Итоги № 48 (2011) - Итоги Итоги

Его альма-матер — университет Боккони, самая престижная бизнес-школа Италии. Поступив в этот миланский вуз и получив диплом по специальности «Экономика и менеджмент», Монти отправился добирать знания и связи в Америку. В Йельский университет, еще более престижный. Там, в аспирантуре, преподавателем Марио стал будущий нобелевский лауреат по экономике Джеймс Тобин. Тот самый, который инициировал проект введения налога на финансовые трансакции, получившего его имя — «налог Тобина»… Вернувшись домой из Нового Света, синьор Монти 15 лет преподавал в Тренто и Турине, в местных университетах. Не просто читал лекции и вел семинары, но и занимался наукой: «моделью Клейна — Монти» назвали экономисты специфическое поведение банковских учреждений, работающих в монопольном режиме.

Сам же он жил в режиме экспресса, курсирующего между Миланом и Турином, и мечтал только об одном: раз и навсегда покончить с кочевым бытием. Но возвратиться в родной Боккони мог только на белом коне, только победителем. Таков ломбардский характер. Монти — производное от глагола «монтаре», что означает «подниматься, лезть выше». В Боккони Марио Монти появился только для того, чтобы вскоре стать сперва его ректором, а затем и президентом. А это дорогого стоит в Италии, где к каждому человеку с дипломом уважительно, чуть ли не с придыханием обращаются: «Дотторе...» С поста руководителя Боккони профессор Монти и отправился прямиком в штаб-квартиру ЕС.

В Брюссель Монти уезжал профессором, а возвращался в Милан Кардиналом. Новое прозвище дали ему товарищи по работе. Уточним: Серым Кардиналом. Ибо Марио Монти стал в нулевые годы членом самых авторитетных «мозговых центров» мира. Участник закрытого Бильдербергского клуба, расцениваемого некоторыми любителями конспирологии чуть ли не как мировое правительство, профессор из Милана украсил собой не одну «компанию мудрецов». Взять хотя бы так называемую Группу размышления, образованную в декабре 2008 года под руководством испанского экс-премьера Фелипе Гонсалеса. Задачей группы стало определение основных вызовов, с которыми единой Европе предстоит столкнуться до 2030 года. И предвидению двенадцати мудрецов, представленному в ЕС в мае прошлого года в виде пухлого отчета, нельзя не отдать должного: «2010 год может стать точкой отсчета для ЕС. В течение следующих 50 лет Европа может либо стать напористым глобальным действующим лицом, либо скатиться к маргинализации и превратиться во все менее уважаемый западный полуостров азиатского континента».

В биографии Марио Монти немало и других весьма значительных строк. Он и член президиума Friends of Europe — влиятельного «мозгового треста», прописанного в Брюсселе, и почетный президент Брейгельского научного центра, и участник форума Ambrosetti, собирающего практически всех наиболее влиятельных бизнесменов и политиков Италии… К слову, именно на этом форуме, состоявшемся прошедшим летом на берегах озера Комо, американский профессор-экономист Нуриэль Рубини — тоже выпускник Боккони — заявил, недвусмысленно глядя на Монти: «Италии нужно новое правительство. Действующее окончательно потеряло доверие». Рубини — единственный экономист, с точностью предсказавший наступление нынешнего экономического кризиса, что прославило не только его, но и всю миланскую экономическую школу. Сегодня миланцы видят главную угрозу глобальной экономике в европейском долговом кризисе и уже выписали рецепт лечения этой болезни: Европа должна окончательно объединиться, вплоть до выпуска единых облигаций и контроля наднациональных органов за национальными бюджетами. Европоцентрист Марио Монти теперь получил шанс воплотить эту теорию в жизнь.

Европеец

У истинного кардинала не может быть земных пристрастий. Синьор Монти гордится тем, что никогда не состоял ни в одной политической партии. Однако самим фактом своего появления на свет именно в Варезе, что на севере Италии, он обязан причастностью к правопопулистской Лиге Севера. Дело в том, что в провинции Варезе родился и Умберто Босси, лидер ломбардских националистов. Монти и Босси говорят на паданском наречии, они связаны общей региональной культурой, одними и теми же друзьями юности… «Правильным человеком» называет Монти и Джанфранко Фини, нынешний глава Палаты депутатов итальянского парламента. Дифирамбами в адрес миланского профессора разразился и Луиджи Берсани, лидер Демократической партии, главной левой силы страны.

