Глубокие воды - Патриция Хайсмит

– Спасибо, – гоготнул Хейвермал.

– Что ж, пока вы не уехали из Литтл-Уэсли, мне тоже хотелось бы вас поблагодарить, – сказал Вик. – За то, что ваш приезд доказал не только сплоченность наших жителей, но и то, что меня в городе… в общем, любят. Не могу сказать, что я добивался любви горожан или жаждал ее, но очень приятно знать, что она есть.

Вскоре Хейвермал ушел, даже не удостоив его какой-нибудь колкостью на прощание. Вик подобрал с пола два окурка, брошенных Хейвермалом, выбросил в мусорную корзину, а потом вернулся в печатню, где составлял изящную композицию из высушенного дубового листа и сплющенного чехольчика бабочки-мешочницы для виньетки под стихотворением Брайана Райдера.

В тот вечер Вик получил еще одно подтверждение того, что население города на его стороне. Ему позвонил Хал Пфайффер, редактор городской газеты «Нью-Уэслиан», и объяснил, что детектив по фамилии Хейвермал пришел в редакцию, изложил клеветническую версию исчезновения Камерона, упомянул о роли, которую «возможно» сыграли в этом Виктор ван Аллен и его супруга, и настаивал, чтобы газета опубликовала статью о расследовании под соусом местных новостей. Мистер Пфайффер немедленно указал Хейвермалу на дверь.

– Мистер ван Аллен, я с вами лично не знаком, но наслышан о вас, – сказал мистер Пфайффер. – Не беспокойтесь, мы никогда не опубликуем подобный материал. Редакция «Нью-Уэслиан» не желает иметь дело с такими типами, как Хейвермал.

Вик пересказал это Мелинде.

На защиту Вика встали все, даже работники городской химчистки. Вик зашел туда забрать что-то из одежды, а Фред Уорнер, управляющий, перегнулся через стойку и прошептал, что приходил «этот детектив» и потребовал предъявить ему вещи Виктора ван Аллена, недавно сданные в чистку. Детектив обнаружил брюки со следами крови, но с ним была миссис ван Аллен, которая объяснила, что это кровь самого Вика, из раны на затылке.

– Все пятна крови были на задней стороне брюк, у пояса, – усмехнулся Уорнер. – Сразу видно, что накапало с затылка. Ох, знали бы вы, как детектив разочаровался! Он прямо как злобная собака-ищейка, только не очень способная, правда, мистер ван Аллен?

А потом Хейвермал уехал.

Весь город словно бы вздохнул с облегчением. Люди на улицах стали больше улыбаться – улыбаться друг другу, словно говоря, что их солидарность помогла одержать победу над мерзким чужаком. Все наперебой устраивали вечеринки. Даже Петерсоны пригласили Вика и Мелинду в гости, и там он обзавелся новыми знакомыми, которые выказывали ему большое почтение. На вечеринке у Петерсонов собрались те, на кого Мелинда обычно смотрела свысока, но Вик заметил, что сейчас она изменилась. Нельзя сказать, что она держала себя с какой-то особенной сердечностью, как на вечеринках после смерти де Лайла, но улыбалась всем, даже Вику, никого не оскорбляла и не корчила недовольную мину, когда ей предлагали пунш, который она терпеть не могла. Все это наводило Вика на сбивчивые размышления. Разумеется, она вела себя прилично не для того, чтобы сгладить отрицательное мнение окружающих о Вике – в этом не было никакой необходимости. Может быть, ей надоело изображать уныние? У нее не осталось сил на ненависть? Да, ненависть изматывает душу, но Мелинда просто не знала, как жить иначе. Может, ей приятно оттого, что Вик – почетный гость Петерсонов? Но прежде она ничему такому не радовалась. Вик даже подумал, не сговорились ли они с Хейвермалом усыпить его бдительность, чтобы внезапно предъявить какие-нибудь доказательства, которые от него тщательно скрывали. Нет, он был совершенно уверен в том, что в Литтл-Уэсли Хейвермал отстрелялся по полной, но в цель не попал. Злорадство Мелинды исчезло, она стала добрее и ласковее. Вик припомнил, что теперь она улыбалась ему даже дома. А вдобавок уже неделю не виделась с Доном Уилсоном.

– Как там Дон Уилсон? – спросил Вик, когда они вернулись домой от Петерсонов. – Ты о нем в последнее время не вспоминаешь.

– А я когда-нибудь его вспоминала? – спросила Мелинда, но не воинственным тоном.

– По-моему, нет, – сказал Вик. – Но как у него дела? Работа спорится?

– Ну, корпит над чем-то, – рассеянно ответила Мелинда, и Вик удивленно посмотрел на нее.

Она присела на диван в гостиной, чтобы снять туфли, и с легкой улыбкой обратила взгляд к мужу. Абсолютно трезвый взгляд.

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что в последнее время от него ничего не слышно.

– Ну, от него ты наслушался достаточно. Хейвермал ведь сообщил тебе его мнение?

– Неоднократно. Я не обращал на это внимания.

– А он так ничего и не добился, правда?

Вик уставился на нее, пряча недоумение за спокойным, приветливым выражением лица.

– Конечно нет. Но ты же так хотела, чтобы он чего-нибудь добился.

– Наверное, я просто хотела знать правду. – Мелинда с обычной надменностью закурила и швырнула спичку в камин, но та упала на пол. – У Дона были правдоподобные предположения. Но видимо, это были всего лишь предположения. – Она чуть смущенно взглянула на него, будто не думала, что ей поверят.

Вик и не поверил. Мелинда вела какую-то игру. Он медленно набил трубку, давая ей время сказать что-нибудь еще. Сам он не собирался ничего больше говорить, но и сразу уйти к себе было бы нехорошо, хотя именно этого ему и хотелось.

– А ты сегодня был гвоздем программы, – наконец сказала она.

– Давид против Голиафов. И крошка Давид победил. Правда? – спросил он с улыбкой, которая для Мелинды по-прежнему оставалась двусмысленной.

Она уставилась на него, обдумывая, что бы еще предпринять. Физическое действие. Она хлопнула в ладоши, встала и предложила:

– А давай выпьем по-настоящему? Розовый лимонад – такая гадость!

Она направилась в кухню.

– Мелинда, я не буду. Поздновато.

– В два часа? Что это с тобой?

– Спать хочется. – Он с улыбкой подошел к ней и поцеловал в щеку.

Мелинда застыла как статуя – скорее, от удивления, а не от равнодушия.

– Спокойной ночи, дорогая. Трикси ведь завтра весь день у Петерсонов, да?

Трикси поехала к Петерсонам с Виком и Мелиндой и около десяти часов ушла спать в комнату Джейни.

– Кажется, да.

– Ну, спокойной ночи.

Он вышел в дверь, ведущую в гараж, а Мелинда все стояла, будто не в силах решить, напиваться в одиночестве или нет.

Затем Вика удивил Хорас, рассказав, что Мелинда приезжала в гости Мэри, «расчувствовалась», стала извиняться за все плохое, что наговорила о Вике, каялась, что вела себя как дура и была неверной женой, а теперь не знает, сможет ли когда-нибудь загладить свою вину.

– Точнее, «как полная дура», – сказал Хорас, стараясь передать Вику все дословно. – Мэри даже позвонила мне в лабораторию, чтобы рассказать об этом.

– Надо же, – во второй раз сказал Вик. – В последнее время я заметил в ней перемены, но и представить себе не мог, чтобы она пошла каяться – да еще к Мэри.

– Да-а… – Хорас, похоже, стыдился своего ликования. – Мэри говорит,