Обратно в СССР - Геннадий Марченко

– Здравствуйте, Сергей Андреевич, спасибо, что нашли время к нам прийти.

Я на автомате пожал протянутую мне руку. Ага, попробовал бы не прийти… Юморист, однако.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – показал Макеев на стул с другой стороны стола.

Стул оказался несколько неудобным, такое чувство, что из-под дерматиновой обивки вытащили прокладку, а на фанерную основу накидали зачерствевших хлебных крошек. То и дело приходилось ёрзать, однако «крошки» из-под задницы не исчезали. Сейчас ещё вот настольную лампу в лицо направит – и вообще комплект для допроса готов. Хотя день всё-таки, лампа такого эффекта, пожалуй, не даст.

– До того как мы начнём говорить о деле, по которому мы с вами встречаемся, вынужден вас огорчить. До сих пор ничего о вашем прошлом нам узнать не удалось. Мы понимаем, как это тяжело – жить, не зная своего прошлого… Ведь где-то есть родные вам люди, которые с ума сходят, переживают за вас. Мама, отец… может, братья, сёстры… Вы ведь не старый ещё человек, вполне возможно, что они живы и не знают, что с вами. Да-а… Как бы мои вот к такой пропаже отнеслись?.. Трудно, наверное, жить с этим? Кстати, после того, как вас по телевизору показали, никаких звонков, писем, попыток связаться не было? Может, сами что-то вспомнили?

– К сожалению, нет, – тяжко вздыхаю я и делаю грустные глаза.

Это что, меня по этому поводу сюда вызвали? А с другой стороны, если у МВД ничего не получается, естественно, попросили помощи у коллег, а то мало ли, вдруг шпион, а они не проинформировали… Хотя он вроде о каком-то деле говорил…

– Но вы, Сергей Андреевич, не расстраивайтесь, мы о вас не забываем, ищем по всем фронтам, как говорится. Одно с уверенностью уже можно сказать: в поле зрения правоохранительных органов вы раньше не попадали. А это уже немало! Вы только представьте: известный писатель, композитор…

Я попытался отмахнуться от этих похвал, но Макеев хмыкнул:

– Да не скромничайте! Известный. Хотя жену, Сергей Андреевич, вам по популярности ещё надо догонять, – и вдруг пропел: – «Миллион, миллион, миллион алых роз…» Читал ваши «Крейсера» и «Печальный детектив». Сильно, талантливо! «Марсианина» домой принёс, так не поверите – в драку с сыновьями! А книги о родном крае! Ах, как они нужны для подрастающего поколения, для воспитания любви к родине! Вы – настоящий патриот! – Макеев вдруг встал и снова протянул мне руку. – Благодарю вас от чистого сердца! Надеюсь, и дальше будете нас радовать… Так вот, представьте, известный писатель – и вдруг оказался бы каким-нибудь мелким жуликом. Ладно бы бывшим, уже искупившим свою вину, а если бы находящимся в розыске? Понимаете? Вот! К счастью, ничего! А если что и было, то так… ничего серьёзного. Кто, как говорится, без греха, пусть первый кинет в меня камень… Так что на этот счёт можете быть спокойны!

Это он что, так тонко намекает на 10 тысяч, полученные от Чарского? Или о моих похождениях с джинсами и пакетами? Я невольно сглотнул, стараясь больше ничем не выдать охватившего меня волнения. Эти ребята могут прикидываться простачками, но наверняка запоминают каждый жест, каждое мимическое движение собеседника и делают соответствующие выводы.

– Большое спасибо, Юрий Фёдорович, за проявленную заботу.

– Вообще, Сергей Андреевич, объект вы сложный. Знаете, ваши произведения специалистам показали. Они говорят, что стиль у вас очень неровный. Будто произведения разными людьми написаны. А вот речь наша, пензенская. Никаких сомнений. И как это у вас получается? Я имею в виду ваше литературное творчество… Не поделитесь секретом?

– Хотите верьте, Юрий Фёдорович, хотите нет, но сам теряюсь в догадках, как так происходит. Словно всё само по себе, одно за другое цепляется. Раз – и в голову пришла идея книги, два – стихи, три – мелодия… Только успевай записывать. Не иначе меня точно кто-то по башке саданул, после чего потерял память, но приобрёл поразительные способности. Вы знаете, мне кажется, что, когда приходит идея нового произведения, я словно растворяюсь в нём и становлюсь уже не собой, а кем-то, кому эта тема очень близка. Этот кто-то и пишет. Отсюда и скорость написания, и подробности, о которых вроде и знать-то не мог. И тут, скорее всего, не последнюю роль играет моя амнезия. Ведь, по сути, я и сам не знаю, кто я. И как должен писать…

Вот выдал, сам от себя не ожидал. Зато более-менее приличная отмазка, что тут ещё придумаешь?

