Русские сказки - Роман Злотников

Через считанные минуты она уже сидела на подводе, безуспешно пытаясь унять дрожь и старательно отворачивая лицо от вагона, где были ясно видны фигуры матери и отца. И тут где-то совсем рядом послышался голос Молчуна:

— Так я ведь токмо шаль-то евойную.

— Ну так приволок — и проваливай, — весело рявкнул кто-то, и в тот же миг Тесс рывком сдернули на землю, а над ее головой застучали частые выстрелы.

Она сжалась в комок и зажмурила глаза. Очень скоро все кончилось. Кто-то взял ее за плечи и поднял на ноги, а голос господина Юри удовлетворенно произнес:

— Удачно банда подвернулась. Чтобы не ехать через старую столицу, мы должны были сойти на следующей станции и искать подводы, а тут вот они, с доставкой. — Он повернулся к Тесс: — Молодец, девочка, все отлично. Мне надо было как-то подать сигнал нашим ребятам в соседних вагонах, и лучше, чем твое пленение, способа не было.

Через полчаса они уже ехали лесной дорогой, забирающей все дальше к северу. По прикидкам Молчуна, до Коева оставалось не больше ста пятидесяти верст.

— И вы думаете, что мы сумеем удержать город? — Капитан с сомнением покачал головой. — Насколько мне помнится, «соратники» собираются бросить против нас более шести тысяч штыков при поддержке двух бронепоездов, пятнадцати орудий и десяти броневиков. Да еще аэропланы…

Князь легонько пнул носком сапога плотно утрамбованный бруствер свежевырытого окопа и повернулся к капитану.

— А перед нами и не стоит такой задачи, господин капитан.

— То есть? — не понял тот.

Князь усмехнулся.

— Дело в том, что суверена больше нет в городе.

Тот слегка опешил.

— Но… кого же мы тогда защищаем? — он запнулся и потряс головой, — С неполной тысячей при шести пулеметах и двух раздолбанных пушчонках против… Это абсурд!

— Отнюдь, — князь повернулся в сторону недалекой железнодорожной насыпи, — защищаем мы как раз суверена. Пока ЭТИ, — он мотнул головой в сторону, откуда они ожидали появления противника, — считают, что наш государь в городе или, на худой конец, где-то неподалеку, они не будут искать его в других местах. — Он неторопливо двинулся вдоль линии окопов.

Капитан молча шел рядом. Дойдя до поворота траншеи, князь обратил лицо к капитану:

— Не вешайте нос, капитан, первый штурм мы точно отобьем, обещаю. Вот дальше будет сложнее. И людей, и патронов у нас все-таки маловато. Но ведь держать город до последнего человека нам совершенно незачем. Достаточно продержаться неделю-полторы.

Капитан недоверчиво покачал головой.

— Если бы что-либо подобное мне пообещал кто-то другой, я бы посчитал его либо сумасшедшим, либо лжецом… — Он оборвал себя и резко переменил тему: — Разрешите отбыть к своему батальону?

Князь кивнул.

— Идите, капитан, и заодно посмотрите, как там дела у артиллеристов.

Капитан козырнул и удалился быстрым шагом, придерживая шашку. Князь окинул взглядом почти готовую линию обороны. Вчера суверен со свитой при большом стечении народа обходил позиции. Государь был величав, а его жена полна апломба. Казалось, они просто олицетворяли собой величие и незыблемость власти, и вряд ли кто мог догадаться, что вскоре после этого, в три часа утра, государь со всем своим семейством отбудет на запад в грязном товарном вагоне, загруженном имуществом балагана, загримировавшись под клоуна. Князь усмехнулся, припомнив прецеденты из истории СВОЕГО отечества, и, легко перепрыгнув через траншею, быстрым шагом направился в сторону городка. Пожалуй, надо лично посмотреть, как дела у артиллеристов. Если ему удастся хотя бы наполовину воплотить в жизнь свои планы, капитан будет удивлен еще больше.

— Шабаш, братцы. — Дюжий бородатый унтер вытер красное, распаренное лицо смятой в кулаке фуражкой и опустился на станину.

Рядом устало расселись остальные батарейцы. Стоявший у самого щита парнишка-казачонок с большими часами-луковицей в руке неодобрительно покачал головой:

— Никак не успеваете.

Кто-то не выдержал.

— Да пошло оно все! Нельзя так быстро из нее стрельнуть — и все тут.

— Правда?

Все обернулись. Шагах в двадцати от орудий, у отведенных в сторонку лошадиных упряжек, стоял князь. Унтер на миг застыл в растерянности, потом вскочил и прокричал:

— Смирна-а-а! — Он дернулся, собираясь приложить руку к козырьку, но тут же вспомнив, что в кулаке зажата фуражка, бросил руки по швам и, надсаживая горло, начал докладывать: — Вась сиясь, расчеты отдельной батареи…

Князь махнул рукой.

