Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева - Данила Зайцев

– Я спрошу у Капуто, у их есть просты́[228] дома возле берега.

– Хорошо. А когда будет известно?

– Да завтре же.

Я его сердечно поблагодарил. На другой день уже вечером тёмно подъезжает к нам и говорит:

– Нет проблем, дом дал, ему ето выгодно. Вы хоть будете берег охранять, и скот не будет теряться.

На другой день утром взял нас, свозил показал нам дома. Да, ето восемь домов для рабочих простых, воды хоть залейся – больша помпа стоит, електрика, берег триста метров там же, где рыбачим, толькя пониже. Ну, слава Богу. Мы перешли в дом.

Приезжает Марфа с малыми детками, я вижу, что с ней непорядки, стал спрашивать:

– Что с тобой?

Она говорит:

– Уже месяц хуже и хуже, дыхания не хватат, силы нет, чижало.

– А к врачу возили тебя?

– Нет.

– А в больнице анализ снимали или проверялась ты?

– Нет. А хто меня повезёт?

– Как так? А дети, мать?

Заплакала и говорит:

– Мама толькя ворчит, слова не скажи, всё корит, что приташшились, детя́м тоже не нужна. Уже не знаю, что делать, поетому приехала к тебе.

Я ничто не стал говорить, думаю: надо везти к врачу завтра же. Ля́гли спать, она всю ночь простонала и проворочалась. Думаю, ах вы идивоты, кровопивсы! Утром рано побежал к украинсу, звать его Ектор Романюк, попросил, чтобы довёз в село Марфу к врачу.

Врач угодила очень добрая итальянка, Арисменди, проверила Марфу и сказала:

– Её срочно надо положить в больницу, она может потерять ребёнка, – и написала пропуск без очереди и срочно.

Машины скорой не было, и нас увезла полиция. По запросу врача привезли в Сальто в больницу, её срочно проверили и положили. Некому за ней ходить, пришлось мне с ней жить и за ней ухаживать, ето прошло три недели.

Андриян уже переехали к нам, Неонила ходила за нашими детями дома и сама беременна уже третьим. Марфа не хотела лежать в больнице, рвалась домой. Врач-гинеколог не отпускал и всё говорила: «В любу́ минуту будет операция, ей не перенести, она сла́ба, и повышение крови». Я Марфу уговаривал: потерпи, но врач-гинеколог вредна угодила немка. На четвёртой неделе сделали операцию, и родилась у нас дочь, назвали Антониной, но стали крестить в деревне, и нихто не захотел ето имя. Елена настояла поставить имя незнакомо, и поставили имя римско, Мастридия, теперь в документах Антонина, а по крещению Мастридия.

Марфа когда оздоро́вела, я стал ей говорить:

– Марфа, когда ты ума накопишь и сколь ты будешь мучить меня? Ты меня не послушала, поехала с детями, что ты выгадала етим? К маме же ты поехала, и что ты хорошего видела? – Заплакала. – Марфа, не плачь, давай ето всё выясним. Когда нас венчали, нам читали: «Совокупятся муж с женой, и будет плоть едина», и ето мы не можем изменить. Твои родители сколь нам горя принесли, и моё ро́дство нас не любят, всегда нас гнали. Теперь смотри, что с тобой сделали, чуть ты в гроб не ля́гла, и в етот момент ты была никому не ну́жна, толькя мне одному. Наши дети, смотри хороше́нь, выросли, женились, и мы стали не ну́жны. Так и остальные вырастут, все уйдут, и нам с тобой некуда будет голову приклонить. И ето всё сбудется, запомни. Тебе охота одной жить?

– Нет.

– Так же и мне. Я уже пожил и знаю, что ето значит. Правды, мы с тобой тоже неправы, тоже родителям досажали. Вот и точно в Святым Писании сказано: вред сделаешь родителям – в семь раз отомстится, и ето точно. Мы с тобой на своих родителей руки не подымали, бывало, огрызались, а наши дети уже налетают драться, а ихны их будут бить, и так пойдёт дальше. Ведь сказано, что дитё, которо почитает своих родителей, да долголетний на земли, и всё изобильно будет у него, и благословенно, и дитё злословит родителям – в семь раз отомстится, а ударил отца – рука да отсохнет, а мать ударит – да искоренится. Вон посмотри на дядя Степана[229]: рука высохла, и семья в нищё[230] пришла. Смотри, ето идёт с библейских времён, и всё точно без ошибок, так же и мы с тобой. Знаю, что не шибко у нас с тобой всё гладко было, обои виноваты, перед родителями виноваты и друг перед дружкой. Мы чичас думаем: а, он такой-сякой, или она така́-сяка́, но придёт время, не дай Бог, останемся друг без дружки, тогда мы хватимся, как чижало жить друг без дружки. Вон мама всегда говорила на тятю: помрёт, хоть отдохну, и чичас всё по-разному[231], жалеет и никому не ну́жна. И сколь таких примеров, сама знашь.

Марфа ничего не ответила, но толькя соглашалась.

