Барабан на шею! - Сергей Панарин

Невдалеке марширует рота солдат, одетых в яркие, расшитые бисером кафтаны и куртуазные кожаные штаны.

Меншиков поясняет:

– А вот и наш потешный полк пожаловал!

Командир полка вкрадчивым голосом докладывает:

– Ура! Мы ломим! Гнутся шведы!.. Государь, только что мы провели разведку боем…

– А герлом вы разведку не пробовали проводить?! – лукаво осведомляется Петр-Коля и неистово хохочет.

В сторонке топчутся и громко переговариваются богатые иноземцы. Царь обращает внимание и на них:

– Что за ажитация? Кто такие будете?

Самый важный отвечает, коверкая речь:

– Ми есть голландские кюпцы. Здрав будь, херр Питер.

– Ты кого Питером назвал, нечисть немецкая? – бросается на него с кулаками Меншиков.

– А я бы на другое слово обиделся, – ухмыляется солдат-часовой.

Лавочкин уже думает о своем.

– Постой, Меншиков, вельми чудный сон видел я сегодня: привычно открываю окно в Европу, а там надпись: «Windows-XP»! Не пойму, к чему бы это. Помогите, люди торговые. Растолкуете – награжу, а нет, так отправлю в Кунсткамеру, на экспонаты.

Только сказал он это, а перед глазами – зал Кунсткамеры. Шестистенный синий зал. В центре, на столе, – банки с экспонатами. В каждой банке – по серому сморщенному человеческому пальцу, и надпись: «Пальцы Страхенцверга. Светятся в темноте».

Оборачивается Петр-Коля, а в углу – витрина с длинной-предлинной бородой гномьего колдуна.

Закатывает царь-рядовой глаза к потолку, а там – ужасные сцены, будто срисованные с картины в незавершенном зале.

– Тьфу, срамота! – Государь топает в сердцах…

…и понимает, что его пнули в подошву.

– Вставай, – сказал охранник. – Жратву принесли.

Уплетая овсяную кашу, Лавочкин боролся с вернувшейся клаустрофобией и усиленно размышлял над увиденным во сне. Ералаш с Петром Первым был совсем не интересен, да и почти не запомнился. А вот отрывочек про комнату Кунсткамеры явно на что-то намекал… Дескать, думай, Колян… Пальцы, стены, борода, похабная картинка…

Парень уставился на гадкую фреску, постаравшись смотреть, как говорится, новым взглядом. Так увлекся – даже кашу на штаны пролил.

– Значит, старик-гном говорил о причинных местах… Тихо, Колян, без фанатизма. Причинные места.

На картине было сколько угодно таких мест. Двадцать пять. Обладателей и обладательниц этих мест колесовали, сажали на кол, вешали и делали прочие вещи, в приличном обществе не принятые. Коля тщательно рассматривал каждый эпизод, каждую фигурку… и вдруг прозрел!

Пять сюжетцев из двадцати пяти не были сценками казни или пытки. Это были эпизоды преступлений. Не палачи осуществляли здесь экзекуции! Насилие над личностью и причинение тяжких увечий в этих пяти случаях чинил один и тот же персонаж. Лавочкин видел его на полу главной залы. Преступный гений Страхенцверг.

Преступный…

– Преступление есть причина наказания! – радостно воскликнул солдат и смутился. – Кхе-кхе. Здорово, что меня никто не слышит. Вот тебе и причинные места.

Парень мысленно соединял в разные комбинации пять точек. Три из них располагались точнехонько по прямой линии, образуя длинный горизонтальный отрезок. Две оставшиеся притаились рядом с крайней левой точкой: одна чуть правее вверху, другая на том же расстоянии внизу. Получилась недвусмысленная стрелка, указывающая на теплую стену.

Вот это уже результат.

Коля подошел к стене, пощупал ее горячую шероховатую поверхность. Оглянулся на факелы. Взял ближайший, поднес его к стене. Камень как камень.

Поковырял пальцем. Крошится, но с трудом.

Вернул факел на место. Расстегнул камзол, накинул на голову, словно старый фотограф. Прижал полы к теплой породе. Из-под нее пробивались еле заметные синие светящиеся точечки.

– Эврика! – просипел Лавочкин. – Слава легендарному маленькому народцу!

Он взял ложку, выданную гномами. Принялся отскабливать небольшой участок стены в самом углу. После долгих усилий удалось расчистить квадрат примерно метр на метр.

Коля задвинул стол в заветный угол, прикрыв свои «художества». Отошел к двери. Нормально, синего свечения не заметно.

Приблизился к стене, постарался успокоить дыхание.

– Цуг-цурюк!

Квадрат засветился фиолетовым.

– Прекрасно, – сказал солдат, ложась на одеяла. – А дальше?

«А дальше дождусь кормежки. Поем. И полезу в дыру. Потом по обстоятельствам. Разведка, затем возвращение или побег».

Наконец явились охранник с гномом-поваром.

– Сколько времени? – спросил бородача Коля.

– Четыре по полудню.

