Русские сказки - Роман Злотников

Господин Готлиб еще раз пробежал глазами исписанные листки, на которых пытался и так и эдак прикинуть, как распределить имеющиеся деньги, потом вздохнул, отшвырнул бумаги и пододвинул к себе стакан с жидким морковным чаем. Кассир все сидел, уставившись на свои записи сквозь висящее на самом кончике носа старенькое пенсне и морща лоб.

В дверь постучали. Антрепренер удивленно вскинул брови и пробурчал под нос:

— Кого это там принесло?

Стук в дверь не обещал ничего хорошего. Небось приперся кто-нибудь из артистов, начнет орать и стучать кулаком по столу или, наоборот, пустит слезу или хлопнется в обморок — подай им продуктов, новый костюм или еще что-нибудь столь же неотложное. Денег у антрепренера давно уже не просили. Бесполезно. Так что господин Готлиб поморщился и хрипло выкрикнул:

— Ну кто там?

Дверь отворилась, и, к удивлению антрепренера, посетитель был ему совершенно незнаком. Это был высокий, худощавый молодой человек, одетый в укороченную кожаную куртку, поношенные, но еще очень приличные галифе и чистые сапоги, старательно смазанные салом. Посетитель сдернул с головы картуз, улыбнулся, словно извиняясь за вторжение, и смущенно произнес:

— Прошу простить, господин Готлиб, я, наверное, не вовремя, но… — Пилот запнулся, покраснел, мельком припомнив этюды, которые давали ему преподаватели в академии, и похвалил себя за старательность, а потом, словно бы стесняясь, сказал: — Я хотел спросить, нельзя ли мне записаться к вам в артисты…

Когда майор вернулся в дом, страсти там были в самом разгаре. Атаман Друзь, с красным от возбуждения лицом, стоял перед худым желтолицым полковником и, поводя у него перед носом своим толстым, заскорузлым пальцем, поросшим густыми курчавыми волосками, кричал, брызгая слюной:

— А плевать я хотел на всю вашу стратегию! Вы со своей стратегией войну проиграли, а мы кайзерцев и без вашей стратегии били…

Генерал Исток, бледный, стоял рядом со своим бывшим соратником и бормотал:

— Но позвольте… Я бы попросил… — Однако атаман его совершенно не слушал.

Уже одной этой сценки было достаточно, чтобы понять, почему Освободительный поход, так красиво начинавшийся, постепенно выродился в обыкновенную карательную экспедицию и закончился полным крахом. Судя по всему, к концу похода атаман полностью подмял под себя генерала.

Майор тихо прикрыл дверь и привалился к притолоке, решив немного понаблюдать за развитием событий.

Суверен сидел за столом с каменным лицом, но где-то в глубине его глаз таилась растерянность. Остальные старательно делали вид, что их внимание занято чем-то совершенно другим. Майор усмехнулся. Похоже, их с пилотом план — ЕДИНСТВЕННО возможный. Если им придется уходить на восток, атаман станет СЛИШКОМ большой проблемой. Но тут в дело решительно вмешался незнакомый князю полковник. Он резко поднялся на ноги, отчего атаман осекся и отшатнулся, и произнес холодным, саркастическим тоном:

— Без НАШЕЙ стратегии, атаман, вы проиграли и войну, и Освободительный поход. Впрочем, дело даже не в стратегии, а в элементарном отсутствии дисциплины. Насколько мне помнится, именно ваши казачки должны были выслать дозоры из Шумлы в сторону Катендорфа. Если бы это было сделано, то вы обнаружили бы «соратников» еще за час до того, как они появились на окраине Шумлы. А как мы знаем, вы сами сбежали из Шумлы в одних подштанниках.

— Что?!! — взревел атаман, хватаясь за шашку.

Князь понял, что пора вмешаться.

— Прошу простить, господа, что нарушаю вашу столь увлекательную беседу, но нам необходимо решить несколько вопросов. — Он замолчал, оглядывая присутствующих, и, убедившись, что все, облегченно вздыхая, смотрят на него, продолжил: — Я должен сообщить вам, что суверен будет вынужден через некоторое время покинуть ваш гостеприимный город и отправиться дальше. Мы собирались провести здесь несколько больше времени, но обстоятельства, о которых вы сегодня услышали, вынуждают нас поторопиться.

Однако атамана Друзя было уже не остановить. Он презрительно оскалился и с издевочкой спросил:

— Да хто ты такой, чтоб за суверена все решать? — с этими словами он обернулся к остальным, взглядом приглашая их присоединиться к нему.

Князь словно не слышал атамана, спокойно продолжая свою речь:

— Однако, поскольку суверен убедился, что здесь есть люди и силы, способные оказать сопротивление «соратникам», то, если мне будет позволено вслух высказать очевидное для вашего величества, — князь вопросительно взглянул на суверена, тот благосклонно кивнул, — совершенно необходимо перед нашим отъездом назначить командующего восточным направлением, — он мгновение помедлил, — разумеется, с присвоением ему высочайшим указом соответствующего звания. — Он повернулся к генералу Истоку: — Думаю, вы, генерал, как несомненно лучший кандидат на должность начальника штаба командующего, сможете все это правильно оформить.