Мы с Софониям рыбачили, Алексей не появлялся, а Андриян редко. Мы с Софониям за пять недель скопили две тысячи долларов чистыми, не шшитая расход домашняй, я поехал в Бразилию на порт в Санта-Катарина, город Итажаи, и купил четыре тысячи метров сеток, верёвок, поплавков. Вернулся на границу, разыскал скупшика-бразильянина, стал договариваться рыбу сдавать без посредников. Вышла дочь, узнала, что я самый и есть Даниель – мня весь Уругвай знал как хорошего рыбака, – она пошла наперебой отца, отец сдал, дочь перебила, дала мне за богу и за траира доллар килограмм, за дорадо два доллара, за сабальо – пятьдесят копеек, лёд сколь хошь, и рыбу забирать, где укажем на берегу. Дочь звать Карина, а за рыбой будет приезжать Таквара с женой, уругвайсы. Я стал просить Карину, чтобы провезли нам сетки, верёвки, поплавки через таможню. Она спрашиват:

– Когда вам их надо?

– Срочно.

– Хорошо, ночуйте на границе, а мы посмотрим, что можем сделать.

Ето было на Барра-до-Квараи, а на уругвайской стороне Бежя-Унион. Я всё оставил у Карине, переехал в Бежя-Унион, устроился в гостинице, в восемь часов вечера прибегает Карина, сообчила:

– Будь готов в шесть часов утра.

Шесть часов – я уже ждал, подъехала машина, забрала меня, мои сетки уже были на машине, и мы тронулись. Проехали три поста таможни, нас не останавливают, а толькя дают сигнал водителю, и мы спокойно проезжали. Я не вытерпел и спросил:

– А вы хто?

Он говорит:

– Начальник таможни.

Я смеюсь:

– Вот почему нас пропускают!

Он:

– А как ты хотел?

Приезжаем домой, разгрузили, он спрашиват:

– А сколь сеток привёз?

– Сорок штук.

– Знал бы, больше бы взял с Карине, но уже поздно.

Мы ему дали на выбор рыбы, он доволен уехал. С тех пор, когда надо сеток, закажешь Карине, Таквара привезёт. У нас дело пошло хорошо. Аргентинсу не стали сдавать, потому что стал рыться[232], у него рынку мало, часто приходилось рыбу выбрасывать. Но ничего, он остался другом и изредка брал рыбу на выбор, но и платил хорошо. Он показал нам, где бога ходит, а дальше мы уже достигли сами. Мы вскоре сделали ишо одну лодку и взяли мотор и стали рыбачить на двух екипажах, на каждый екипаж по две тысячи метров сеток: мы с Софониям, Андриян с Никитой. Юра перешёл к Анатольке.

Тут часто зачастили гости с деревни к нам на рыбалку. Ето будут тесть, его сыновья и внучаты, Агафьины дети. С другой деревни – Оськя, Сергейкя Ануфриевы, Петькя Зыков. Андриян повесел, стал всегда с деньгами.

Однажды приезжает Тимофейкя, Анатолькя и Сергейкя к Андрияну в гости, у Андрияна было хороше вино, он сам сквасил. Все друзья не пролей стаканчик, толькя Андриян очень редко пьёт, и то очень мало. Тимофейкя был очень голодный выпить, Андриян угостил их, но Тимофейке было мало, он стал просить, Андриян угошать, Тимофейкя Андрияна заставлят выпить, и Андриян стал пить. Дело было летом, у нас окно было открыто, я всё ето видел и говорю Марфе:

– Сегодня у них будет проблема.

– Как знашь?

– Посмотри, Тимофейкя какой напряжённой.

Дале-боле, у них пошёл спор, и всё из-за рыбалки, что Андриян не стал с нём рыбачить. Тимофейкя кричал:

– Знаю, всё ето из-за Данила, он научил вас так жить, все вы одинаковы, к вам не подступись!

Андриян:

– А что, как вы – жулики, идивоты?

Доказывали друг другу как могли, уже вечером начали бороться, Марфа говорит:

– Иди разними.

– Нет, пускай учутся, оне начали, оне и докончут.

Я из окна всё смотрю: Тимофейкя каждый раз под низом. Как так? Андриян намного меньше Тимки, сухой, меньше, но раз-раз – уже наверху. Тимка полез драться – Андриян предупредил его:

– Дядя Тимофей, не лезь, я так тебя изобью, что будет позор тебе.

Он всё равно лезет. Тогда Анатолькя и Сергейкя ему сказали:

– Хватит, Тимофей, ты во всём проиграл за весь день, Андриян тебя везде победил.

Он поднялся на Анатолькю:

– Раз так, такой брат, не застаёшь[233], все сетки и лодку заберу, как хошь рыбачь!

Так и сделал. А с Андрияном до двух часов ночи просидели, Тимка всё прошшался и уговаривал, что «будем друзьями и никому не рассказывай». Сам же пошёл к тестю и давай жалобиться, а народу – что покорил Андрияна. Тесть давай выговаривать Андрияну, что «нельзя так, он тебе дядя и старше тебя, он богатый – ты бедный». Андриян скипел:

– Я вам не тятя – всё терпеть! Лицемерничают, идивотничают, издею́тся – всё терпи. Нет, етого не будет.