Колхозное строительство 72 (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Как уже говорилось, катил коляску, почти не прилагая к этому усилий, нестарый высокий мужчина, тоже наряженный в непривычные для небольшого уральского города в 1969 году вещи. На нём был длинный светло-бежевый плащ из очень качественной ткани, на тонкой синтепоновой подкладке, под ним виднелись голубые джинсы, а завершали облик ботинки-казачки с острыми носами, на основательном каблуке. Из-за них, а ещё светлой, из того же материала, что и плащ, фуражки-восьмиклинки, человек выглядел уж совсем высоким – по крайней мере, встречные в основном здоровались, задрав вверх голову.

Парочку никто с боков не охранял, как, впрочем, и спереди, и сзади. Везёт себе человек больного и везёт. Понятно, что на самом деле и впереди «девяточники» шастали, обыскивая цепким взглядом прохожих, и позади топтали свежевымытый краснотурьинский асфальт, и на крышах где-то Кадри Лехтла и Федька со снайперскими винтовками затаились.

Кадри и Петру аппараты Илизарова сняли неделю назад. Есть в жизни счастье.

– Леонид Ильич, сейчас на площадь выкатимся. Поймёте, почему Краснотурьинск маленьким Ленинградом называют.

– Так-кх. Ты останови, Петро – сто метров и сам пройду. Не совсем ведь овощ, как Никитка.

– Вот у той скамеечки и встанете, – Пётр чуть развернул коляску, чтобы подъехать к красивой лавочке чугунного литья. Модель у Касли позаимствовали, а ЛМЦ Богословского завода изготовил сотню штук и подарил городу. И дерево сиденья красивое, это уже от ИТК привет.

– Итит твою! – парочка миновала техникум и вышла на огромную площадь, окружённую с северной стороны тремя полукруглыми зданиями. Точно как в Ленинграде на Дворцовой. Ну, коней не хватает, и не торчит ангел на высоченной колонне. «Зимний» поделён пополам и раздвинут, а вниз к Турье спускаются эстакадами клумбы и фонтаны Бульвара Мира. Вместо ангела на высоком постаменте скучает памятник вождю мирового пролетариата Владимиру Ульянову-Ленину.

– Брусчатку в этом году положили, до того асфальт был. Не тот эффект. Нанял я итальянских мастеров, и они вот сбацали. В СССР не нашлось специалистов – так я этих всех перекупил ещё на год, и три школы открыл. Пусть умение передают.

– Кругами выложили. Красиво… Правда, как в Ленинграде. Да лучше даже, вон простор какой. Хороший аркх-хитектор был, не замкнул площадь Зимним. Понял ошибку предшественников.

– Наверное, ленинградцы в войну строили эвакуированные. Летом, как в Алма-Ате, кадки с цветущими розами вон по бульвару выставляют, и здесь, по улице Ленина. Красиво, наверное. Три года летом не был.

– Петро, там начальников этих у памятника убрать можно? Не кх-хочу ни с кем общаться, – пробурчал Брежнев, отвлекаясь от красот бульвара.

– Там тот самый Ельцин, о котором я вам рассказывал, тоже стоит.

– Да ну! Тогда пойдём, охота в хлаза посмотреть засранцу.

– Леонид Ильич, он ведь пока не сделал ничего плохого. Наоборот, вон какой красавец город строит. Романов нарадоваться не может, не руководитель – бульдозер! По двадцать часов в день работает. И пить бросил, теннисную секцию в Краснотурьинске организовал. На всё времени хватает. Просто был не на своём месте.

– Это шо же, и плюнуть в его зенки нельзя? – изобразил огорчение почётный член ЦК КПСС.

– Плюнуть – можно, только ведь он не поймёт, за что, – мотнул головой, пряча улыбку, Тишков.

– Ладно, пойдём хоть посмотрим на царя Бориса.

Медленным шагом больного человека, опираясь на руку Петра, Брежнев двинулся через площадь.

– Смотри, а тут уж очень ровно камни лежат, – указал он под ноги.

– Конечно. Борис Николаевич не дурак оказался. Не принял у макаронников, заставил переделывать. «Тут, – говорит, – мамаши наши с колясками гуляют. Ребёночка растрясём, разбудим. Перекладывайте, чтобы как автобан было».

– Точно. Помню, как в Кх-хремль-то въезжать – вечно на брусчатке трясёт. Можно, оказывается, без тряски.

– А мы вот весной дадим команду ученикам итальянских каменщиков – пускай посмотрят и исправят. Будет им экзамен.

