Золотой человек - Мор Йокаи

Только ведь опьяненье это будет длиться вечно: стоит погрузиться взглядом в глаза любящей души, и ты навеки оставишь там собственную душу.

Михай глядел в глаза Ноэми, позабыв обо всем на свете, и находил в них целый мир, сулящий безбрежное наслаждение, земное счастье, блаженство.

Это предвкушение счастья пьянило его.

С младых лет он не был любим. Лишь однажды дерзнул он помечтать о счастье, не страшась трудов и препон, устремился к нему, а достигнув, обрел лишь жестокое разочарование, испепелившее все его радостные надежды.

И вот теперь ему открыто говорят, что он любим. Говорят весенние деревья, осыпая его лепестками цветов, говорят твари животные, тычась в его руку, говорят уста, выдавая тайну сердца; жаркий румянец и сиянье глаз говорят о том же, выдавая эту тайну еще с большей откровенностью, нежели уста.

Даже мать девушки, которой надлежало бы опасливо скрывать эту тайну, без опаски выдает ее "Она вас так любит, что может умереть от любви".

О, пусть она не умирает!..

Тимар провел на острове день, равный вечности. Душа его была переполнена чувствами, которым нет конца. То был день самозабвенья, сна наяву: стоило грезившему пожелать чего-либо, и желание его тотчас осуществлялось.

Однако на третью ночь, когда Михай после дивного вечера - с любимой, при луне - удалился на покой в свое темное убежище, в душе его заговорил неусыпный, неумолчный обличительный голос:

"Ведаешь ли ты, что творишь? Ведь это хуже воровства, поджога или убийства. Несчастная женщина лишена всего своего имущества, отвергнута обществом и изгнана с малым ребенком на необитаемый остров; увидев молодого своего супруга погребенным как самоубийцу в неосвященной земле, дошла до грани человеконенавистничества и неверия в бога. А ты вторгся сюда как тать и похищаешь ее единственное, бесценное сокровище, норовишь навлечь на этих несчастных смерть, горе и мучения. Ты страшнее всех, на ком печать проклятия убогой и гонимой вдовы, а ведь это проклятие покарало их всех до единого. Ты убиваешь обретшую покой душу, ты похищаешь чистое, невинное сердце, не оставляя взамен своего. Безумец, беги, пока не поздно!".

Голос преследовал Тимара неотступно, всю ночь не давая ему сомкнуть глаз. Рассвет застал его на ногах.

Решение было принято. Он уедет и долго-долго не вернется сюда. Не вернется, покуда его на забудут и пока он сам не позабудет об этих трех днях, когда ему казалось, что он тоже имеет право на счастье.

До восхода солнца он успел обойти весь остров, а возвратясь из своих странствий, застал Терезу и ее дочь на веранде - они накрывали стол к завтраку.

- Я должен уехать сегодня! - сказал Тимар Терезе.

- Так скоро!.. - прошептала Ноэми.

- У него много дел! - пояснила Тереза дочери.

- Да, корабли дожидаются! - прибавил Михай.

Объяснение звучало вполне правдоподобно. Ведь судовой комиссар - человека подневольный, не может же он попусту тратить время, запроданное нанимателю.

Его и не уговаривали остаться; он должен уехать - это вполне понятно, но ведь он вернется, и его будут ждать здесь - год, два, до самой смерти, вечно...

Однако Ноэми, узнав о расставании, не могла заставить себя притронуться к парному молоку.

Нельзя было удержать Михая: ждут дела, значит, он должен ехать.

Тереза сама вынесла ему ружье и суму, спрятанные ею в час его приезда.

- Ружье заражено? - предусмотрительно спросила она.

- Нет! Ответил Михай.

- Лучше зарядить, - настаивала Тереза, - Да дробью, так надежней будет. Камыши на том берегу - место коварное, туда волки забредают, а то и другие какие звери поопаснее.

И не отставала от Михая до тех пор, покуда ружье не было заряжено охотничьей дробью; она собственноручно насыпала порох на полку. Пистонов в ту пору еще не знали.

После этого Тереза сказала Ноэми:

- Возьми ружье, чтобы Альмира не отняла. Ступай, проводи его к лодке.

Дав дочери такой наказ, она отпустила их одних.

Тимар молча шел подле Ноэми по обрамленной розами дорожке; рука девушки покоилась в его руке.

Неожиданно Ноэми остановилась. Михай тоже остановился и заглянул ей в глаза.

- Ты что-то хочешь мне сказать? - спросил он.

После долгого раздумья девушка ответила:

- Нет. Ничего.

Но Тимар уже научился читать по ее глазам, научился угадывать ее мысли.

"Радость, любовь моя, счастье жизни моей, скажи ты мне, что стало с той белолицей девочкой, которая в прошлый раз была здесь с тобой? Тимеей ее звали", - вот что хотела спросить Ноэми, но не произнесла вслух, лишь молча шла, держа руку Михая в своей руке.

