Самая долгая ночь - Грег Кайзер

Спустя несколько часов, в третий раз просмотрев картотеку, он нашел то, что раньше ускользало от его внимания: Схаап, Вресье (урожденная Иккерсхейм). Получается, что Вресье в списке Йоопа это не фамилия, как он было решил. Согласно карточке, эта женщина была замужем, но только не за евреем, а за гоем, именно поэтому ее мужа и не было в его списках евреев. «Схаап, Кристиан», говорилось в карточке, голландский военнослужащий. Ее муж. Здесь же было сказано, что Схаап пропал в мае 1940 года. Или бежал, подумал Пройсс. Он снова взглянул на список и увидел рядом с фамилией Схаап букву «К» и знак вопроса. Некоторые голландцы бежали, чтобы продолжить войну из Англии.

Но эта Вресье Схаап/Иккерсхейм или как там она называет себя, была депортирована. Как и другие еврейки, она, если верить карточке, была направлена на работы. Рядом значилась дата — 17.02.43, а чуть ниже первой даты — вторая — 22.02.43. Дулаг. Вестерборк. Прошло всего два месяца. Она вполне еще может быть в лагере.

На карточке также значился адрес этой Схаап/Иккерсхейм: 365 Вейттенбахстраат, Ватеграаафсмеер, Амстердам. Это рядом с вокзалом, подумал Пройсс. Да что там, всего в двух шагах.

Фрагменты в его голове постепенно начали складываться в целостную картину. Близость дома к вокзалу, где он загружал свои составы. Муж, который вполне мог бежать в Англию. Англия, где находится штаб-квартира УСО. И если Гискес прав, именно оттуда прилетел самолет, который привез этих евреев. Эта самая Вресье вполне могла бежать из Вестерборка, так же как, и Деккер. Пройсс на всякий случай положил портрет Деккер в нагрудный карман мундира.

Звонить в Вестерборк, чтобы устроить Брумму выволочку, бесполезно, так как времени в обрез. Этот пьяница будет как минимум сутки выяснять, есть еще в лагере эта самая Вресье или нет.

— Соберите людей, — велел он Кремпелю, который сидел в кресле напротив него и время от времени клевал носом. — Я тоже с вами. Вы поведете мою машину.

Пройсс посмотрел на часы. Всего семь часов до того, как от вокзала отойдет следующий транспорт.

— Проснись, — говорил ей чей-то голос, и Река открыла глаза. Вокруг по-прежнему было темно. — Я что-то слышал, — произнес Леонард и сунул ей в руки револьвер. Река прислушалась. Сквозь оконное стекло в потолке долетел звук хлопнувшей двери и стук ботинок по булыжной мостовой тремя этажами ниже. Леонард поднялся на ноги и на цыпочках подошел к окну, которое выходило на Вейтенбахстраат. В его руке был зажат «вельрод», из которого они убили Аннье Виссер.

— Схаап, просыпайся, — прошипел его силуэт. Недовольно фыркнув, Кристиан скатился с одеяла и взял с пола свой пистолет. Река подошла к ним и встала рядом, вглядываясь в улицу.

Лунного света оказалось достаточно, чтобы разглядеть крытый брезентом грузовик, а рядом — легковой автомобиль. Рядом с автомобилем стояли двое, в то время как другие — судя по очертанию касок, немцы, — выскакивали из кузова грузовика.

— Они нас ищут, — шепнул Леонард.

— Нас? Вряд ли. Откуда им знать, что мы здесь, — возразил Кристиан.

— Где Пауль? — спросила стоявшая сзади Рашель. — Его здесь нет! — крикнула она с того места, где они с Кагеном спали на полу.

— Заткнись, — оборвал ее Леонард.

Река тоже это услышала. Стук кулаков в дверь. Интересно, немцы уже стоят на крыльце дома? Aufmachen, schnell! Открывайте, быстро! Ей тотчас вспомнилось, как пришедшие вместе с полицией немцы кричали эти же самые слова, требуя, чтобы им открыли дверь, в их доме на Боттичеллистраат.

— Тебе что-нибудь видно? — спросил Кристиан, хотя и стоял у окна.

Вместо ответа Река на цыпочках подошла двери, которая вела в коридор. По нему можно было выйти к лестнице, которая вела к входной двери. Она приоткрыла дверь буквально на щелочку, в надежде услышать грохот кулаков немецких солдат, но услышала лишь едва различимый скрип половиц в темноте.

Леонард легонько потянул ее за рукав и втащил назад. Она нащупала курок своего револьвера и вернула его на место. Нет, что-то здесь не так. Немцы никогда не вели себя так тихо. Им всегда было наплевать, разбудили они кого-нибудь своим стуком или нет. С улицы, однако, доносились новые голоса, на этот раз говорили по-голландски, и еще женский голос. Дверь открылась шире. Леонард вытянул руку и поднял пистолет с глушителем выше — ствол его «вельрода» был нацелен на показавшийся в дверях темный силуэт. В следующее мгновение Река узнала, кто перед ним.

