Самая долгая ночь - Грег Кайзер

Маус засунул руку внутрь пальто, оторвал подкладку и вытащил оттуда двадцатифунтовую купюру. Аккуратно скрутив ее трубочкой, он присел на колени и сунул ее мертвой девушке в рот. Кончик остался торчать изо рта словно прилипшая к губе сигарета. Нащупав на полу «люгер», он, не раздумывая, сунул его в карман плаща.

После чего забрал у Реки «вельрод». Она не стала вступать с ним в пререкания по этому поводу. В следующий миг звякнул колокольчик входной двери. В темноте Маус разглядел еще одну дверь — в дальнем конце комнаты, позади мертвой девушки.

Маус дотронулся до плеча Реки, и она прильнула к нему. Он обнял ее за талию и повел к дальней двери.

Пройсс выключил зажигание, и его БМВ застыл на месте. Кремпель поднялся с пассажирского сиденья. Толстошеий сотрудник крипо Мункхарт выполз наружу с заднего.

Когда Гискес прислал к нему вестового, он присутствовал при проведении позорной акции рядом с Сарпхатипарком. Там его улов составил всего каких-то жалких восемьдесят семь евреев. Послание было зашифровано, однако он тотчас бросился в машину, оставив де Гроота довести это дело до конца.

Приезжайте немедленно. Дом номер 483 по улице Херенграхт.

Пройсс стоял рядом с машиной, глядя, как с полдюжины облаченных в синие мундиры полицейских растопыривали руки, стоило на улице показаться какому-то голландцу. На мостовой все еще оставалась лужа свежей крови, и когда он обернулся и бросил взгляд назад, то увидел еще одну, на бетонном тротуаре, правда, размером поменьше. Никаких тел уже не было.

Он припарковал машину позади серого автомобиля Гискеса — как раз напротив магазина, вывеска на двери которого гласила: «Книготорговец де Вриес». Перед входом в магазин застыл в неподвижности голландский полицейский. Пройсс прошел мимо него внутрь, и стоило ему открыть входную дверь, как тотчас звякнул колокольчик. Рядом с высокой книжной полкой стояли четверо голландцев, трое из них — женщины. С ними разговаривал полицейский и что-то записывал в блокнот.

Пройсс пошел на звуки, что доносились из дальней части магазина, и в конечном итоге обнаружил Гискеса. Тот находился в небольшой комнате в дальнем конце дома.

— Пройсс, — произнес он слащавым тоном, вставая с пола, где только что сидел, склонившись над мертвой девушкой у стены. Платье задралось ей выше колен. Гискес снова был в форме, однако двое его подручных были в штатском — костюмах и начищенных до зеркального блеска ботинках.

— Узнаешь ее? — спросил Гискес. Пройсс пригляделся к лицу убитой. Свет из открытой двери падал довольно яркий, однако узнал он ее не сразу, и все из-за крови.

— Виссер, — Пройсс не смог скрыть разочарование в голосе. Ну вот. Была доносчица, и нет доносчицы.

— Хорошие новости, — произнес Гискес.

— Хорошие? — Пройсс почувствовал, как сквозь виски к нему в мозг пробирается головная боль.

— Это значит, что наши с вами друзья по-прежнему в Амстердаме, — ответил Гискес. Он на мгновение умолк и, потирая руки, подошел ближе. — И я знаю, где их искать.

Пройсс перевел взгляд от мертвой девушки на Гискеса, пытаясь мыслить трезво и ясно, невзирая на пульсирующую в висках боль. Он явно что-то упустил.

— Они стреляли так же и в ее приятеля, — сообщил тем временем Гискес. — Полиция подобрала его на улице. У него тяжелое ранение. Но перед тем как парня увезли в больницу, я успел задать ему пару вопросов, — Гискес снова умолк, пущего эффекта ради.

— И где же они? — спросил Пройсс, в душе проклиная Гискеса за его склонность к позерству.

— Они в доме на Утрехтседварсстраат. Отсюда до него меньше километра.

— Откуда вам известно? — начал было Пройсс.

— Как я это узнал? У меня, как и у вас, Пройсс, свои люди в местной полиции. Стоит где-то прогреметь выстрелу, как мне тотчас становится об этом известно.

Пройсс кивнул.

— Разумеется.

— Свидетели сказали, что все произошло без лишнего шума. Что пистолет, которым был убит мужчина на улице, и, я готов спорить, и эта девушка, стрелял почти неслышно, — произнес Гискес. — То есть выстрел по звуку не был похож на выстрел. Скорее на шумный вздох или шорох. — Гискес попытался изобразить этот звук. — То есть пистолет был с глушителем. Такие пистолеты используют только агенты УСО. Так что это наши диверсанты, евреи они или кто там еще. В этом нет ни малейших сомнений. И они у нас в руках.