Атаман, уже открывший было рот, чтобы что-то крикнуть, клацнул зубами. Облегчение, ясно выразившееся на лице генерала, показало, что князь судил о нем абсолютно правильно. Однако на лицах всех остальных читалась обреченность. Князь выжидательно взглянул на суверена. Тот несколько мгновений задумчиво смотрел на князя. Потом губы Конея тронула легкая усмешка.

— Скажите, князь, как по вашему мнению — можно ли считать данную ситуацию такой, при которой я сам по своей воле, а не в силу стечения обстоятельств, избираю себе советников?

Князь склонил голову в утвердительном поклоне.

Суверен усмехнулся.

— В таком случае я начну с другого назначения. — Коней спокойно оглядел присутствующих, — Господа, сим назначаю его светлость князя Росена своим личным военным советником с присвоением ему звания полного генерала.

Кто-то за столом охнул, атаман побагровел, а генерал Исток недовольно поднял бровь. И только полковник остался абсолютно спокойным. Князю даже показалось, что в его взгляде, устремленном на суверена, появился оттенок одобрения. А Коней между тем продолжал:

— Итак, князь, мне нужен ваш совет. Кого вы предлагаете назначить командующим?

По комнате разлилось напряжение. Князь мельком взглянул на атамана и повернулся к полковнику.

— Как ваше имя, полковник?

Еще несколько мгновений в комнате стояла тишина, а потом атаман взревел:

— Что?!! Меня, героя войны, да под этого штабного шаркуна… Да я…

И тут послышался несколько напряженный, но твердый голос суверена:

— Я утверждаю ваше решение, господин советник.

Атаман прорычал что-то нечленораздельное, обвёл всех бешеным взглядом.

— А плевать я хотел…

— Вы отказываетесь подчиняться приказу своего суверена?

Друзь зло оскалился и выставил кукиш.

— А вот вам суверен. Отрекси он. Нетути его.

— В таком случае я вынужден объявить вас изменником, — лицо князя выражало невозмутимость и даже скуку.

— Ха! — с дикой радостью взревел атаман и выхватил шашку. — Ну давай, подходи, вась сиясь, живо на голову укорочу.

Князь какое-то мгновение молча смотрел на атамана и вдруг молниеносным движением, по какой-то таинственной причине показавшимся всем словно бы замедленным, выхватил барабанник и нажал на спусковой крючок. Бабахнул выстрел. Между глаз атамана возникла аккуратная, будто нарисованная дырочка, он уронил шашку и рухнул на пол. Несколько мгновений в комнате стояла мертвая тишина. Князь убрал барабанник и, повернувшись к полковнику, спокойно приказал:

— Позаботьтесь о теле, командующий, и назначьте нового атамана. — И после паузы добавил: — Надеюсь, что это будет ПОСЛЕДНЯЯ измена.

— Ваше высочество, ради всего святого, отойдите от окна.

Тесс оглянулась. Антрепренер смотрел на нее с белым от страха лицом. Тесс вспыхнула от злости и уже совсем было собралась сказать что-то резкое, но тут раздался тихий, спокойный голос господина Юри.

— Не надо так нервничать, господин Готлиб. Она стоит в двух шагах от окна. К тому же солнце светит с противоположной стороны вагона. Так что ее не видно.

Почему он не сказал, что и до станции еще почти десять верст, Тесс не поняла, но она уже успела убедиться в том, что господин Юри ВСЕГДА знает, что и сколько сказать. Антрепренер страдальчески поморщился и горестно всплеснул руками.

— Клянусь Господом, если бы я с самого начала знал, во что вы меня втягиваете…

Господин Юри усмехнулся и, ловко действуя пальцами, быстро собрал барабанник, который чистил, сидя на грязном, обшарпанном табурете. Тесс невольно засмотрелась на его руки. В них обоих, в НЕМ и Молчуне, было что-то такое, что заставляло ее чувствовать себя в их присутствии маленькой девочкой. Впрочем, так было не только с ней. Другие чувствовали себя с ними точно также. Это сквозило в стремительности, с которой офицеры бросались исполнять отданные ими приказания, в пристальном внимании, с каким отец ловил каждое слово, стоило только кому-то из них открыть рот. А сегодня ей вдруг пришло в голову, что даже ее мать, ЕЕ МАТЬ, которая без лишних церемоний командовала генералами, министрами и банкирами, ни разу за последний месяц не сделала даже попытки оспорить распоряжения, отданные спокойным голосом князя. Да и сейчас, когда место руководителя их группы вместо аристократа князя занял этот спокойный, на протяжении всего пути как-то умудрявшийся оставаться почти незаметным человек, взаимоотношения в их сильно уменьшившемся коллективе почти не изменились.