— Леонард, не надо! — крикнула она. Следом раздался не выстрел, а грохот, как будто что-то обрушилось на дверь, затем звук шагов в темноте.

В следующую секунду кто-то чиркнул спичкой, и короткая вспышка осветила лицо Кристиана. В этом слабом свете она также различила Леонарда и Кагена — их тела сплелись в дверном проеме, и было почти невозможно понять, где чья рука или нога. Пистолет Леонарда отлетел в сторону и теперь лежал у стены. Леонард вывернулся первым, но в это мгновение спичка погасла. В наступившей темноте до Реки доносилось лишь чье-то надрывное дыхание. Однако Кристиан вскоре чиркнул еще одной спичкой, и она увидела лицо Кагена. Черная повязка, закрывающая пустую глазницу, отсутствовала, и теперь ей была видна черная впадина там, где полагалось быть глазу.

— Какого черта ты ходишь по дому посреди ночи? — набросился на него с криком Леонард, который уже успел подняться с пола. — Не крикни она, ты уже был бы покойник!

Вторая спичка погасла.

— Верно, что ты там делал? — спросил Кристиан и чиркнул третьей спичкой. Река увидела, что Рашель опустилась на колени рядом с Кагеном. Она нашла на полу повязку и вновь надела ему на голову, так, чтобы та встала на прежнее место.

Вместо ответа Каген полез в карман и вытащил оттуда небольшую стопку картонок, которые затем бросил на пол. Леонард щелкнул зажигалкой, и в темноте заплясало желтое пламя, но Река опередила его и первой протянула к ним руку. Где-то внизу за окном она услышала немецкую речь.

Она подняла с пола первую карточку. Это оказалось удостоверение личности, с большой буквой «J» в обоих углах.

— Откуда они у тебя? — шепотом поинтересовалась она. На фотографии была изображена молодая женщина еврейской внешности с темными волосами. Река перевернула карточку, чтобы прочесть имя: Хейманс, Клара.

— Если я правильно помню, нам всем нужны удостоверения личности, или нет? — спросил Каген. Он все еще сидел на полу, прислонившись спиной к неплотно закрытой двери. Река различила в коридоре смутный силуэт. Это мистер Дейкстра, в белой рубашке на выпуск.

— Они снаружи, у соседнего дома, — сказал старик. Голос его, однако, не дрогнул.

— Что нам делать? — Кристиан шагнул мимо Реки в коридор и зашагал вниз по лестнице. До нее снова донеслись голоса немцев, и она узнала слова: Aufmachen, Polizei![13] Их не способно было даже заглушить бешеное биение сердца.

Она взяла другую карточку и поднесла к пламени зажигалки. На фото был изображен мужчина средних лет, коротко стриженный и в очках. Когель, Рубен. Следующее удостоверение принадлежало человеку по имени Ван Ос, Абрахам, четвертое — по имени Роодвельт, Якоб. На последнем была изображена еще одна темноволосая женщина — Ван дер Сталь, Юдит. Все как один евреи.

— Нам ведь нужны удостоверения? — негромко спросил Каген, все еще сидя на полу.

— Откуда они у тебя, Пауль? — впервые за все это время подала голос Рахиль. — Признавайся, откуда они у тебя?

Река оторвала глаза от фотоснимков, которые не имели ничего общего ни с одним из них. Взгляды всех присутствующих были прикованы к Кагену, но в первую очередь — взгляд Рашель. Она плотно сжала губы и в упор смотрела на своего любовника.

— Я сделал то, что должен был сделать, — хрипло ответил он. — Йоденбреестраат. Мы прошли совсем рядом, когда изучали маршрут, как быстрее и незаметнее попасть на вокзал.

Еврейский квартал, в двух километрах западнее, недалеко от Еврейского театра. И вновь на лестнице послышались чьи-то шаги, однако это оказался лишь старик Дейкстра.

— Они уходят. Он сказал, что они уходят.

Река прислушалась на минутку, а затем, словно в награду за свое терпение, услышала стук сапог по брусчатке мостовой. Затем хлопнула дверь, за ней — вторая. Зафыркал и завелся мотор. Река глубоко втянула в себя воздух и шумно выдохнула. Пламя зажигалки дрогнуло и едва не погасло.

— Ничего не понимаю, — произнес Леонард. Река посмотрела на него. Неправда, он наверняка все понял, подумала она. В следующее мгновение еще один мотор сперва заскулил, затем заурчал — на этот раз чуть более басовито.

— Ты колотил в их двери и показывал свой пистолет? — спросила Река Кагена. — Ты кричал по-немецки? Ты сделал им больно?

Пламени зажигалки было недостаточно, чтобы разглядеть выражение его лица.