Прометей, или Жизнь Бальзака - Андрэ Моруа

Бальзак - герцогине д'Абрантес:

"Вы оказали мне дурную услугу, заговорив о моем произведении с отвратительным палачом, чье имя Мам; на его совести кровь и банкротства многих, теперь он хочет прибавить к слезам разоренных им людей горе еще одного труженика. Разорить меня он не может, ибо у меня ничего нет, и он попытался меня очернить, он терзал меня. Я не еду к вам потому, что не хочу встретиться с этим висельником..."

Такая несдержанность не шла на пользу Бальзаку, и третейские судьи признали, что он не прав. Писатель утешился, размышляя о славе, которую принесет ему "Сельский врач", наконец-то вышедший в свет 9 сентября. "Право же, думаю, что я могу умереть спокойно, ибо я подарил своей стране великое произведение. По-моему, книга эта стоит больше многих законов и выигранных сражений. Это - Евангелие в действии". "Сельский врач" не был обычным романом. Доктор Бенаси, известный врач, который в силу таинственных причин решил искать в затерянном уголке Альп "мрак и тишину", радушно принимает своего гостя, майора Женеста, в горном селении, которое он, Бенаси, возродил к жизни. Он знакомит майора с обитателями селения: с кюре Жанвье, с трогательной Могильщицей (одной из героинь романа Бальзак дал священное для него имя Эвелина), со старым наполеоновским солдатом Гогла. Бенаси излагает свои политические взгляды - взгляды самого Бальзака. Он противник всеобщего избирательного права и предрекает, что успехи буржуазного либерализма вскоре приведут к долгой борьбе между буржуазией и народом, который увидит в ней новую, но только более мелочную знать. "Предположим, что во Франции сто пэров, они будут причиною сотни столкновений". Упраздните титул пэра, и тогда все богачи станут привилегированными людьми; социальное неравенство умножает причины для столкновений.

В этом романе Бальзак выступает не как реакционер, а как революционер, созидатель. Он отмечает, что народу в деревнях становится все меньше, говорит об опасном росте числа людей, вырванных из привычных условий жизни и потому озлобившихся. "Человек, желавший быть одновременно правдивым бытописателем французского общества своего времени и властителем дум, не мог оставаться равнодушным к таким явлениям", - справедливо замечает Бернар Гийон. Его герою, Бенаси, удалось возродить к жизни уголок французской земли. Каким образом? Прежде всего потому, что он считался с реальной жизнью. Ведь законы надо издавать не для ангелов и не для чудовищ, а для крестьян - таких, каковы они есть. Суровость этих людей объясняется суровостью их жизни. Важно внедрить в их умы понимание того, что у них есть общие интересы. В этом отношении нынешние реформаторы согласны с Бальзаком: ассоциация, кооперация, укрупнение земельного хозяйства. Все это требует времени и терпения. Для того чтобы добиться успеха в подобном начинании, говорит Бенаси, "надо каждое утро находить в себе запас редчайшего терпения - хотя со стороны кажется, что оно тебе ничего не стоит, - терпения педагога, беспрестанно повторяющего одно и то же".

Читатель присутствует на посиделках крестьян. Зарывшись в сено, Бенаси и его гость слушают чудесные народные сказки вроде той, где говорится о "храброй горбунье". Затем старый наполеоновский солдат Гогла рассказывает об Императоре: "Видите ли, други, Наполеон родился на Корсике, остров-то это французский, да припекает его солнце Италии". И вот уже развертывается гигантская эпопея, которая дышит простодушной поэзией. Этот вставной эпизод не имеет никакого отношения к сюжету книги. Возможно даже, что он был написан автором для пресловутой "Битвы"; но он пользовался таким огромным успехом, что его несколько раз издавали отдельно. Наконец Женеста выслушивает исповедь доктора Бенаси; как известно, сохранились две ее версии: первая была написана в то время, когда Бальзак гневался на госпожу де Кастри, и сельский врач, его герой, был доведен до отчаяния некой кокеткой; согласно второй версии, герой книги искупает своим затворничеством грех молодости - оказывается, он причинил горе двум юным девицам. Произведение это довольно рыхлое, но тем не менее оно не лишено своеобразной прелести.

Зюльма Карро с похвалой отозвалась о "Сельском враче": "В добрый час! Мне нравится, когда вы пишете такие вещи... В книге нет ненужного остроумия, и это делает ее в моих глазах особенно прекрасной". Но как раз это обстоятельство и отвращало от книги читателей и критику. Женщины не находили в ней того, что привыкли искать у Бальзака. Политические противники писателя обрадовались.