Это невиданное в Италии единство не может не вызывать настороженности у Сильвио Берлускони. Крайне сдержанно поздравив Марио Монти, Кавальере намекнул, что депутаты от его партии способны, если потребуется, проголосовать против нового состава правительства. Однако это вряд ли реально: даже в ближайшем окружении Берлускони мало кто поддерживает идею такого шантажа. «Италии требуется правительство технократов, профессионалов, — выражает мнение большинства Люка ди Монтецемоло, глава компании Ferrari. — Только Монти в состоянии это совершить».

А теперь о том, что не может не настораживать на фоне всей этой эйфории вокруг Марио Монти в качестве спасителя третьей экономики еврозоны. Правительству «народного единства», которое обещает сформировать миланский профессор, предстоит расчищать невероятные по своим масштабам авгиевы конюшни. Итальянское промышленное производство стагнирует, рост ВВП замедлился, огромный госдолг тянет Италию вниз… Технократам во главе с Супер Марио надо будет реформировать трудовой кодекс, решительно пересмотреть пенсионную систему, как того требует Брюссель, провести глобальные налоговые преобразования — то есть объявить борьбу финансовой мафии. Кроме того: сократить количество госслужащих, обходящихся слишком дорого национальному бюджету. И это только начало.

Впрочем, Марио Монти трудностей не боится: «Италия должна быть элементом силы, а не слабости ЕС». Монти, если верить его статье, опубликованной в туринской La Stampa еще в июле этого года, давно готовился возглавить правительство в годину испытаний. По сути, так же, как Рубини предсказал кризис, его коллега предсказал то, что станет премьер-министром Италии, после того как политика Берлускони заведет ее в долговой тупик. Ну как тут не поверить в реальность теневого правительства мира, давним членом которого является Супер Марио.

Кирилл Привалов

За державу обидно / Общество и наука / Exclusive

Весь мир 11 ноября отмечает историческое событие: в этот день в 1918 году было подписано Компьенское перемирие, означавшее капитуляцию кайзеровской Германии и положившее конец Первой мировой войне. Она продолжалась четыре года и три месяца, в ее огне погибло почти десять миллионов человек, из них каждый пятый — русский. Этот день отмечается в странах бывшей Антанты: в США — День ветеранов, в государствах Британского содружества, включая саму Великобританию, Австралию и Канаду, — День поминовения, в Бельгии и Франции — День перемирия. Лишь в России нет даты, связанной с Первой мировой. Но ведь это и наша победа! По крайней мере, в этом убежден экс-губернатор Ярославской области, а ныне депутат Госдумы Анатолий Лисицын, ставший автором инициативы о внесении поправок в Федеральный закон «О днях воинской славы и памятных датах России». Лисицын предлагает включить в официальный календарь 1 августа — день начала Первой мировой войны.

— Почему вдруг вы обратились к этой теме, Анатолий Иванович?

— Не вдруг. Дед мой, Андрей Сидорович Громов, воевал на фронтах Первой мировой. Крестьянин, он стал офицером, принес домой три Георгиевских креста. Золотой орден в голодные двадцатые годы обменяли на хлеб, а два серебряных хранятся у меня как бесценные семейные реликвии… Несколько лет назад по делам службы я оказался в Белграде и случайно узнал, что там есть заброшенное русское кладбище. Увиденное меня по-человечески задело. По сути, это едва ли не главное захоронение павших на Первой мировой наших соотечественников. Уже установлено и документально подтверждено: на «Ново гробле» находится 741 могила русских воинов, в том числе ста двадцати четырех генералов царской армии, трех адмиралов императорского флота, двухсот восьмидесяти шести полковников и капитанов первого ранга. Есть братское захоронение. А неподалеку от кладбища в русской церкви Святой Троицы лежит и Петр Врангель.

— Тот самый барон, позорно бежавший из Крыма от Михаила Фрунзе?

