Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков - Александр Амфитеатров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Точно так же обманывают черта святые, волшебники и обыкновенные смертные. Легенды Талмуда и восточных сказок о Соломоне почти дословно повторились в средневековых сказаниях о маге Вергилии, о Парацельсе и т. д. Будущий маг слышит вой дьявола, заключенного силою чернокнижного искусства в тесную дыру, припечатанного заклятием: «Освободи меня, и я выучу тебя магии!..» Вергилий ломает печать, черт выходит на волю и, сдержав слово, делает поэта величайшим волшебником в мире. Перестав в нем нуждаться, Вергилий выражает сомнение: «Неужели ты мог поместиться в таком тесном заключении?» Тщеславный черт готов доказать: моментально влезает в свою старую тюрьму, а Вергилий его в ней тотчас же снова заклинает — и идет себе дальше своею дорогою. Парацельс точно таким же образом извлек черта, заключенного в дупло, выманил у него лекарство от всех болезней и золотую шкатулку и опять заколотил. Это — почти история Ариэля из «Бури» Шекспира:
Просперо
За то, что ты ее преднамереньямНе захотел усердно помогать,Взбешенная колдунья Сикоракса,При помощи других своих духов,В расщеп сосны тебя заколотила.Там пробыл ты двенадцать долгих летВ безрадостном, тяжелом заключеньи…А между тем колдунья умерла,Забыв тебя в твоей тюрьме сосновой,Где вопли ты так часто испускал,Как в мельнице колес удары часты.Ты заставлял стенаньем выть волков,Ты пробуждал медведей вечно-гневных.Проклятые не будут так страдать,Как ты страдал; но злая СикораксаУж не могла тебя освободить.Прибыв сюда, я внял твоим стенаньям,Я с помощью искусства раздвоилОпять сосну и дал тебе свободу.
Ариэль
Благодарю тебя, мой господин.
Просперо
Но если я услышу вновь твой ропотПротив меня, то раздвою я дубИ там в его узлистой сердцевинеОставлю выть тебя двенадцать зим.
Бесчисленны сказки и легенды о надувательствах черта его должниками. Крестьянин обязуется отдать черту душу под условием, что тот выстроит ему дом, гумно либо вспашет поле, вообще исполнит какую-нибудь сложную работу прежде, чем запоют петухи. Честный черт трудится в поте лица своего, но, когда работа уже близка к концу, плут-мужик заставляет петуха петь раньше срока, и бедный черт вынужден провалиться восвояси, имея только то одно утешение, что работу, им не довершенную, уже никакою человеческою силою нельзя довести до конца: здание останется недостроенным, незапаханный кусок полосы — навсегда пустырем и т. д. Либо черт подрядится построить для какого-нибудь города мост с условием, что ему будет принадлежать душа первого, кто пройдет по мосту. Горожане мост примут, а первыми пройти по мосту пустят осла, козла или собаку, и опростоволосившийся черт должен удовольствоваться этой скромною добычей. Часто вместо души ему подсовывают тень. В Саламанке, в университете, черт читал курс магии, предупредив слушателей, что в виде гонорара он возьмет душу того, кто на последней лекции останется последним в аудитории. В роковой день студенты бросили жребий, кому быть жертвою беса. Но парень провел кредитора. Когда черт устремился на него, он закричал:
— Я не последний, профессор: есть еще один!
И указал на свою тень. Черт бросился на нее, принимая ее за человека, а студент благополучно улизнул.
Эта сказка дала сюжет известной балладе Теодора Кёрнера.{402} Тему тени, проданной недогадливому черту под видом души, разработал в замечательном романе своем «Жизнь и приключения Петера Шлемиля» Адальберт Шамиссо.{403}
Русский черт в житейских делах совершенный невежда и всегда обманут смертными самым жалким и нелепым образом. Достаточно вспомнить сказки о Шабарше и работнике Балде (переложенную в стихи А. С. Пушкиным), чтобы видеть, как ограничены умственные способности и, наоборот, велика честность русского черта: на какие детские шутки можно его поймать!.. В других сказках — дадут черту пулю вместо ореха, он добросовестно грызет; чугунного болвана принимает за человека; дается в обман солдату, который запирает Сатану вместе со всею его командою в свой ранец и отдает пленный ад в таком виде и кузницу: «Ваше царское величество! прикажите изготовить тридцать железных молотов, каждый молот в три пуда». Царь отдал приказ: сейчас же изготовили тридцать молотов. Солдат принес ранец в кузницу, положил на наковальню и велел бить как можно сильнее. Плохо пришлось чертям, а вылезть никак нельзя! Угостил их солдат на славу! «Теперь довольно!»{404} Хитрый барин замучил чертей, заставляя их возить его по зыбучему болоту, и они сами никак не могли догадаться злодея своего утопить, покуда их не надоумила встречная баба. Примеры бесовской наивности в русских сказках бесчисленны. Даже в предметах по собственной своей, так сказать, профессии черт слаб, недогадлив и несведущ. «Первый винокур», но — его ничего не стоит напоить допьяна, и в таком виде делай с ним что хочешь В карты играть — православные его непременно обжулят, а шулер он такой плохой, что даже простоватого деда в «Пропавшей грамоте»{405} не удалось обыграть сатанинской шайке. И наконец, кто знаком с запретными русскими сказками, тот вспомнит, какими забористыми дурачествами морочат черта разные игривые бабенки, попадьи и прочие внучки Евы, как бы в отмщение за свою прародительницу, которую великий Змий-сатана соблазном своим лишил рая… Очевидно, черт с тех пор совершил эволюцию, обратную исторической эволюции человеческого рода: люди в несчастье поумнели, а черт нестерпимо поглупел.