– Да, наверное, – подозрительно легко согласился Макеев. – Мало мы ещё знаем о человеческих возможностях. Плохо только, что и с этого бока не получается вам помочь. Но со всей ответственностью обещаю: мы о вас, Сергей Андреевич, не забудем. Понадобится, будем и год, и десять, и двадцать лет ваши корни искать! Будьте уверены и работайте спокойно.

«Во порадовал! Живи, говорит, и помни. Большой брат следит за тобой!» – промелькнуло у меня в голове. А чего я, интересно, от них ждал? Сидел бы, не высовываясь, грузчиком в овощном и заботы такой уж точно не имел. Так ведь нет! Славы захотелось! О судьбе страны забота гложет.

Однако кто предупреждён, тот вооружён! И за это спасибо. А по письмам Щёлокову и Ивашутину тишина. Не прячет ли он туза в рукаве? Счас ка-а-ак…

– Очень рад, что моему делу оказано такое внимание. А то уж, знаете ли, почти смирился. Хотя, конечно, иной раз так накатит, что… Но жена и ребёнок сейчас очень помогают отвлечься от грустных мыслей. Я уже не один, у меня семья есть.

– Да-да, семья, как говорится – ячейка общества. Это вы правильно сделали, что завели семью… Ну а теперь перейдём к тому делу, по которому я вас, Сергей Андреевич, и пригласил. – Макеев достал из папки лист бумаги с каким-то текстом и пододвинул ко мне. – Прежде чем начать разговор, необходимо соблюсти формальности. Будьте добры, автограф поставьте здесь.

– Что это?

– Подписка о неразглашении. Мы нуждаемся в вашей помощи, а для этого мне придётся посвятить вас в обстоятельства, не подлежащие разглашению. Вы не подумайте чего такого. Несмотря на то что происхождение ваше ещё не установлено, мы вам, Сергей Андреевич, доверяем, но порядок есть порядок.

Бумажка, которую мне дал Макеев, действительно ничего, кроме сохранения сведений, полученных при разговоре, от меня не требовала, и я с лёгким сердцем её подмахнул. Бежать и трубить на весь белый свет о том, что сотрудничаю с КГБ, я не собирался.

– Итак, – Макеев удовлетворённо кивнул и спрятал подписанный документ к себе в папку, – вы, Сергей Андреевич, за весьма короткий срок умудрились развить бурную деятельность. Всего год прошёл, а вы уже написали несколько книг, сценарий, десяток песен, совершили археологическое открытие, познакомились с Высоцким и генеральным секретарём Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза. Я уже не говорю о вашей дружбе с Мясниковым, это так, вообще, как бы между прочим получается.

«И это всего за год, Карл!» – мысленно закончил я фразу и невольно усмехнулся.

Так, о письмах Щёлокову и Ивашутину снова молчит, о том, что я выпал из будущего, он знать не может, максимум догадываться. Но, насколько я знал, в таких организациях работали насквозь прожжённые реалисты, далёкие от научной фантастики, а мой случай как раз в рамки этого жанра и вписывался.

– Я сказал что-то смешное? Чему вы улыбаетесь?

– Вы забыли добавить, что я успел за год ещё жениться и стать отцом.

– Ну, это само собой, хотя вы сами об этом уже упоминали в нашем разговоре. – Макеев тоже улыбнулся.

– Юрий Фёдорович, вы прямо скажите: что вам от меня нужно?

– Не спешите. Дело, которое у нас к вам, серьёзное, с кондачка не решается. Да, вы ведь теперь безработный, вольная птица, правильно?

– Я состою в творческом союзе, а посему тунеядцем не являюсь.

– Так я вас и не обвиняю в тунеядстве, бог с вами! – Макеев развёл руки в стороны. – Я к тому веду, что в силу ваших новых знакомств вы общаетесь теперь с известными людьми. Правда, больше в творческой среде. Те же Высоцкий и Тарковский – элита творческой, как её там… тусовки, как сейчас выражается молодое поколение. Согласитесь, что эта среда, в которой приветствуются не только алкоголь, но и наркотики, не говоря уже о сексуальных игрищах, порой взращивает настоящих мутантов. А на уме у таких одно: как бы сделать свою жизнь комфортнее, не стесняясь при этом в выборе средств. А ведь что ни говори, но эта творческая элита такое же достояние нашей с вами родины, как и полезные ископаемые. И не дать этой элите загнить, направить её энергию в русло, которое принесёт наибольшую пользу обществу, советскому народу, – наша прямая обязанность. Сохранить людей с таким потенциалом для страны – задача не менее важная, чем защита от внешней опасности. Согласны?

– Даже и не знаю. С одной стороны, сердцем, я полностью согласен, а с другой… Видите ли, Юрий Фёдорович, люди искусства, да и науки считают себя скорее гражданами мира, чем какой-то отдельной страны. Мировой славы хочется, уж простите за откровенность.