— Отставить. — Он подошел поближе, быстро оглядел учебную позицию. — А ну-ка!

Повинуясь его жесту, один из расчетов быстро занял свои места. Князь повернулся к наводчику:

— Я не буду ждать, пока ты прицелишься, успевай. — Он отстранил заряжающего и кивнул казачку с часами.

Тот весь подобрался и, когда длинная стрелка, отсчитывающая секунды, перешла верхнюю цифру, выкрикнул:

— Давай!

Первый снаряд вошел в лоток со звонким лязгом, глухо клацнул цилиндрический затвор, и тут же с тонким звоном сорвался с упора ударник. Следующий снаряд оказался в лотке, когда, как показалось окружающим этот звон еще не успел утихнуть. Дзинь, клац, бзон. Дзинь, клац, бзон. Подносчики, задыхаясь, метались между зарядными ящиками и князем, исполнявшим обязанности заряжающего. Расчет работал с каким-то остервенелым азартом. Остальные артиллеристы взирали на все происходящее с разинутыми ртами, а унтер весь подался вперед и, шевеля губами, считал выстрелы. Наконец казачок дрожащим от возбуждения голосом выкрикнул:

— Все!

Князь дернул за рычаг затвора, выбросив последний учебный снаряд, и повернулся к унтеру. Тот удивленно покачал головой.

— Ну, вась сиясь… девятнадцать выстрелов!

Князь еле заметно усмехнулся.

— Продолжайте тренировку.

В обед над городком появилось два аэроплана. Они прилетели со стороны приближающихся вражеских войск, и, даже если бы на их крыльях не был коряво намалеван трудовой кулак — символ «соратников», который большинство втихомолку называло «кукишем», сомневаться в их принадлежности не приходилось. Князь как раз обедал в компании капитана и полковника Худого (мало найдется на свете людей, которым так подходила бы их собственная фамилия), который всего два дня назад по его представлению был утвержден сувереном в должности командующего восточным направлением. Один из аэропланов снизился и пролетел над самыми крышами, оглашая городок противным визгливым стрекотом мотора. На небольшом базарчике, шумевшем на площади прямо под окнами дома, поднялся переполох. Куры, всполошившись, выпрыгивали из корзин, отчаянно блеяли козы, испуганные торговки метались по базару, громко причитая и гоняясь за разбежавшейся живностью. Офицеры оторвались от обеда, переглянулись, дружно отложили вилки и вышли на крыльцо. Аэропланы продолжали нарезать круги над городом, а потом один из них, развернувшись, устремился к земле. Стало видно, что летчик, сидящий в передней кабине, высунул руку и держит на весу что-то черное.

Полковник выругался.

— Что же он делает, гад? Он же бомбу на бульвар бросить собирается.

Капитан презрительно скривил губы.

— Наши-то люди давно уже в траншеи попрятались, вот он и решил бросить здесь, чтоб уж наверняка.

Крупная черная капля отделилась от аэроплана, полетела вниз и скрылась за крышами домов, окружавших площадь. Послышались взрыв и, чуть погодя, крики людей. Аэроплан, торжествующе взвизгнув мотором, пронесся над крышами и, развернувшись где-то над траншеями, пошел на новый заход.

Князь насупился.

— Пожалуй, хватит ему безобразничать. — Он повернулся к казакам, которые по-прежнему несли охрану штаба, создавая видимость того, что суверен находится здесь, и коротко приказал: — Штуцер сюда, быстро.

Казак живо скинул штуцер с плеча и бросился к князю, на ходу передергивая затвор. Полковник поморщился.

— Оставьте, князь, бесполезно. Мы на фронте пробовали стрелять по аэропланам, но безуспешно. Эти штуки слишком быстро двигаются. Если только залповым огнем и не меньше чем взводом.

— Быстро, — согласился князь, вскидывая штуцер к плечу, — у этого скорость на пикировании где-то порядка двухсот сорока — двухсот пятидесяти верст. А это значит, что при угле сближения приблизительно в двести тысячных и начальной скорости пули в восемьсот саженей, упреждение на триста саженей составляет от одной до полутора ладоней. — Он выровнял дыхание и, пробормотав: — Вот мы это сейчас и проверим, — плавно надавил на спусковой крючок.

Штуцер бухнул. Пилот, высунувшийся из кабины с новой бомбой, вдруг дернулся и наполовину перевалился через борт. Аэроплан тряхнуло, штуцер бухнул еще раз, и второй пилот, управлявший аэропланом, сполз куда-то внутрь кабины. Мотор чихнул, задребезжал и заглох, где-то глухо грохнула бомба, выпавшая из руки первого, и воздушная этажерка, медленно снижаясь, исчезла за крышами домов.