Гискес осклабился словно кот, в зубах у которого зажата жирная мышь.

— Но я подумал, что вы можете пролить свет на одну загадку, — продолжал тем временем Гискес. Он присел на корточки рядом с мертвой девушкой и указал на нее костлявым пальцем. — Видите, что у нее во рту?

Похоже на самокрутку. Странно. Гискес осторожно вытащил ее изо рта убитой, расправил и передал Пройссу. Оказалась, что это банкнота. Гискесу наверняка это известно. Он, по всей видимости, уже вытаскивал ее изо рта, чтобы посмотреть, что это такое, после чего сунул назад. Он любитель таких штучек.

— Это английские деньги, — произнес Гискес. Впрочем, Пройсс и сам это видел. Бело-голубая банкнота в двадцать фунтов. Номинал указан внизу слева, а поверху идет надпись «Англия».

— И что это может значить? — поинтересовался Гискес. — Помните, у Йоопа была точно такая. Убийца явно хотел этим что-то сказать. Но вот что? Возможно, это как-то связано с евреями. Вдруг это какая-то их традиция?

Пройсс покачал головой, и от этого она разболелась еще сильнее.

— Нет, никогда не слышал ничего подобного, — он вновь посмотрел на банкноту и пожал плечами. — Понятия не имею.

Тем не менее он положил ее себе в нагрудный карман.

Гискес поднялся с пола.

— Не велика беда. Потому что теперь они у нас в руках. Осталось только нанести им визит, — пошутил Гискес и расплылся в ухмылке от уха до уха.

Река шла впереди, Маус за ней. Каген и Рашель вслед на ними. Замыкал колонну Схаап. Все свои вещи они набили в четыре матерчатых саквояжа, какие нашлись в доме Хенрика. Оружие и патроны они поделили между собой, но даже так чемоданы были слишком тяжелы. Правое плечо Мауса ныло — он не мог нести чемодан в левой руке больше, чем пару секунд.

Хенрика и его жену они оставили в задней комнате — плотно завернутыми в полоски ткани, с кляпами во рту. Взять их с собой они не смогли — было еще слишком светло. До наступления сумерек оставалось еще около часа. А Река как назло никому не позволила прикончить этих двоих. Сказала, что они в долгу перед Хенриком за то, что он прятал ее в магазине все эти долгие месяцы. В любом случае, им неизвестно, куда мы идем, сказала она. К тому же гестапо сделает с ними то, чего мы никогда бы не смогли сделать. Этими своими словами она их убедила, хотя Маус подозревал, что Река и впрямь хотела сохранить старикам жизнь. Уж слишком мало времени прошло с того момента, как она прихлопнула Аннье.

Никто не остановил их, пока они шли по улице со странным названием — Вейтенбахстраат. Здесь Рашель подошла к той же самой красной двери, что и четыре дня назад, и поговорила с тем же самым стариком, который вышел на крыльцо. Рашель и этот старик стояли и разговаривали — минуту, две и, наконец, она сделал им рукой знак — мол, давайте сюда, и вскоре они уже были в узком коридоре по другую сторону входной двери.

Стоило Маусу шагнуть из яркого дня в полумрак коридора, как он тотчас высказал Рашель все, что думает по этому поводу. Она же сказала ему, что мистер Дейкстра, так звали старика, рад помочь своим друзьям Иккерсхеймам. Поразмыслив, Маус пришел к выводу, что Иккерсхейм — так звали лучшую подругу Рахили, Вресье, до того, как она вышла замуж за ее брата.

Старик жил один. Он показал им чердак на третьем этаже дома. Стеклянное окно в покатом потолке смотрело на мир под углом, и из него при желании можно было увидеть только крыши. Старик принес им сыра, вареных яиц, хлеба и пива, после чего показал ванную комнату, где не просто был водопровод, но и настоящая ванна.

Маус заявил, что залезет в ванну первым. Он помылся, побрился острым лезвием, которым снабдил его старик, а когда завершил бритье, то встал в полный рост перед зеркалом. Поверхность была матовой от пара, но в целом своим видом остался доволен, вид у него был вполне сносный. Он потер руками щеки, ощущая ладонями гладкую, свежевыбритую кожу. У него уже давно не было таких долгих промежутков между бритьем.

— Я оставила тебе сыру и яйцо, — сказала Река, когда он сел рядом с ней. Она протянула руку и потрогала его выбритую щеку. — Какая она розовая, — сказала она, и Маус смутился. — Наверно, именно поэтому тебя и называют Мышонком, — сказала она. — Потому что ты розовый, как уши мышонка.

Голос ее звучал нежно, прикосновение пальцев к его щеке было еще нежнее, но вот ее взгляд показался ему странным.