Nomen Sanguinis. Имя крови - Олеся Константиновна Проглядова

челюсть, а когда упав, заплакал, Джеймс жестоко, но очень продуманно, чтобы никто не видел синяков, избил его ремнем и ушел. Маркус так и остался лежать, свернувшись комочком, на долгие часы в одиночестве, пока не вернулись его соседи по комнате.

Пару недель Джеймс не приходил, но затем снова закинул ему как ни в чем не бывало задания, впрочем, сходить на лодочную станцию ночью не попросил, лишь предупредил, чтобы Маркус молчал. В качестве напоминания, что будет, если он проговорится, Джеймс ударил Маркуса в солнечное сплетение. Мальчик принял правила их отношений и больше никогда не спорил и не сопротивлялся, хоть и презирал себя за трусость, зная, что Джеймс все равно поставляет наркотики одноклассникам.

Через несколько лет Джеймс окончил школу и уехал. Маркус выдохнул с облегчением, но в то же время с тоской, боясь себе признаваться в ее причине. Несмотря ни на что, он привязался к Джеймсу в этом суррогате отношений, ведь с домашними он давно не общался и даже приятелей так и не завел: будучи скромным мальчишкой из простой семьи, он стеснялся своего происхождения и даже самого себя.

После колледжа Маркуса как лучшего выпускника пригласили работать преподавателем. Он согласился. Друзей у него так и не было, связей с женщинами тоже – эту сторону своей натуры он осознал и принял еще подростком. Впрочем, один раз Маркус чуть не женился, – и это был бы идеальный выход из положения, – но вовремя понял, что сделает несчастной и ее, и себя. Так жили многие гомосексуалы, которых он знал. И он каждый раз испытывал мучительный стыд, когда встречался с их женами и детьми.

Маркус впервые испугался по-настоящему, когда однажды вечером полиция поймала его знакомого в мужском туалете с каким-то парнем. В кошмарах Маркус уже видел, как за ним приходят из полиции, как его мир рушится, как родители отрекаются от него, а сестры меняют фамилию. Но время шло, а за ним так никто и не явился. Однако Маркус сделал вывод и принял решение, что одиночество – его удел, и с тех пор целиком посвятил себя науке. К двадцати восьми годам он достиг выдающихся результатов в программировании, и тогда-то на него и вышла разведка. Он переехал в отдельный небольшой домик недалеко от места работы, но жил преимущественно в рабочем кабинете, полностью отдавшись новому направлению науки. Иногда он вспоминал Джеймса, понимая, что тот вел себя как мерзавец, но еще большим называл себя – он же знал, что делал и кому помогал. Впрочем, Маркус списывал все на их юность. Да и как было не вспоминать – о Джеймсе часто писали в газетах. Он работал в правительстве, был женат на девушке из очень хорошей и, что немаловажно, обеспеченной семьи и собирался двигаться дальше по политической карьерной лестнице при полном одобрении прессы.

Как-то вечером Маркуса вызвали на внеплановое совещание в кабинет одного из министров. Маркус опоздал, войдя, чуть не упал, запутавшись в своем же шарфе, и так и застыл, красный от смущения, с наполовину снятым с плеч плащом, не веря своим глазам. За столом сидел Джеймс. Маркус осторожно опустился на стул, надеясь, что никто не заметил, как у него трясутся руки и ноги. Он выдержал все насмешки собравшихся и отповедь одного из подручных министра за опоздание. Он даже не слышал этого, думая лишь о том, что тут делает Джеймс.

Это было долгое нудное заседание, и во время него Джеймс ни разу не показал, что заметил Маркуса или что узнал его. Маркус же сосредоточился на том, чтобы не пялиться на бывшего одношкольника. Ему не удавалось. Маркус практически не слышал ничего из того, что говорилось, стараясь успокоить бешено стучащее сердце.

Джеймс был красивым подростком и вырос невероятно привлекательным мужчиной, чего не способны были передать фотографии в прессе.

– Маркус? – услышал он за спиной, выходя в коридор и на ходу наматывая шарф. – Маркус Голденблум?

Он досчитал до десяти и повернулся.

– Я ведь все правильно помню? – Джеймс лучезарно улыбнулся и протянул руку. – Я – Джеймс, ты давал мне списывать, помнишь? – Он хитро прищурился. – Только тс-с-с. Я всем говорю, что сам такой умный.

Маркус несколько нервно улыбнулся, пожал руку и кивнул.

– Да, – у него сорвался голос, и он замолчал, тщетно пытаясь не сипеть. – Не знал, что ты будешь на совещании.

Джеймс отмахнулся:

– Мое министерство как-то в этом участвует, хотя я ничего не понимаю из того, о чем шла речь. – Он помолчал, задумавшись. – Может быть, выпьем чего-нибудь, вспомним былое?

Маркус был близок к инфаркту. С одной стороны, он все еще вздрагивал, вспоминая, как вел себя Джеймс, с другой – надеялся, что тот когда-нибудь вот так появится в его жизни и попросит прощения. А может быть и… Что «и», он даже думать боялся. И вот все его фантазии обрушились на него, и он уже было подумал, что не сдержится и либо зарыдает, либо начнет танцевать. Казалось, Джеймс понял состояние Маркуса – его голубые глаза блеснули, и он, мягко улыбнувшись, кивнул:

– Значит, договорились! Рад.

Они встретились буквально на следующий же вечер в маленьком пабе со столами, которые были разделены перегородками – так, что их никто не видел. Маркус надел все самое лучшее, что нашел в своем скудном гардеробе, пригладил непослушные вихры и поехал к назначенному времени. Перед пабом он долго мялся, разглядывая себя в размытом отражении стекла витрины, и принял решение не идти. Зачем? Услышать слова извинения? В дружбу с лордом Беккетом поверить он не мог, а тем более в свои самые потаенные мечты. Он позвонит в паб и попросит передать Джеймсу, что его задержали на работе. Маркус начал искать в кармане монетку, когда сзади у самого уха раздался тихий голос:

– Сбежать хотел? – Маркус знал, что Джеймс сейчас улыбается, и обернулся:

– Н-нет, н-ну что ты! – Джеймс стоял слишком близко, и от волнения у Маркуса по лицу пошли красные пятна. Он знал это и ненавидел себя за это, а еще больше за то, как начал трясущимися руками одергивать джемпер и поправлять очки.

Джеймс открыл дверь в паб и кивнул.

– Кажется, раньше ты был смелее, – усмехнулся он, и сердце Маркуса на секунду остановилось от нехорошего предчувствия – пакеты с лодочной станции вновь всплыли перед его глазами.

Несмотря на то что Джеймс так и не извинился, они отлично провели время, вспоминая тех, с кем учились. Маркус почти не пил, но странно быстро захмелел, видимо, от волнения, и