Весь век торгуя душами, черт, по-видимому, совершенно не знает толку в своем товаре, и потому вместо души ему можно всучить самую невыразимую дрянь. Французский трубадур Рютбёф{406} рассказывает, как глупый черт, ловя в мешок душу умиравшего крестьянина, поймал сдуру ветры, которые испустил больной, да так и остался с этой благодатью. Знаменит подобными несчастиями черт Paperfiquiere (Бумажный черт), историю которого рассказал Рабле. Не больше, чем с душами, везет черту в его земных женитьбах: свидетели — Бельфэгор, приключения которого описаны Макиавелли и Страпаролою,{407} и черт известной испанской сказки, которого теща загнала в бутыль, закупорила и бросила на вершине горы.
Черти Дантова ада, встреченные поэтом в пятом рву восьмого круга, великолепная смесь обоих дьявольских начал: ужасного и смешного. То и другое перепутано в их наружности, поведении, именах. Их общее родовое имя — Malebranche, Скверная поросль. А частные имена: Malacoda (Скверный Хвост), Scarminglione (Шкуродер), Alichino (Хлопокрыл; впрочем, некоторые комментаторы думают, что это искаженный французский черт Hellequin), Calcabrina (Черт-Правёжник, выжимающий пользу даже из инея: равносильно русскому простонародному «с дерьма пенки снимает»), Cagnazzo (Пес Паршивый), Barbariccia (Плут-Борода), Libicocco (Скверный Южный Ветер), Dragignazzo (Ядовитый Драконишко), Ciriatto (Хрюкало), Graffiacane (Собаколуп, по одному из комментаторов, Данте именем Graffiacane превратил в дьявола современного ему флорентинца, кардинала Ruffiacane), Rubicante (Краснорожий).
Данте оставил им жесты и мимику подонков флорентийского простонародья. Они щелкают языком и подмигивают, чтобы привлечь к себе внимание своего атамана, а атаман подает им трубные сигналы способом, о котором лучше не вспоминать. Они даются в обман Чиамполо или кому-то другому, скрытому под именем «слуги доброго короля Тебальдо», и двое из них, Аликино и Кальбарино, вступают из-за этого в драку, падают сгоряча в озеро кипящего олова, и товарищи тащат их оттуда крюками.
Очень похожи на этих дантовских чертей те дьяволы-интриганы, которых выводят мистерии и морали Средних веков и Возрождения. Главным назначением их было смешить зрителей дурацки-чудовищным видом, проказами, гримасами, комическою погонею друг за другом и постоянною дракою с щедро рассыпаемыми пинками и оплеухами. Это шуты и клоуны священной сцены, столь же частые и необходимые на ней, как цинические и первобытные дураки в трагедиях Шекспира. Особенно часты такие черти-клоуны в священном театре французском, английском и немецком; реже — у итальянцев.
Французская мистерия XV века «Рождество, страсти и воскресение Господа нашего Иисуса Христа» (La nativité, la passion et la resurrection de N. S. Jésus Christ), сочинение Арнуля Гребана,{408} имеет 34 574 стиха, разделенных между 303 действующими лицами, в числе которых много чертей, играющих роль смешную и жалкую. Получив сведения, что близится Искупление мира, Люцифер велит трубить сбор всем чертям; тех, кто не отвечает на призыв и ленится прийти на собрание, нещадно секут плетьми, возят голым задом по всему аду, семь раз окунают в самый глубокий адский колодезь. Является Сатана. Он только что с земли, где тщетно старался хоть чем-нибудь повредить Христу. За неудачу ему немедленно задают достодолжную таску, хоть он и протестует, взывая к справедливости всего ада. В другой сцене Сатана, Астарот и Берик присутствуют при Вознесении Христовом, но удается видеть чудо только одному Сатане. Астарота, едва попробовал поднять глаза к небу, незримая сила бросает ничком, а Берика оглушает ударом по голове. Они решают возвратиться в ад, хотя предчувствуют, что не очень-то любезно их там встретят.