Бел-горюч камень - Ариадна Борисова

Изочка вдруг обнаружила, что играть ей тоже не хочется. Не сейчас, а совсем.

– Прости меня, – сказала она тихо. – Я, кажется, выросла.

Кукла, как раньше, обняла ее лицо берестяными ручками, деревянными ладошками. Изочка уткнулась в сарафанную грудь, вобравшую в себя кислый казенный запах, и закрыла глаза.

Песни и разговоры с Аленушкой, ожидание мамы с работы, из больницы, плач и холодные ночи с куклой вдвоем, когда Мариечка ушла к Богу, – все осталось близко и далеко. Там, в оставшемся времени, жил и легко превращался в белку и кукшу дух леса Байанай, и, наверное, продолжали подниматься из низин к вершинам волшебные создания воздуха и лазури, которых Изочка видела когда-то, а теперь будет видеть вместо них обыкновенных стрекозок. Там по лесной тропе шла впереди матушка Майис, озаренная веснушчатым солнцем, и ангелом летела в небо светлая мамина душа…

Изочка подумала, что никогда не уедет отсюда, из-под этого неба, от всего дорогого, к чему крепкими корнями, как берега ручьистого овражка на Зеленом лугу, привязана ее собственная детская душа.

«Лесное, речное, небесное – лес на моей земле, река и небо, вода и воздух…»

– Смотри, малышка-то наша с куклой в обнимку спит! – услышала Изочка насмешливый Полинин голос.

– Пусть спит, а ты не буди, – сказала Наташа. – Давай гостинцы на подушку положим.

Донеслось бумажное шебуршанье, и над головой сладко заблагоухало кондитерской выпечкой. Изочка потянула носом, сонно протерла глаза:

– Вы уже пришли?

– А то кто, если не мы?!

Синие сумерки завесили снаружи окно.

– Вставай, все на свете проспишь! Гляди, что мы тебе принесли.

Вместе с обещанным куском торта Галя отправила Изочке целый пакет разных вкусностей – сахарные рулетики, ватрушки, печенье с повидлом, конфеты…

– Галка сильно жалела, что тебя не пустили.

Скоро в комнату набились девочки из других комнат, и получилось маленькое пиршество для тех, кто не был у Гали. Полина с Наташей наперебой рассказывали, как продавцы, узнав, что диван куплен на свадьбу, по своему почину упаковали его в бумагу и перевязали атласными лентами. Роскошный подарок гости привезли все на том же тракторе и еле протащили в узкую дверь засыпухи.

– Галка рада была-а! Аж разревелась. Сергей сразу выкинул ящики, на которых они спали.

– Мы думали – во что Галя оденется? Наизусть же знаем все два ее платья! А она – в белом, жених настоял! Наряд шелковый, шторка на голове кружевная!

– Фата, – поправила Полина.

– Ну да, невестина, с цветами веночком.

– А прическу Галке в парикмахерской делали.

– Людей пришло! Кроме наших еще человек пятнадцать, парни стоя угощались.

– Галка полный стол всего наготовила, ей сестры жениховские помогли.

Наташа шепнула на ухо Изочке:

– Мы шампанское и сухое вино попробовали, так что не совсем чаепитие…

– Жаль, на пластинках быстрых танцев не было, но хорошо потанцевали, когда стол на улицу вынесли. Галка «спасибо» передавала за патефон. Над пластинками тряслась, боялась, что разобьют.

– А тракторист с Полинки глаз не сводил и раз пять приглашал на танго!

– Больно мне нужен этот колхозник! – фыркнула Полина. – Я для другого себя берегу.

– Для кого это?

– Все вам вынь да положь!

– Для артиста из Москвы, – засмеялась, дразнясь, Наташа, – она пока только на фотке с ним познакомилась!

– А правда, что Галя беременная?

Девочки переглянулись. Вопрос, заданный известной в детдоме болтуньей, повис в воздухе.

– Вот что, дорогуша, – красная от гнева Полина поймала болтуньин локоть, – будешь сплетничать – отлуплю!

– Она с лета не целка, все знают, – защищалась та.

– А тебе завидно? Или мстишь за то, что не позвала? – прошипела Полина, выпуская локоть из цепких пальцев.

Настроение у всех испортилось, и потихоньку девочки разошлись.

Изочка ничего не поняла. Что за целка, в чем обвинили Галю? Полина сокрушенно всплеснула руками:

– Ты, Готлиб, хоть маленько в жизни смыслишь? Целка – это наша честь. Галка с «кукурузы» нечестная, потому и балаболят про нее.

– Я не помню, чтобы Галя кого-нибудь обманывала.

Полина захохотала:

– Насмешила, будто сама в капусте родилась!

– Это кукленыш родился в капусте, – некстати ляпнула Изочка, еще близкая к посетившим ее сегодня воспоминаниям. – А я под кустом нашла.

– Чей кукленыш? – насторожилась Полина.

– Не знаю… Я долго думала, что это гномик. Нибелунг…

– Ну-ка, что за гномики-кукленыши?

