Тихоня (СИ) - Вера Чиркова

— Тмирна… — вскочивший с кресла герцог, по праву считавшийся одним из самых храбрых мужчин королевства, растерялся, как паж на первом балу, совершенно не представляя, как встретится с выросшим без него сыном.

Проводив монахиню смятенным взглядом, Олтерн выхватил платок, лихорадочно вытер взмокший лоб и ладони и оглянулся на дверь, за которой было все, о чем он уже не смел и мечтать. Безотчетно двинулся было в ту сторону, но вовремя вспомнил про саквояж. Поспешно щелкнул замками, выхватил букетик синих цветов с заветного куста и шкатулку с браслетами, затем, сгорая от волнения шагнул к спальне. Рядом с дверью сделал несколько глубоких вдохов, в попытке выровнять дыхание, безнадежно махнул рукой, и, робко стукнув по створке, замер в ожидании.

— Войдите… — раздался за дверью такой же несмелый ответ и герцог, проглотив вставший в горле комок, отчаянно толкнул дверь.

Они сидели прямо напротив входа, на краю застланной постели, грустная молодая женщина с пепельными волосами и бледный худенький мальчик, и смотрели на Олтерна одинаковыми серебряными глазами. В этих ожидающих глазах светилось столько настороженной надежды, затаенного страха и растерянности, что герцог задохнулся от нежности и любви, желания схватить их и надежно спрятать, укрыть от всех ненастий и всех бед.

— Леонидия… счастье мое… — он ринулся к этим таким еще незнакомым, но уже таким родным людям, подхватил на руки поднявшуюся навстречу женщину, стиснул в объятиях, теряя и букет и шкатулку, — наконец-то я вас нашел.

— Олт… — всхлипнула она куда-то ему в шею, — поставь меня, тяжело же…

— Не могу, — он нашел ее губы, прильнул к ним как к драгоценной святыне, бережно и нежно и почувствовав, как они тотчас дрогнули, потянулись к нему в ответ, облегченно выдохнул.

Вот теперь все у них будет хорошо, раз она так же тосковала по его поцелуям, как он по ее глазам, по ее голосу и смеху. И у них есть сын… драгоценный дар ее любви, который эта хрупкая женщина сумела сохранить в такой тяжелой обстановке, в какой его потеряла бы тысяча других женщин. Вряд ли проклятая ведьма не пыталась напоить кузину какими-нибудь гадостями. Олтерн еще раз нежно коснулся губ любимой и шепнул:

— Извини, я посажу тебя на минутку, — и скрепя сердце выполнил это обещание, но так и не выпустил из руки ее ладошку. Присел на корточки перед Тэлродом и протянул ему вторую руку, — Прости, сынок, что я так долго не приходил. Но если бы хоть слово… хоть намек… — он яростно скрипнул зубами, — ему повезло, что я уже присягнул Лоурдену, иначе искали бы сейчас другого советника.

— Олт… прости… но мы слышали ваш разговор, — нежно гладя его второй рукой по лицу, призналась Леонидия, — это было мое условие… Зора отучила меня верить людям. И я согласна с настоятельницей насчет советника… и про замок. Мне так хочется пожить где-нибудь спокойно… а ты сможешь приходить, когда захочешь.

— А если я не захочу уходить? — жадно вглядываясь в ее глаза, с лукавинкой спросил Олтерн и вспомнил про подарки, — вот… эти цветы только для тебя. А вот браслеты, и пока ты не скажешь "да", я не отпущу твою руку.

— Я скажу "да", только не отпускай, — кротко согласилась Леонидия, но сквозь эту покорность герцог расслышал застарелую тоску.

И немедленно сел между ними, обняв обоих так, как ему хотелось с первого взгляда, крепко и бережно прижав к себе, зажмурил на миг глаза, не в силах поверить, что он не спит.

— Тебе плохо? — опасливо спросил Тэл, и герцог широко ему улыбнулся.

— Нет, сынок. Мне очень хорошо, я много лет не был так счастлив. Точнее, много лет я жил несчастливо… и хочу про это забыть.

— А там… где мы будем жить… — продолжил осторожный допрос Тэл, — мне можно будет держать кошку?

— Что? — напрягся Олтерн, — тебе не разрешали даже кошку держать? Но там же были женщины… твоя бабушка, тетка… или я что-то неправильно понял?

— Олт, — дернула его к себе Леонидия, — Зора убедила мать и сестру, что все их беды из-за меня… и Тэла. Она специально все подстраивала… потому они к нам так и относились.

— Прости, любимая, но я не согласен. Если бы они были людьми… я собирался устроить их жизнь, за то, что они были рядом с моим сыном, но теперь не пошевельну и пальцем. А у тебя, сынок, будет столько кошек, собак, лошадей и прочей живности, сколько ты захочешь.

— Матушка Тмирна обещала принести мою Берту, — серьезно сказал парнишка, — но лошадь я тоже хочу. Герцог Адерский сказал, что вырастит для меня белого жеребенка.

— Дать бы по шее этому герцогу, — с притворной свирепостью выдохнул Олтерн, — крепче прижимая сына, — за то, что не позвал меня сюда вечером.

— Не нужно, — тихо шепнула Леонидия, положив голову на плечо мужчины, которого любила все эти годы, — Он правильно поступил, мы были грязные, уставшие и голова еще болела после зелья.

— Ты думаешь, все это меня бы оттолкнуло? — невесело фыркнул Олтерн, — нет, любимая, ничего подобного. Но на Арвельда я не сержусь, наоборот. И хотя мне очень хочется еще посидеть тут с вами, придется идти к ним, чем быстрее я покончу с делами, тем быстрее смогу увести вас в южный замок. Но вы же пойдете со мной к герцогу?

— Конечно, — кротко улыбнулась ему женщина, — мне нужно спросить, что я должна Эсте за выполненный контракт. Она взялась охранять мою жизнь от происков Зоралды, там, в горах, и исполнила свое обещание.

— Я тоже ей должен, — признался герцог, — но сначала браслеты. Леонидия Тервалли, согласна ли ты взять в мужья герцога Олтерна Эфройского?

— Согласна, — побледнев, выдохнула она, глядя, как на ее руке защелкивается браслет, — а ты, Олтерн Эфройский, согласен считать женой Леонидию Тервалли?

— И женой и матерью моего сына, — твердо произнес Олтерн, подставляя ей руку.

— А жреца не нужно? — тихо спросил парнишка, недоверчиво наблюдавший эту церемонию.

— Герцог имеет право судить, казнить и женить своих подданных, но в храм мы обязательно пойдём. Только не в столичный, а в тот, что в городке возле южного замка, — серьезно объяснил ему Олтерн, — там очень мудрый жрец, который составит документы как положено по законам богов, а не людей. И на твое рождение тоже. Ты герцог по крови и должен быть им по бумагам. А теперь идем, мне кажется, нас уже ждут.

И первый поднялся с постели, помог встать жене, обнял ее за талию и протянул руку сыну. Парнишка сомневался всего секунду, затем все же вложил ладошку в крепкую руку отца, однако, дойдя до двери, осторожно потянул ее к себе, и герцог не стал его удерживать.

Но подхватывая свой саквояж и выводя жену в коридор, твердо пообещал себе, что сделает все возможное, чтоб его сын из бледного, затурканного злыми тетками мальчишки превратился в жизнерадостного, уверенного в себе паренька, какими должны быть подростки его лет.