– Не разговаривать! – гаркнул страж.

Лавочкин благодарно кивнул гному.

Оставшись в одиночестве, расправился с кашей.

Итак, обед. До полуночи – восемь часов. Маловато. До ужина и того меньше.

– На старт, внимание, марш, Колян, – скомандовал себе рядовой.

Подскочил к столу. Выдвинул его так, чтобы протиснуться между ним и синей стеной. Произнес заклинание, вполз в фиолетовый квадрат.

Солдата обдало знакомым холодом. Выходя из стены, Коля будто прорывал пленку крутого киселя. Наконец она лопнула, и он замер, стоя на четвереньках в небольшой каморке, освещенной шарообразным магическим светильником.

Никого.

– Так, без суеты, – прошептал Лавочкин.

Оглянулся на синюю стену. Приметил точку выхода на случай возвращения: не хватало еще наткнуться на маскировочный каменный слой в пещере Страхенцверга.

Поднялся на ноги.

Каморка. Глухая. Подвальная. Пара запыленных щитов на стенах. Большой сундук напротив синей стены. Сбоку – кованая дверь. Коля прокрался к ней. Толкнул. Потянул. Заперто.

– И хорошо, и плохо, – процедил сквозь стиснутые от нервного напряжения зубы солдат. – Ладно, теперь сундук… Отлично, не заперто.

Там лежал старый, видавший виды, барабан.

Лавочкин аккуратно достал его из сундука. Поставил на пол. Поднес руку к рабочей поверхности. И услышал, нет, почувствовал бесконечный звук «м-м-м-м-м-м…», словно длящийся после удара: «Бам-м-м-м-м-м-м-м…»

– Вот, значит, ты какой, Барабан Власти… – проговорил Коля. – Что же мне с тобой делать?

Тащить в тюрьму нельзя. Это, считай, просто отдать его Белоснежке. Да и не влезет он в отверстие метр на метр.

Всякий раз, когда Коля оказывался в критической ситуации, он вспоминал про фею. Сдерживался, не загадывал единственного желания, понимая: в будущем оно может стать последним козырем. Сейчас, похоже, наступил тот самый момент, когда услуга феи позволила бы Лавочкину отыграться. Но что загадать?

Открыть дверь. А вдруг за ней?.. Лавочкин представил картину: он с барабаном в охапке вываливается в разбойничье логово или, еще хуже, в Черное королевство.

Куда-нибудь перенестись. Куда же? К Тиллю? А если его нет дома?

Заказать появление самого Всезнайгеля прямо здесь? Он может быть слишком занят. Ну, допустим, вызвал. Тилль, конечно, колдун, только что за дверью? Вдруг там пять колдунов? А тащить Всезнайгеля с собой в незавершенный зал, дабы он навел шороху в пещере Страхенцверга, не представлялось разумным. И уж если размышлять не по-детски, то, скорее всего, колдун сейчас обязан быть именно там, где находится. Тилль намекал на это в записке.

– А почему бы не рискнуть и не отправиться к Рамштайнту? – спросил себя парень.

В этом что-то было.

– Офелия, о нимфа!.. – продекламировал заклинание солдат, обнимая Барабан. – Хочу оказаться в кабинете Рамштайнта!

В Колином носу засвербело. Лавочкин вспомнил шутливый щелчок феи и смачно чихнул, ударяя лбом в Барабан Власти.

Бухнуло, как из гаубицы. Пол под ногами заходил ходуном. Сверху посыпался песок, затрещали стены…

Солдат очутился в кабинете дриттенкенихрайхского короля преступности. Магия феи работала!

Хозяин кабинета сидел и изощренно чревоугодничал. Количество блюд, нагроможденных на столик, не поддавалось подсчету. Рамштайнт, ни на секунду не задумываясь, запускал золотую вилочку в разные лакомства и метал кусочки в свою безразмерную пасть. Жмурился от удовольствия, запивал вином, налитым в фужер-переросток.

Коля проглотил слюну.

– Вот ваш артефакт.

Рамштайнт вздрогнул, повернул удивленное мусорноцветное лицо к Лавочкину.

Тот аккуратно поставил Барабан Власти на мягкий ковер.

– Вы только не стучите в него без нужды. Я нечаянно долбанул, и, боюсь, хранилище, где он был спрятан, обрушилось.

– Салют, Николас, рад вас видеть. – Рамштайнт расплылся в широченной улыбке, тряхнув обвислыми щеками. – И где моя охрана?! Спит, что ли? А вы все-таки отхватили вещицу… Разделим трапезу?

– Нет, спасибо, я недавно поел.

– Ну и чего тут страшного? Я тоже. Нет, юноша, мне вашего поколения не понять. Знаете, у меня была тяжелая юность: я постоянно недоедал и недосыпал. Поэтому сейчас в моей жизни две радости – переесть и переспать.

Король преступности подмигнул, тщательно вытер руки полотенцем, потом прошел к окну и повторил гигиеническую процедуру с помощью батистовой шторы. Приблизился к Барабану.