Сафьяновая шкатулка - Сурен Даниелович Каспаров

У Норы округлились глаза.

— От чего разрядка?

Фрид вдруг перестал улыбаться.

— Понимаешь, моя девочка, ты очень и очень неумело скрываешь от меня…

— Что скрываю? О чем ты говоришь, Фрид?

— Неужели ты думаешь, что я ничего не замечаю?

— Фрид, это нечестно! — вскрикнула Нора. — Я совсем даже…

Но Фрид рассмеялся и ладонью зажал ей рот, испугавшись, что разговор может принять опасный оборот…

…Она спала, прижавшись щекой к его обнаженной руке, и тихо, по-детски посапывала во сне. И дыхание у нее было такое чистое, такое нежное, что у Фрида кружилась голова, и он не решался выпростать свою занемевшую руку, чтобы не потревожить это ровное чистое дыхание, этот спокойный сон… В полумраке комнаты он пристально разглядывал каждую черточку, каждую морщинку этого милого, родного ему лица и не мог наглядеться… Он думал о том, что это их последняя ночь, проведенная вместе, что она никогда уже больше не повторится. Он знал, что столичные врачи сделают то, чего не смогла бы сделать ни одна сила на свете… Нет, они не заставят ее разлюбить его, но через месяц она вернется надломленная и чужая, убедившись в бессмысленности своих надежд… Что же, ничего не поделаешь, война не знает промаха, она бьет наверняка…

Во вторник вечером Алексей Коробов вывел машину во двор, достал насос и стал подкачивать баллоны, потом долил масла, потом открыл капот и стал копаться в моторе, сердито ворча что-то неразборчивое.

— Что ты там ворчишь, Алешка? — спросил Фрид.

— Эта чертова штуковина не проворачивается. Ключ соскакивает!

— А ты прокладку заложи, — улыбнулся Фрид, — он и не будет соскакивать.

Фрид, конечно, понимал, что причина его ворчливости вовсе не в ключе, который соскакивает. Коробов слишком привязался к Норе и был недоволен, что она уезжает. Но главное все же было в другом: ему было неловко оттого, что он вынужден участвовать в жестокой игре, которую судьбе угодно было навязать двум дорогим ему людям — Фриду и Норе. Он чувствовал себя чем-то вроде подлеца по отношению к Норе, хотя разум твердил ему, что это не подлость, а просто Фрид прав, просто иначе нельзя… Но лучше ли от этого будет хотя бы одному из них?

…Скрипнула калитка в воротах. Четкий стук каблучков по асфальту двора. Нора с чемоданом в одной руке и с сумочкой в другой.

— При ней веди себя попроще, — тихо предупредил Фрид.

Коробов недовольно отмахнулся.

Нора подошла, поставила чемодан на асфальт, по своему обыкновению поцеловала Фрида. «Ну вот, я и готова!»

— Алексей Иванович, добрый день!

Коробов что-то буркнул в ответ. Нора удивленно взглянула на Фрида.

— Что это с ним?

— У него гайка не проворачивается, ключ соскакивает, — сказал Фрид.

Нора посмотрела на часы.

— Уже седьмой час! Мы не опоздаем, Алексей Иванович?..

— Не опоздаем, я уже кончил, — сказал Коробов, закрывая капот.

Вскоре приехал и Ибрагим. Все собрались в комнате, Нора накрыла на стол, расставила всю снедь, которую привез с собой Ибрагим, — ветчину, немного черной икры. («Это специально для тебя, сестренка, потому что ты любишь икру, а я на дорогу припас тебе икры и балыка!» — сказал Ибрагим.)

Разлив вино по стаканам, Ибрагим поднял свой:

— За тебя, сестренка, чтобы хорошо доехала, хорошо приехала!

Нора отрицательно покачала головой:

— Нет, Ибрагим. Давайте лучше за то, чтобы никогда больше не было войны и чтобы всем нам повезло…

Ибрагим улыбнулся, сказал:

— Нора-джан, ты — человек!

До отлета самолета оставалось не больше получаса, когда они приехали в аэропорт.

— Поторапливайтесь, — бросил Коробов и, взяв чемодан, вместе с Ибрагимом прошел в здание, там уже шла регистрация пассажиров.

Площадь перед аэропортом была залита светом прожекторов, запружена людьми и автомашинами.

Фрид и Нора сидели на заднем сиденье. Он курил сигарету, уставившись отсутствующим взглядом в торопливо снующих во все стороны пассажиров.

— Почему ты молчишь? — заговорила Нора, прижавшись виском к его плечу. — Или тебе нечего сказать мне?

— Скажи лучше ты, — произнес Фрид.

— Я люблю тебя.

— Я тоже. Скажи еще что-нибудь.

— У меня дурное предчувствие.

— А ты не верь предчувствиям, они всегда врут.

— Мне пора.

— Да, ступай.

Нора быстро поцеловала его и вышла из машины.

— Я буду писать.

— Пиши.

Выйдя на летное поле, Нора поискала глазами самолет на Москву и побежала через все поле к нему. У трапа ее ждали Коробов и Ибрагим.

— Ну, вы идите, а то он один там, — сказала она.

— Ничего, пусть поскучает немного, — сказал Коробов, отбирая у нее сумочку. — А теперь запомни: билет и багажную квитанцию я кладу вот в этот карманчик. А это тебе на мороженое, — добавил он, кладя в тот же карманчик небольшую пачку десятирублевок.

— Деньги у меня есть! — сказала Нора. — Фрид мне дал много денег!

— Не говори так громко, воры подслушают! — усмехнулся Коробов.

— Да нет же, правда, у меня много денег!

— Московское мороженое — самое лучшее в мире! — сказал Ибрагим. — Не забудь на обратном пути прихватить нам парочку.

— Девушка, поторапливайтесь, уже трап убирают, — напомнила сверху стюардесса.

Нора посмотрела на Коробова, потом