— Вот и вы повторяете типичную ошибку… Да, речь о главнокомандующем Вооруженными силами Юга России, генерал-лейтенанте. Об исходе белой гвардии мы часто судим по одноименной книге Михаила Булгакова и художественным фильмам типа «Бег» и «Служили два товарища». Паника мирного населения, истерика офицеров, попытки в последний миг впрыгнуть на борт перегруженного парохода… Но это одна сторона медали, а была и другая. Факты свидетельствуют, да и современники Врангеля ставят ему в заслугу безупречную организацию эвакуации. За три дня из Крыма отплыло около 150 тысяч человек — гражданские беженцы и армия. Панические настроения вспыхнули лишь в Феодосии, в иных местах ситуация оставалась под контролем. Когда армада судов пришла на рейд Константинополя, перед союзниками возникла реальная проблема, что делать с огромной массой народа. Русские военные ведь не собирались складывать оружие, свято веря, что вскоре состоится новый поход на Советскую Россию. Армия продолжала ощущать себя армией. Ответственные за турецкую зону оккупации французы сразу предложили разоружиться. Врангель отказался даже обсуждать это. Значительную часть солдат разместили в полевом лагере на пустынном Галлиполийском полуострове, который наши стихийно переименовали в Голое поле. Был создан армейский корпус, куда вошли артиллерийская бригада, пехотная и конная дивизии, технический полк, железнодорожный батальон. Отдельно базировались Донской и Кубанский корпуса. Сперва французы помогали союзникам по коалиции провиантом и обмундированием, но вскоре им наскучила роль бескорыстных меценатов. В качестве компенсации за оказанные услуги они потребовали от Врангеля весь флот, а это, извините, более 280 кораблей! Ситуация продолжала ухудшаться, наступила пусть и турецкая, но зима, среди военных начались болезни и голод, кто-то попытался вернуться домой, однако большевики без сожаления ставили перебежчиков к стенке, и поток дезертиров быстро иссяк. Барон Врангель все это время занимался поиском места, куда могла бы перебраться его армия. Наконец летом 1921 года он договорился с правительством Королевства сербов, хорватов и словенцев (Королевство СХС), как тогда называлась будущая Югославия, и начался переезд русских в Белград. В какой-то момент здесь проживало до 70 тысяч бывших подданных Российской империи. Сербский король Александр I считался русским питомцем, он окончил Пажеский корпус в Санкт-Петербурге, имел несколько российских орденов. К тому же Карагеоргиевичи в начале прошлого века породнились с императорской семьей Романовых, и письма Александра I к Николаю II напоминают переписку сына и отца. Наша страна активно поддержала братьев-славян в Первой мировой, а сербы добро помнят. Все это не могло не отразиться на внешнеполитическом курсе белградского правительства. Александр I так и не признал Советскую Россию, когда почти вся Европа уже сделала это. Он не простил большевикам казнь царской семьи. Король не ставил обязательным условием разоружение армии Врангеля. Большинство из прибывших организованным порядком устроились на пограничную службу, занялись строительством железных дорог и корчеванием леса. Многие части сохранили прежний воинский уклад, русские офицеры продолжали носить форму, а, к примеру, работавший на сахарном и лесопильном заводах гвардейский дивизион под командованием полковника Рогозина просуществовал в неизменном виде вплоть до 1941 года. Александр I выплачивал нашим военным жалованье, сопоставимое с тем, что получали сербские офицеры, построил и от имени династии Карагеоргиевичей подарил эмигрантам Русский дом в центре Белграда. Выделил также четыре участка на кладбище «Ново гробле» для компактного захоронения. Там, кстати, лежит и преподаватель Александра I по Пажескому корпусу. Они случайно столкнулись на улице, король пригласил полковника во дворец, но тот постеснялся идти, поскольку форма истрепалась, а новую ему взять было негде. Да, в эмиграции жилось по-разному, случалось, генералы учили сербских юношей верховой езде… Тем не менее на средства диаспоры была возведена Иверская часовня, точная копия той, что стоит на Красной площади в Москве. В крипте находится усыпальница митрополита Антония (Храповицкого), долгие годы исполнявшего обязанности первоиерарха Русской православной церкви за рубежом. Там же на кладбище установлен памятник Русской Славы, едва ли не единственное место, куда можно возложить венок в память о русских воинах, павших на полях Первой мировой. Курировавший проект генерал пер енес два инфаркта, пока продолжались строительные работы. В чем его только не обвиняли: и в воровстве собранных денег, и в непрофессионализме, и в плясках на костях. Поедом ели! Словом, все очень по-русски…