С тяжелым сердцем расставался Михай с Ноэми.

Передавая ему ружье, девушка прошептала:

- Остерегайтесь. Как бы беды какой с вами не приключилось.

И, сжав его руку, она в последний раз посмотрела ему в глаза своим дивным, переворачивающим всю душу взглядом.

- Вы еще вернетесь? - с нежной мольбою спросила она.

Михай был тронут этим молящим тоном. Прижав девушку к груди, он прошептал:

- Отчего ты не говоришь мне "ты"?

Ноэми, потупясь, покачал головой.

- Скажи мне: "ты"! - настойчиво шептал Михай.

Девушка, спрятав лицо у Михая на груди, молчала.

- Не можешь, не хочешь? Короткое словцо, всего-то один слог! Боишься произнести?

Ноэми, закрыв лицо руками, молчала.

- Прошу тебя, Ноэми, скажи мне одно это слово, и я буду счастлив! Боишься выговорить вслух, произнеси потихоньку, шепотом, но не дай мне уйти без него.

Девушка молча покачала головой, так и не сумев выговорить это короткое слово.

- Ну что ж, храни вас бог, милая Ноэми! - срывающимся голосом произнес Михай и прыгнул в лодку.

Камышовые заросли вскоре заслонили остров. Но пока берег не исчез, Михай видел прислонившуюся к стволу акации девушку; обхватив ладонями лицо, она тоскливо смотрела ему вслед, но так и не крикнула вдогонку заветное слово.

Tropicus Capricorni14.

Переплыв на другой берег, Михай оставил свою лодку местному рыбаку, пусть, мол, посторожит ее, пока он не вернется.

Только вернется ли?

Тимар намеревался пешком добраться до пристани, где под присмотром Яноша Фабулы шла загрузка его судов. Грести против течения - нелегкая забава, а Михай сейчас находился не в том расположении духа, когда физическая нагрузка была бы в радость. К тому же поднялась сильная волна, чтобы такую преодолеть - нужно выложиться без остатка.

Путь Михая пролегал через территорию, которая на большом протяжении являет собою результат трудов дунайских разливов. Прихотливое течение, прорвав где-нибудь преграду на своем пути, меняет и изгибы: один берег упорно подмывает из года в год, другой точно так же год от года наращивает; тополя, занесенные на новые участки вместе с землей, дают молодую поросль. Отложения каждого года легко отличить по тополям, которые так и растут уступами.

В этих нетронутых чащобах теряются извилистые тропинки, проложенные сборщиками хвороста и рыбаками. Кое-где можно наткнуться и на заброшенный шалаш - верхушка у него сбита набок ливнями и бурями, стены обвиты плетями ежевики и тыквы. Такой шалаш может оказаться пристанищем охотника, схроном беглого разбойника или логовом волчицы с детенышами.

Погруженный в свои мысли Тимар брел через нескончаемые заросли, держа за ремень переброшенное через плечо ружье.

...Нельзя тебе сюда возвращаться. Даже одной лжи нелегко придерживаться всю жизнь, а если их будет две, к тому же взаимно исключающих друг друга? Опомнись, ведь ты не мальчик, чтобы давать волю страстям. А может, твое чувство и вовсе не страсть, а так, преходящее увлечение или еще того хуже - тщеславие. Твоему мужскому самолюбию льстит, что юная девушка, которую молодой, видный, даже красивый мужчина просит в жены, отталкивает его, бросается тебе на грудь со словами "я его люблю!". Умерь свое честолюбие: девушка отвергал того красавца, потому что он гнусный человек, а тебя боготворит, наделив всевозможными возвышенными качествами. Но если бы она знала правду, известную тебе одному: что ты тоже всего лишь мошенник, просто более удачливый, чем тот, другой, разве тогда удостоила бы она тебя своей любви?

...Ну а если бы и вправду она тебя беззаветно любила, и ты принял бы эту любовь, какой стала бы твоя и ее жизнь? Расстаться с нею ты уже никогда не сможешь, значит, тебе придется вести двойную жизнь, построенную на лжи. Желаешь связать свою участь сразу с двумя семьями и, откуда бы ни удалился, нести в сердце своем ревность? В одном случае опасаться за свою любовь, в другом - за честь.

...Жена не любит тебя, но чиста перед тобою, как ангел; если страдаешь ты, страдает и она; если оба вы страдаете друг из-за друга, - то не ее вина, но целиком твоя. Ты похитил ее сокровища, похитил ее свободу, а теперь, вопреки данному тобой обету, хочешь похитить у нее и свою верность?

...Но ведь она никогда о том не узнает, твоя измена не причинит ей боли. Ты и раньше по полгода проводил вдали от дома, уж такова участь коммерсанта, который в интересах дела вынужден разъезжать по всей стране и надолго отлучаться в дальние края. Если с весны до осени жить на острове, это никому не бросится в глаза. Что-то давно тебя не видно. Ах, торговые разъезды? Понятно...