Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева - Данила Зайцев

– Но Марфа, что ты думаешь? Знаю, что мы с тобой всяко прожили, и несладко нам пришлось, и всё я тебе простил, много мне не нравилось, как ты поступала с мужем, для тебя пе́рво дети, а потом муж. Я всё ето терпел, за то что дала мне здоровых и умных детей. Теперь под старость муж хуже, чем дети, но ето последняя твоя ошибка, ето тебе не радость, а горе. Вот подожди, ты ни раз не подумала обо мне, и везде я старался и заботился обо всех и об тебе, но, видать, ты ето не поняла. Много не пройдёт, и ты хватишься.

15

С поникшей головой поехал в Буенос-Айрес. Визы в Италию мне не дали, работы нихто не даёт: сорок четыре года уже шшитают старик. Нет работы, жить дорого, я нашёл дешёвенькю гостиницу, устроился и два месяца проискал работу, но нихто не принимает. Я стал переживать, деньги вышли, я уже три дня не ел, с гостиницы выгнали, что деняг нету. У нас оставались ишо картины, я в центре на улица Флорида стал их продавать, но нихто не берёт. Стою голодный, подходит ко мне нищий и спрашивает:

– Что такой невесёлой?

Говорю:

– Уже три дня ничего в рот не брал.

– Почему?

– Деньги вышли, негде ночевать и покушать.

– Да, ето Буенос-Айрес. Слушай, а ты обращался в церкву?

– Нет, а что?

– Да оне помогают таким случаям.

– А где ето?

– Да ето близко. – Указал улицу, номер и наказал: – Придёшь, будет большая очередь, ставай на очередь, но ни с кем не разговаривай. Дойдёт до твоей очереди, попроси поговорить с Ольгой и расскажи твою проблему, она тебя устроит.

Я картины отнёс в гостиницу, попросил ради Бога поберегчи их, а сам взял газету, что засняли с тыквами в Комодоро, прихожу. Ой, кака́ очередь! Квартала три, и каких толькя нету: нишши, семейны, старики, молодыя, помешанны умом, – да всяки-разны. Я стал в очередь, но мог бы провалиться со стыда – провалился бы, все прохожи смотрют. Вот до чего я дошёл: не нужон ни семье, ни Богу. Дождался своей очереди, у меня спрашивают:

– Зачем пришёл?

– Пожалуйста, хочу поговорить с Ольгой.

– У ней большая очередь. Что вы хотели, в чем можем помогчи?

– Я уже три дня не ел, вот газета, там сказано, хто я.

Ета женчина взяла газету и унесла. Немного сгодя подходит женчина, ласково здоровается и говорит:

– Я Ольга, пожалуйста, иди за мной.

Завела меня в свой кабинет. Ето правды, у ней на приём была большая очередь, она стала мня расспрашивать, хто и откуду и как попал сюда, и говорит:

– Я тебя не могу устроить где попало – ваша категория подсказывает. Но подожди, я свяжусь с нашими ога́рами[221] и посмотрю, где тебя устроить. Вот тебе пропуск, иди покушай.

Иду в зало, где кормят, – матушки! По́лно народы: матери с детями, старики, старушки, нищи и молодыя, – всё ето смотришь, сердце сжиматся. Но кормют хорошо, я покушал, вернулся к Ольге и жду очередь. Уже к часу дня выходит Ольга, вызывает меня:

– Вот адрес, вас там ждут. Ето всё, что я смогла для вас сделать.

Я стал со слезами благодарить, она пожелала удачи и проводила.

По адресу приезжаю в огар. Ето большоя здания, не то школа, не то тюрма. Позвонил, двери открыли:

– Что нужно?

Подаю письмо, мня заводют, немного сгодя просют пройти в кабинет, захожу. Сидит начальник женчина, посадила, всё расспросила, вызвала начальника дежурного, наказала ему, чтобы устроил меня и наказал, каки́ порядки здесь. Он провёл меня по всему зданию, показал, где обедают, где отдыхают, где моются, где спят, указал мне мою койку и наказал:

– Вот шкап, вот ключ, будь аккуратне, никому не доверяй, много воровства, соблюдай чистоту, будь порядошным. И здесь рассматривают, как устроить на работу и в чем помогчи, всё зависит от вас.

Я поблагодарил и попросился, чтобы пустили сходить за своими вещами. Сходил, всё принёс и всё устроил.

В етим огаре находится триста человек, днём толькя старики, вечером приходют все остальныя, хто с работе, хто просто, днём не разрешают быть в огаре окро́мя стариков. Кормют хорошо, но ето свободная тюрма, и здесь каких толькя нету: бывших наркоманов, бездомных, бездетных стариков, больных.

Я посмотрел на всё на ето, и мне худо сделалось, мня схватило, и оказался я в больнице. Пролежал я селый месяц, надавали разных лекарствах сердечных и антидепрессивных, и стал я жить на лекарствах, а спать толькя с таблетками.