– Правильно. Ну, показывай, который тут царь Борис?

Глава 31

Эпилог второй завершающий

– Вот если бы экзамены сдавать на Луне!

– Зачем?

– А там все предметы в шесть раз легче…

Пётр Тишков сидел на скамейке у себя на даче в Переделкино и слушал на смартфоне «Свияга» аудиокнигу. Братья Стругацкие написали про попаданцев в Великую Отечественную. Понятно, что наши победят – но сюжет был интересный, да и авторы словом владели преизрядно. Не скучно, и переживаешь даже за главного героя и людей, вместе с ним заброшенных. То в одну передрягу попадут, то в другую.

Увлёкся. Солнышко сквозь листья и цветы белой сирени пробивается узорчатыми пятнами. Пчёлы жужжат. Воробьи бранятся, и сквозь их стрекотание слышно, как мухоловка в ветвях сирени своё «вить-вить» завела. Не соловей, но уж что есть. Поискал её глазами, на звук ориентируясь. Спряталась. А, вон она – малюсенькая серая птичка со светлым брюшком. Ветерок чуть качнул ветку сирени и вспугнул пичугу, и аромат вспугнул – тяжёлыми волнами, одна за одной, он стал накатывать на скамейку. Пётр закрыл глаза, погружаясь в него. Хорошо. Плохо, что эта самая мухоловка всех мух не выловила. А вот интересно… был же там как-то, в «Юном технике», кажется, приборчик – комаров отпугивать. Может, можно дать команду, пробашлять по всему миру, чтобы придумали этакий аппаратик, определённые звуки на определённой частоте издающий? Есть ведь у этих сволочей какое-то «жу-жу», означающее, что опасно, и надо отсюда сваливать. Ноги делать. Все шесть. Вот – завтра на работе и надо бросить клич по странам и весям.

Сейчас мухи садились чуть не на нос, мешали медитировать, и погружаться в нирвану мешали.

Сквозь бубнёж старшего Табакова, читающего книжку, послышался голосок внучки:

– Пап, дедушку зови, сейчас дядя Юра будет звонить. Без пяти двенадцать.

Услышал, но не пошёл. Ещё минуты три можно посидеть с закрытыми глазами, вдыхая аромат и… кха, кхааа… мух. Чтоб их на эту самую Луну зашвырнуло.

– Пьётр Миръоновьич, времья без пяти двенадцать. Сейчьяс будьет Юра звонить.

– Кх, кх. Иду, Сократ, иду.

Имя Сократес Бразилейру Сампайю ди Соуза Виейра ди Оливейра к зятю не прилипло. Получилось – Сократ Романович Оливейро. Батяньку-то Раймундо кличут.

Встал, ждёт. Гад. Не понять ему русского человека, хоть и немца. Из щуплого пацанчика пятнадцатилетнего бразилец вымахал в такого монстра, что даже вполне себе 180-сантиметровый Пётр себя пигмеем чувствует. Рост без вершка два метра, и в плечах чуть не столько.

– Пьётр Миръоновьич! Юра…

– Иду, Сократ, – встал, потрусил в дом, где установлен спутниковый телефон.

Не у всех. Вполне народу сотовых хватает. Желающие купить могут, за совсем уж большие деньги, а вот в правительстве – у всех. Широка страна моя родная. На каждом континенте, кроме Австралии, теперь есть кусочек русской землицы. В капсуле. Ну, шутка. А кроме шуток – есть области союзного подчинения. В Африке несколько – у одних прикупили чего надо, у других. Шесть областей. И Ливия с полковником Муаммаром Каддафи упорно в республики рвётся. Пока думаем. Валюту на рубли поменяли, а в республики – чуть рановато, хоть лидер этой самой Джамахирии и жесточайший порядок в стране навёл. Если и не коммунизм, то сильно близко подошли. Уж точно ближе, чем СССР.

Воду им не англичане в 1983 году, а Союз в 1970-м нашёл. Кризис после войны Судного Дня таких нефтедолларов наприносил, что в стране почти всё бесплатно. Ну, продукты разве только некоторые. Основные – тоже за так выдают. Шоколад да кофе – за деньги, да и всё, наверное. «Но», естественно, есть: всё по карточкам и нормам, однако нормы вполне себе приемлемые. У арабов по-другому и нельзя. Только жесточайшая дисциплина, иначе сразу скатываются в первобытнообщинный строй.

– Деда, ты чего, заснул? Сейчас с Луной будет связь, – заботится. Вся в отца – длиннющая штакетина вымахала, и плечи недетские. Плаванием занимается.