Изочка послушно начала рассказывать, внутренне напрягаясь и холодея. Полина слушала, сидя в изножье кровати, окаменевшая, с белым, как стена, лицом. Косточки пальцев на кроватной спинке тоже побелели, словно бездвижная Полина собралась согнуть железо силой мысли. В глазах никогда не плачущей девочки – бесшабашной, веселой, злобной, дерзкой, грубой, какой привыкла видеть свою соседку Изочка, застыли слезы и боль. Едва рассказ кончился, Полина молча закрыла лицо руками и бросилась вон из комнаты.

– Зря ты, – вздохнула Наташа.

Изочка растерялась:

– Я ничего… я не дума…

– Не догадываешься, почему она тебя по фамилии все время зовет?

– Почему?

– Твоя фамилия не по-простому звучит, артистично, и нравится ей. А своя не нравится. Она же Удверина. У двери, значит, поняла?

– Нет…

– Вот у тебя мать померла, – безжалостно сказала Наташа, – у меня – тоже, от туберкулеза, у Галки обое, мать и отец, враз потонули, когда наводнение случилось. Но у всех нас родители кой-какие имелись, хоть и померли, поэтому сироты мы. А Полинка – подкидыш. Оставили ее, новорожденную, у двери нашего корпуса, в одной пеленке с запиской – имя там было, и всё. Хорошо, что летом родилась, а то бы напрочь замерзла.

– Кто… оставил?

– Кто-кто. Такая же «прости господи», что кукленыша в кусты кинула.

Глава 26

Алый цветок

Через несколько дней молодая жена пришла в гости. Изочке бросился в глаза ее подросший живот. Привычная и незнакомая, Галя сияла белым лицом, светлым венком косы.

– Отпросилась у мужа. Дай, думаю, загляну к своим.

Пили чай с домашним рыбным пирогом, Галя рассказывала какие-то неинтересные деревенские новости. В заминке Полина навалилась на стол локтями, подалась к гостье. До Изочки донесся горячечный шепот:

– Как диван? Хорошо вам спать на нем?

– Ага. Мягкий.

– А с мужем как спать… хорошо тебе?

Галя метнула на Изочку смущенный взгляд, прикрыла ладонью зардевшееся лицо:

– Без особого интересу я к этому… Перестань, что ты при мало́й-то…

– Ой, будто она не знает! Все она знает!

Изочке стало неловко и стыдно за Полину:

– Спасибо, Галя, очень вкусный пирог.

– Почему не доела тогда?

– Я потом… Я домашние уроки еще не сделала.

Разложив на тумбочке учебники и тетрадки, Изочка попыталась сосредоточиться, но в их каморке далеко не спрячешься, хоть уши затыкай, и лица – лица девочек вот они, перед глазами.

– Сплетничают, что ты сразу ему дала, – не унималась Полина. – Чего торопилась?

– Я поверила Сереже, как можно было ему не поверить? Он у меня такой… он добрый. Ну и пожалела, конечно. – Галя словно оправдывалась, или впрямь считала себя в чем-то виноватой. Щеки полыхали малиновым жаром. – Люблю я его, Полинка…

– Дожалелась, – жестко сказала Полина, садясь прямо. – Женщины от родов дурнеют, и многие мужики перестают любить своих жен после рождения детей.

– Только не мой Сережа, – уверенно улыбнулась Галя. – Он ребятишек любит, как я. Мы не меньше четырех хотим – двух мальчиков и двух девочек. Я ж привыкла, что детей много вокруг. Но семья у меня будет родная, собственная. Не детдом. Я матерью стану, Полинка. Матерью, понимаешь?!

…Вечером Изочка с Полиной должны были дежурить в коровнике. Пятнашка привыкла к тому, что девочки доят ее по очереди, а Изочкиным рукам особенно доверяла. Так говорила тетя Аглая.

Изочка подошла к коровнику и рассмеялась. Кто-то из девчонок повесил у входа плакат со стихами Маяковского:

Если тебе «корова» имя,У тебя должны быть молоко и вымя,А если ты без молока и без вымени,То чёрта ль в твоем коровьем имени?

Под стихотворением красовался рисунок акварельными красками. Пятнашка была в рисунке круглая, как воздушный шар, а вымя напоминало морское животное. Румяного кальмара с толстыми щупальцами.

Сняв с замшевого носа Марты тальниковый намордник, Изочка подтолкнула ее к вымени Пятнашки. Машинально поглаживала курчавый Мартин лоб, а у самой из головы не выходило: «…с мужем как спать… хорошо тебе? – Без особого интересу я к этому… – Женщины от родов дурнеют…»

Ничего не поделаешь, если тебе «женщина» имя. «Не выйду замуж и рожать не буду», – решила Изочка. Привязала Марту, пока теля не высосала все молоко. Подсела к Пятнашке и, в ожидании замешкавшейся с ведром Полины, принялась читать монолог из чеховской «Чайки».