Вызвали меня в контору, стали спрашивать, чем бы я хотел заняться. Я ответил:

– Вышивками. – Принёс, показал свою работу, ето сразу одобрили и спросили:

– С каким смыслом хочете заняться етим делом?

Я сказал:

– Хочу учить.

– И имеешь практику? – Показал отрывки газет в Боливии. – Ого, тебе повезло! А сколь время хочешь уступить на ето дело?

– Чем ни больше, для меня лучше.

– Хорошо, мы возмёмся за ето дело, мы чичас организавывам выставки, и участвовают таки́ же лицы, как и у вас проблемы, ето разные рукоделие.

– Хорошо, мне ето интересует.

Я стал ждать, но не сидел склади руки, ходил в публику со своими картинами, показывал и вышивал, делал рекламу, иголочки продавал, нитки, пяльчики, и кака́-то копейкя стала появляться. В огаре, что я жил, принадлежит католической церкви, ето называется «Ка́ритас»[222], суда поступает пожертвования со всего мира, и в Буенос-Айресе таких огаров шестьдесят восемь, но самый лучший – ето где я нахожусь.

Вскоре мне выдали субсидию в размере восемьдесят долларов в месяц, дали помещение учить в школе. Я стал учить, но ето были все старушки, у них малый интерес научиться, абы время провести да с кем-нибудь поговорить. Я с ними мучился, но они мня сполюбили, и ишо приходили женчины по моёй рекламе и с выставок. Несколько раз женчины пытались завести со мной интимную дружбу, но у меня интересу никакого не было. За свои похоти заработать двадцать лет правила – Боже упаси, да под старость зачем всё ето? Нет, никого мне не надо, так проживу.

В огаре восемь человек русских, недавно приехали с России, на чё живут, не знаю, но каждый день приходют пьяны, и конфликтивны, их с многих огаров уже выгнали, и отсуда сулят выгнать. Оне ко мне приставали, но я сторонкой от них. Один парень пожилой тоже был в сторонке, он часто на меня поглядывал и однажды не вытерпел и сял возле меня ужнать. Завёлся разговор, дале-боле, мне он понравился, грамотный, порядошный и вежливый. Я ему тоже понравился, у нас пошла дружба. Ето был Юра Цуканов, он с Украины, город Донеск, старший помощник морского флота, двадцать четыре года проплавал в море, но чичас на Украине нет работы, нечем жить.

– Но зачем[223] ты выбрал Аргентину?

– Визу в Европу не дают, толькя приняла Аргентина, и чичас здесь в Буенос-Айресе русских и украинсов масса. Хошь, познакомлю?

– Нет, спасибо. Сколь вижу, всё пья́ны.

– Да, ето правды, но у меня есть и порядошны друзья.

– Ето другоя дело.

– Хочу познакоить тебя с Надеждой Петровной, ето грамотноя лицо, простая и добрая, она тебе понравится, и ты ей понравишься.

– Как ты знашь?

– О, Данила, вижу, хто ты есть, ты чистая русская душа. Вижу в тебе сказку. Твой обряд[224] – борода, точки зрение на жизнь, твоё поведение – чисто русский исторический человек.

– Мы уже являемся потерянными.

– Едва ли найдутся таки́ люди, как вы, в России.

– Да вы что чушь городите?

– Да, Данила, съезди в Россию, тогда поймёшь.

Юра позвонил Надежде, сказал, что хочет познакомить со мной. Она пригласила, мы поехали, познакомились. Да, порядошна женчина, грамотна, бывшая директор орбиты спутниковой в Хабаровске, живут уже два года в Буенос-Айресе, уехали с России, потому что остались без работе и мафия им покою не давала, часто сына избивали, вот оне и решили уехать из России. Муж столяр, Владимир, сын Алексей учится вышняму образованию и работат с отцом, Женькя учится, но живут скудно, в рестраврации гостиницы как сторожами. Показала мне фильмы, как она жила в России. Ето с такой высокой уровни упасть в такую яму – бедняжка, как она всё ето терпит, работы не может найти. Мы с ней часто стали обчаться.

Однажды идём с Юрой от Надежде уже ночью поздно, идём нимо садика, смотрю, лежит наган. Подхожу, наклоняюсь, Юра закричал:

– Не тронь!

Я осто́порил[225], думаю: что такоя? Слышим, гудок сирены полиции, подлетают две машины, выскакивают несколькя полицаяв, кричат:

– Руки вверх!

Я напугался, поднял руки, подбегают – наган лежит на месте, я не успел его тронуть. Документы мы показали.

– Вы куда?

– Вот адрес, находимся в огаре «Каритас».

Смотрим, оне нервничают, офицер закричал:

– Марш!

Мы пошли, я не могу понять, в чём дело, Юра говорит:

– Эх, Данила, чуть не попал за решётку.

– Почему?

– Что, не понял? Етот наган преступника, а ето оне и хочут найти виновника, им нужны отпечатки пальцав.

– Как ты знашь?

– Немало навидался в своёй жизни.

– Дак вот как ишо бывает!

На днях разговорились насчёт огаров, Юра говорит: