Театре?

Плеймет посмотрел ещё раз.

— Я понял, кого ты имеешь в виду. Но это другой человек, возможно, старший брат.

— Барат Алгарда был единственным ребёнком в семье.

— Я узнаю его. Кто-то из местных. Давно, я ещё был ребёнком. Но… — он сильно нахмурился.

— Что? — спросил я.

Морли выпалил:

— Ты прав, он действительно похож на гадёныша Алгарду, но не совсем. Видишь шрам? — указал он.

Плеймет не обратил на него внимания.

— Человек, которого я вспомнил, был похож на этого больше тридцати лет назад. Шрамы и всё остальное.

Я ощутил то приятное чувство, которое появляется, когда натыкаешься на что-то важное, хотя в действительности не знал, стоящая ли это зацепка.

Плеймет стукнул себя по макушке.

— Снадобье уже подействовало, ничего не могу вспомнить. Знаю только, что он был злодеем, который должен был давно умереть.

Плеймет замычал, его подбородок упал на грудь. Морли заметил:

— Это какой-то обалденно вырубающий порошок.

— Но с умеренной рыночной ценностью. Иначе, Колда только его и делал бы.

— Я не люблю говорить плохое о твоих друзьях, Гаррет, но Колда…

Палёная сунулась в комнату.

— Ты что, не слышишь, как стучат в дверь, Гаррет?

— Нет.

Я услышал только сейчас, потому что она открыла дверь в коридор. В любом случае, открывать дверь не входит в мою компетенцию.

— Кто там?

— Я полагаю, что узнаем, если кто-нибудь откроет.

Стук наводил на мысль, что там кто-то очень расстроенный.

Палёная раздражённо фыркнула, что больше подходило бы одной из наших недавних гостей, молодым совершеннолетним леди. Она с топотом прошла через холл.

Морли сказал:

— Если бы она была человеком, то я решил бы, что её замучил ПМС.

Примерно так и есть. Он у неё скоро наступит.

— Я, возможно, и сам пересекался с этим парнем когда-то.

73

Палёная отвела Барата Алгарду в комнату Покойника. Настроение у него было не очень хорошее, но заявился он быстро. Сеточного шлема на нём не было, скрывать он ничего не собирался.

Барат Алгарда был крупным человеком, размером с Плоскомордого, уродливым и неопрятным. Он походил на неудачливого головореза, сидящего без работы из-за действий Дила Шустера против теневой экономики. Этот образ поддерживался им самим. Это создавало у людей ложное впечатление о реальном Барате Алгарде. Он был столь же умен и быстр, как и его потомки женского пола. У него был единственный талант в магии, но очень сильный, он обладал внутренним сопротивлением к зондированию сознания со стороны Покойника.

Алгарда был смуглей и шире, чем Кара и Кеванс. Кара походила на свою мать, которую я видел когда-то в качестве призрака. Кеванс получила больше по отцовской линии, она никогда не была бы красавицей.

Алгарда едва взглянул на Покойника:

— Ну?

Палёная осталась стоять в дверях, наверное, чтобы успеть среагировать, если Алгарда станет активно враждебным. Он становился таким раньше, когда думал, что его дочерям угрожают.

— Кеванс объяснила, что происходит?

— Честно? Не совсем. У меня сложилось впечатление, она считает, что её несправедливо обвиняют.

— Вполне возможно.

— Она так же считала, когда их компашка разводила гигантских жуков, — и добавил: — Слава Богу, они не делали никаких пауков.

Я вздрогнул, пауки мне тоже не нравились.

— Вы должны признать, у Кеванс есть черты социопата.

— Это семейное.

Да уж.

— Позвольте разъяснить кое-какие моменты, которые оказались связаны между собой.

Я ввёл его в курс дела.

— Странно. А причём тут моя дочь?

Я начал подыскивать слова получше, чтобы указать на склад, принадлежавший его матери.

— Не Кеванс, а Седлающая Ветер.

Я высказал всё прямо, опустив личные отношения.

Один раз он меня прервал:

— Наследный принц, да?

— Да.

Морли слушал молча. Плеймет присоединился к Старым Костям в стране грёз, только ещё и храпел. Любопытная Палёная выглядела так, словно мой отцензурированный рассказ нагонял на неё дремоту.

— Стеклянная посуда, да? — ни с того ни с сего задумчиво сказал Алгарда. — Необычная стеклянная посуда. На складе. В Квартале Эльфов.

— Где Кеванс жила целый год. В месте, принадлежавшем вашей матери.

Казалось, он слегка удивился.

— Странная женщина, моя мать. Она всегда что-то скрывала.

Почему просто не перейти на следующий уровень таинственности? Хотя Покойник предостерёг бы меня от поспешных выводов, основанных на предубеждении.

Я повторил:

— Есть доказательства, что Кеванс находилась там. У Спецов они есть. Она и сама сказала, что была там год. Кеванс узнала о том месте, потому что бабушка водила её туда, когда ей было двенадцать лет.

— Вот как вы добрались до моей матери.