Демонология Сангомара. Наследие вампиров - Евгения Штольц

— И как это для них? — удивленно спросил Уилл. Он с содроганием вспомнил, как его закидали камнями в Вардах.

— Никак. Мелкому люду все равно, кто правит ими, лишь бы еда была на столе, дровишки в печи и теплая баба в кровати. А средняя знать смирилась, ведь и им живется неплохо.

— Странно.

— Что странного?

— Понимаете… Когда Бартлет вернул меня в город, все возненавидели меня лишь за то, что я стал не таким, как они. Хотя я им не сделал ничего плохого. А вашего отца не трогают?

— Ах, вы вспомнили тех отвратительных горожан, — Йева поджала губы и нахмурилась. — Ну, как бы вам объяснить… Мелкий люд только на таких же мелких и кидается. На тех, кто сильнее, они даже глядеть боятся…

Воцарилось неловкое молчание: Уильям не знал, что ответить. Увидев, что он смущается пить кровь при ней, хотя и поглядывает на кувшин, Йева поспешила к выходу.

— Я позже заберу кувшин.

— Спасибо, Йева.

Он благодарно кивнул, залюбовавшись ее медными локонами. Уже у двери она обернулась, встретилась глазами с гостем и тоже улыбнулась. Не глядя вперед, она шагнула за порог и столкнулась с отцом — тот держал в руках какой-то свернутый пергамент. Йева не заметила, как в его холодных синих глазах, окруженных морщинами, на миг промелькнула искорка веселья, и поспешно извинилась:

— Простите, отец.

— Ничего страшного, ступай.

Когда быстрые шажки стихли, Филипп вошел и сразу отметил приятную перемену в госте: он словно стал выше из-за того, что перестал сутулиться, лицо его посветлело, а глаза засияли любовью к жизни.

— Вижу, ты стал выглядеть гораздо лучше. Раны зажили?

— Почти все. Остались лишь крупные, да и те уже не болят.

— Замечательно, — кивнул Филипп.

Он взял стул, привычно поставил его посередине комнаты, как и в ту ночь, и сел, сложив руки с листком на коленях. Не дожидаясь просьбы, Уилл опустился на кровать.

— Как ты здесь проводишь время? Крови хватает?

— Читаю, дремлю, правда, не могу полноценно уснуть. Крови… Да, наверное…

— Наверное? — поднял брови граф. Он-то как раз понимал, что той крови, которую приносят Уиллу, должно быть недостаточно.

— Да, мне хватает… Зубы чуть ломит, но я уже привык, если честно…

— Хорошо. То, что ты не можешь уснуть, — это как раз нормально. Старейшины не спят, а лишь дремлют. И, вижу, ты голоден. Пей, не жди, пока я уйду.

Уильям кивнул. Нарочито медленно, сдерживая желание, он встал и налил в кубок крови. Так же нарочито медленно он поднес его к губам, но потом не сдержался и принялся пить большими глотками.

— Я хотел у тебя кое-что спросить, — наконец произнес граф и развернул скрученный и плотный желтый пергамент, на котором пером было что-то нарисовано. — Присмотрись к этому изображению. Такая цепь висела на шее Зостры в день ярмарки?

Уилл всмотрелся, потом стал вспоминать и через полминуты мотнул головой.

— Не совсем, господин.

— Как же выглядела та? — вкрадчиво спросил Филипп.

— На этом рисунке змея одна — и она свернулась в клубок и пожрала свой хвост. А та цепь была с двумя змеями. Они обвивались вокруг друг дружки, а их головы и хвосты соединялись в витиеватый узел.

— Вот так? — хмыкнул граф и перевернул лист бумаги. На другой стороне было нарисовано украшение, точь-в-точь подходящее под описание.

— Да, это. Вы думаете, что я вам лгу?

«Догадливый», — промелькнуло в голове графа.

— Проверяю, Уильям, просто проверяю. Тот Зостра ра’Шас оказался не простым человеком, а архимагом, влиятельным и могущественным, так что я пытаюсь найти о нем информацию. Мне крайне любопытно, что же он забыл в землях Офурта.

Уилл развел руками и невесело произнес:

— Мой старый учитель говорил: «Мы, бедные люди, рождаемся уже мертвыми. Ничего не знаем, никто о нас не знает, ничего не решаем. Тихо живем, тихо умираем». Так что я не знаю, кому мог понадобиться, когда был обычным рыбаком.

— Мудрые слова… Но, увы, это правда: мелкий люд в общей своей массе безлик и сер. Я бы поспорил с твоим заявлением, что ты обычный рыбак, но, впрочем, ладно… Уильям, у тебя есть какие-нибудь вопросы ко мне? Я отложил свои дела и готов все время до обеда посвятить ответам.

Уильям приободрился, расправил плечи и радостно закивал — в глазах его зажегся огонь любопытства. Узрев такое воодушевление, граф начал сомневаться, не до вечера ли придется отложить все дела.

— Вы можете объяснить, что такого в этом даре Гиффарда?

— Хорошо, давай начнем с этого. Как думаешь, сколько мне лет?

— Ну… Может быть, около пятидесяти или шестидесяти…

— А если я тебе скажу, что мне четыреста семьдесят восемь лет?

— Разве же столько живут?.. — охнул Уильям.

— По меркам старейшин я считаюсь весьма молодым. Гиффарду было почти девятьсот. А в Йефасе, Донтовском герцогстве и в Ноэле, а также в других землях, например, живут старейшины возрастом более полутора тысяч лет.

— Стало быть, старейшины бессмертны? — не верил своим ушам и глазам Уильям.

— Да, так и есть. Еще у нас хорошая регенерация. Гиффард не соврал, когда сказал, что у него отросло бы все заново спустя некоторое время. Да и по себе ты видишь, как живо затягиваются раны.

— А если голову отрубить?

— С практической точки зрения к вопросу подходишь! — развеселился граф. — Голову отращивать чуть дольше, полгода или год, зависит от силы старейшины.

— А если сжечь тело и развеять пепел?

Тут графу пришлось поднять брови. Он взглянул на собеседника уже с легким осуждением.

— Уильям, такие вопросы не принято задавать в лоб и настолько простодушно. Мы плохо горим, поэтому нам не страшны ни огонь, ни всякие пироманты… Как, впрочем, и магия нам нипочем.

— Извините.

— Ничего страшного. Но теперь ты понимаешь, зачем за тобой гонялся Бартлет?

— Да. Выходит, это дар вечной жизни.

— Правильно.

— В Офурте говорят, что над нами царствует человек, продавший демонам душу. Даже летоисчисление в графстве ведется с начала его правления. Получается, он тоже старейшина, как говорил Бартлет?

— Да.

— Но почему он самовольно пытался отобрать мою жизнь, если, как вы говорите, по вашим правилам нужен какой-то суд?

— Эта история уходит корнями далеко в прошлое, — вздохнул граф. — Райгаром руководила ненависть к роду Гиффарда. Как, впрочем, и к моему…

Он сел поудобнее, облокотившись о спинку стула, и начал рассказывать:

— Как ты наверняка заметил, мой род имеет фамильные приставки «фон де». Это свидетельствует о древности Тастемара и о нашей принадлежности к аристократии, а также о том, что мы получили власть и право управлять этими землями от самого короля.