Мусульманский Ренессанс - Адам Мец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ал-Исфара’ини — крупнейший шафи‘итский учитель законоведения IV/X в., будучи бедным студентом, работал к тому же привратником[1308]. Другие экономили во время курса обучения тем, что спали на минарете той мечети, где они слушали лекции[1309]. О везире Ибн ал-Фурате рассказывают: во время своего везирства он имел обыкновение ежегодно выдавать поэтам 20 тыс. дирхемов в качестве постоянной субсидии независимо от того, что он им дарил в других случаях или когда они его славили. В годы своего последнего везирства он вспомнил и о студентах (туллаб ал-хадис) и сказал как-то: «Быть может, кто из них и скопит грош (даник) или того меньше, чтобы купить себе бумаги и чернил, но я обязан заботиться о них и помогать им». И он пожертвовал им из своей казны 20 тыс. дирхемов[1310]. Эта история отнюдь не должна наводить на мысль, будто пожертвования в пользу студентов были тогда обычным явлением. Между прочим, и из этих денег значительная часть уплыла, как об этом обстоятельно рассказывается, по другому руслу[1311].
Если студент не становился юристом и не получал должности, то такому ученому без средств к существованию приходилось жить перепиской книг, как, например, христианину Йахйе ибн ‘Ади (ум. 364/974), одному из ведущих философов IV в., который дважды переписал весь комментарий к Корану ат-Табари и умудрялся переписывать в сутки до ста листов[1312]. Абу Хатим, бывший 50 лет подряд переписчиком книг (варрак) в Нишапуре, рассказывает: «Изготовление копий — занятие жалкое и проклятое, оно не дает ни куска хлеба для жизни, ни савана для смерти»[1313]. Ад-Даккаку (ум. 489/1096), который должен был содержать перепиской мать, жену и дочь и в течение одного года переписал Сахих Муслима, приснился однажды сон, будто он получил отпущение грехов во время Страшного суда, «и когда я прошел врата рая, я бросился на землю на спину, растянулся во всю длину, закинул ногу на ногу и вскричал: „Ах! Вот теперь-то, клянусь Аллахом, я избавился от переписывания!“»[1314].
«Предательство переписчиков» (хийанат ал-варракин) рассматривалось как несчастье для науки[1315]; истинно добросовестные ученые по возможности сами переписывали себе свои библиотеки[1316].
Преподавание также давало не очень много. Существовало широкое течение среди ученых, как, например, вся школа ханифитского толка, Ахмад ибн Ханбал, Суфйан ас-Саури и другие, которые объявляли: вообще недопустимым брать плату за обучение Корану и хадисам[1317]. Другие полагали, что брать деньги разрешается, однако ставили превыше всего того преподавателя хадисов, который поучал только «ради небесной награды». Еще ан-Навави в VIII/XIII в. отказывается принимать жалованье, назначенное ему за его должность преподавателя при Ашрафиййе.
По окончании такого бесплатного занятия ученик говорил приблизительно так: «Да вознаградит тебя Аллах!», на что учитель отвечая ему: «Да сделает Аллах тебе это на пользу»[1318].
В 346/957 г. умер один знаменитый хорасанский учитель, который с тридцатого года своей жизни настолько оглох, что не слышал даже крика осла. Когда он намеревался однажды пройти в мечеть на занятия, то обнаружил, что она битком набита слушателями, они подняли его на плечи и так на плечах доставили до его места. Он не брал денег за преподавание, а жил переписыванием[1319]. Ал-Джаузаки (ум. 388/998) говорил: «Я израсходовал на хадисы 100 тыс. дирхемов и не заработал на них ни единого дирхема»[1320]. Некий Алид, желая подарить знаменитому ал-Хатибу ал-Багдади в мечети Тира 300 динаров, положил их ему на молитвенный коврик. Однако ал-Хатиб, побагровев от гнева, забрал свой коврик и покинул мечеть, а Алид должен был выковыривать свои золотые из щелей матов[1321].
Но и стать школьным учителем (му‘аллим ас-сибйан, или му‘аллим ал-куттаб), каким был, например, ставший позднее знаменитым Абу Зайд ал-Балхи (ум. 322/933)[1322], означало «прокисший хлеб и презренное ремесло». Ал-Джахиз написал целую книгу о школьных учителях, пересыпанную забавными анекдотами, в которых изображается их беспомощность и глупость. А выражение «глупее, чем школьный учитель» прочно вошло в обиход[1323]. Во многом в этом отношении была повинна греческая комедия, в которой школьный учитель (схоластикус) был непременной комической фигурой.
Но помимо этого со всей серьезностью считалось: к принесению клятвы не допускаются люди, отдающие напрокат животных, ткачи и моряки; лишь половину законной силы имеет клятва носильщика (пожалуй, так следует читать!) и школьного учителя[1324]. Ибн Хабиб (ум. 245/859) советовал: «Если ты спрашиваешь кого-нибудь о его ремесле и он ответит: школьный учитель! — бей его!»[1325]. Ибн Хаукал сообщает: «Ежедневное поедание лука сделало сицилийцев слабоумными, и поэтому они видят вещи не такими, каковы они на самом деле. К этому относится и то, что они считают своих школьных учителей — а их там свыше трехсот — самыми благородными и самыми важными мужами и выбирают их судебными заседателями и доверенными лицами. А ведь хорошо известно, сколь ограничены разумом школьные учителя, сколь легковесен их мозг, что они прибегли к своему ремеслу только из страха перед войной и из трусости перед сражением»[1326].
Платили учителю также и натурой: «пироги учителя» стало поговоркой для обозначения всевозможнейших, сваленных в одну кучу вещей. Потому что пироги учителя были и большими и маленькими, хорошими и плохими — в зависимости от состояния и щедрости родителей учеников. Ал-Джахиз говорил об одном учителе: «Разный хлеб и тощие- пироги — это проклятый хлеб и проклятая служба»[1327].
В лучшем положении были домашние учителя в зажиточных домах: «Средний учитель (му’аддиб) учит мальчиков за 60 дирхемов, а выдающийся — не менее чем за 1000»[1328]. Один такой домашний учитель в доме военачальника ‘Абдаллаха ибн Тахира получал в III/IX в. 70 дирхемов в месяц, но постоянно находился под наблюдением своего наставника, порекомендовавшего его, который время от времени проверял знания мальчиков и имел право уволить домашнего учителя[1329]. Блестящее положение занимали учителя наследников престола, в качестве которых охотно приглашали видных филологов. Мухаммад ибн ‘Абдаллах ибн Тахир, правда, один из самых щедрых вельмож своего времени, предоставил грамматику Са‘лабу, домашнему учителю своего сына, дом около своего дворца, где учитель жил