Бальзак - госпоже Ганской:

"Все здешние газеты нападают на "Сельского врача". И каждая из них норовит вонзить кинжал".

Фельетонисты утверждали, что Бальзак разбирается в лесоводстве, в сельскохозяйственных работах, понимает, как надо управлять сельским округом, но, добавляли они, ведь публика ждала от него романа, а не мешанины из гигиены, политики и морали. Писатель не сдавался. Он был уверен, что в один прекрасный день, подобно Вольтеру, покорит образованный мир Европы; он был уверен, что придет время и читатели поймут: "Сельский врач" - это Евангелие в действии; наконец, он был уверен, что книга будет удостоена премии Монтиона. Французская академия, увы, приняла иное решение.

В предисловии к этому роману, которое автор так и не опубликовал, он утверждал, что автор не подписал книгу своим именем, ибо не хотел получать премию Монтиона: "Если бы по воле случая Академия пожелала наградить его определенной суммой денег... его самолюбие было бы уязвлено: он бы решил тогда, что сочинил какую-нибудь глупость, тогда как он стремился зажечь простые сердца, которые способны прийти в волнение, почувствовав непритязательную поэзию добра". Но, насмехаясь над добродетельной глупостью покойного Монтиона, Бальзак был глубоко задет приемом, оказанным книге, которой он отдал столько труда и сил, и ему вновь захотелось бежать из Парижа.

Чтобы утешиться, он задумал повидать наконец Чужестранку. Эвелине удалось уговорить своего мужа повезти ее в Швейцарию, в Невшатель - родной город гувернантки Анриетты Борель. В ту эпоху всякий русский богач отправлялся в путешествие в сопровождении целой свиты. Анна Ганская, ее воспитательница, две старушки родственницы, слуги - словом, вся Верховня поселилась в Невшателе в доме Андрие, расположенном против гостиницы "Сокол". Ожидая Бальзака, Чужестранка писала, что боится его. О нем рассказывали столько самых невероятных историй. А что как он опытный повеса, холодный, расчетливый?

Бальзак - госпоже Ганской:

"О моя незнакомая любовь! Не бойтесь меня, не верьте ничему дурному, что обо мне говорят! Я просто ребенок, вот и все, ребенок гораздо более легкомысленный, чем вы полагаете; но зато я чист, как дитя, и люблю, как дитя... Женщина всегда была для меня мечтой, всякий раз я протягивал к ней руки, но меня ждало разочарование".

Да, разумеется, он приедет; после долгой борьбы он нуждается в отдыхе; он прибудет под чужим именем, скажем, под именем маркиза д'Антраг. "Всякий насторожится при имени господина де Бальзака, но кому известен господин д'Антраг? Никому". Он так привык жить силой своего воображения, что уже заранее описывал ей их будущую встречу: "Я вижу ваше озеро, а моя интуиция порою столь безошибочна, что я уверен: увидев вас наяву, я воскликну: "Это она! Она - это ты, любовь моя".

Находится великолепный предлог, чтобы оправдать поездку, ни в ком не пробуждая подозрений. Бальзак вынашивал замысел грандиозного делового начинания: речь шла о продаже книг по подписке, каждый том должен был стоить один франк - словом, он предлагал создать нечто вроде "Клуба книголюбов". Каждый месяц будет выходить по роману, тиражи намечались огромные; у него уже были даже компаньоны. Он предложил акции будущего общества Зюльме Карро, Сюрвилю. Но для этого дела требовалась особая бумага, тонкая и прочная, наподобие китайской; ее можно было изготовить в Безансоне. А от Безансона до Невшателя рукой подать. Чего проще! Но осуществить само свидание было не так просто. Ему было известно только, что Чужестранка остановилась в доме против гостиницы "Сокол". Как он узнает графиню? Десять лет спустя (29 февраля 1844 года) Бальзак напомнил Ганской ту минуту, когда он впервые увидел ее издалека.

"Ах! Вы все еще не знаете, что произошло в моем сердце, когда, очутившись в глубине двора (каждый булыжник в нем, наваленные доски, каретные сараи навсегда врезались в мою память), я увидел в окне ваше лицо!.. Все поплыло у меня перед глазами, и, заговорив с вами, я будто оцепенел, точно поток, внезапно замедливший свой неудержимый бег, чтобы затем с новой силой устремиться вперед. Оцепенение это длилось два дня.

"Что она обо мне подумает?" - в страхе повторял я про себя, точно помешанный".

В тот день на госпоже Ганской было платье из темно-фиолетового бархата, а любимый цвет Бальзака был именно фиолетовый. Приехав в Невшатель, он отправил ей короткое письмо на имя Анриетты Борель.