Проклятая игра - Клайв Баркер

Он оставил машину около Юстона и поймал такси, чтобы доехать до Стрэнда и обналичить чек. Затем отправился на поиски хорошего вечернего костюма. Уайтхед рекомендовал магазин на Риджент-стрит. Служащие поначалу обошлись с Марти довольно грубо, но стоило им увидеть деньги, как тут же угодливо засуетились. Скрывая улыбку, Марти разыгрывал привередливого покупателя, а они крутились вокруг него и виляли хвостами три четверти часа Наконец Марти нашел то, что ему действительно понравилось: консервативно, но безупречно стильно. Костюм и все остальное — ботинки, рубашки, набор галстуков — уменьшили его наличность на большую сумму, чем он ожидал; но Марти пропустил деньги сквозь пальцы, как воду. Костюм и один набор аксессуаров он забрал с собой, остальное отослали в Святилище.

Когда Марти выбрался из магазина, настало время обеда, и он побродил по округе в поисках подходящего заведения. На Джерард-стрит был китайский ресторан, куда они с Шармейн ходили довольно часто, если позволяли финансы. Он отправился туда На фасаде появилась новая неоновая вывеска, но интерьер остался прежним. Марти уселся в одиночестве, съел и выпил все, что приглянулось из меню, с удовольствием разыгрывая богача. После еды он заказал полдюжины сигар, несколько порций бренди и покуривал, как миллионер. Папа гордился бы мной, думал он. Сытый, пьяный и удовлетворенный, он вышел в хмурый день. Пришло время выполнить последние указания Уайтхеда.

Он отправился в Сохо, где несколько минут искал букмекерскую контору. Когда он входил в прокуренное помещение, его слегка грызло чувство вины, но Марти послал свою совесть куда подальше. В конце концов, он выполняет приказ.

Он узнал о скачках в Ньюмаркете, Кэмптон-парке и Донкастере — каждое название пробуждало горько-сладкие воспоминания — и сделал ставки на всех. Вскоре былой энтузиазм уничтожил последние остатки сомнений. Игра — как жизнь, но вкус ее острее. Обещание выигрыша и легкость проигрыша драматизировали то ощущение взрослости, о котором он мечтал в детстве: как будет, когда он перерастет ребяческую скуку и попадет в тайный, загадочный, возбуждающий мир больших мужчин, где каждое слово таит в себе риск и надежду, каждый вздох — победу с невероятным перевесом.

Поначалу ему не везло; Марти не делал больших ставок, но частые проигрыши понемногу уменьшали запас наличных. Затем, примерно через час, ситуация изменилась к лучшему. Лошади, выбранные наобум, странным образом приходили первыми даже в самых неблагоприятных обстоятельствах. За один заезд он с лихвой вернул все, что потерял в двух предыдущих. Увлеченность переросла в эйфорию. Именно это чувство он с таким трудом пытался описать Уайтхеду: будто управляешь судьбой.

Наконец победы ему наскучили. Не пересчитывая деньги, он положил выигрыш в карман и вышел на улицу. Толстая пачка банкнот жгла карман. Инстинктивно Марти пробился сквозь толпу к Оксфорд-стрит, выбрал дорогой магазин, купил для Шармейн меховую шубу за девятьсот фунтов и поймал такси, чтобы отвезти подарок. Это было долгое путешествие; офисные рабы уже начали разбегаться по домам, дороги были забиты. Но ничто не могло испортить Марти настроение.

Он вылез из такси на углу улицы, потому что захотел пройтись по ней. Все сильно изменилось с тех пор, как он приезжал сюда два с половиной месяца назад. Ранняя весна превратилась в раннее лето, и тепло дня уже не исчезало в шесть вечера; в это время года оно постоянно. Марти подумал, что не только сезон стал более зрелым, но и он сам.

Он чувствовал себя настоящим. Господи, наконец-то! Он снова может управлять миром, влиять на него и формировать его.

Шармейн, открывшая дверь, выглядела взволнованной. Она разволновалась еще больше, когда Марти вошел в дом, поцеловал ее и вручил коробку с шубой.

— Вот. Я принес тебе кое-что.

Она нахмурилась:

— Что это, Марти?

— Посмотри. Это тебе.

— Нет, — ответила она. — Я не могу.

Входная дверь была еще открыта. Шармейн подталкивала Марти к выходу; по крайней мере пыталась. Но он не мог уйти. Под ее смущением скрывалось что-то еще: злость или даже паника. Шармейн сунули ему неоткрытую коробку.

— Пожалуйста, уходи.

— Это сюрприз, — настаивал он.

— Мне не нужно никаких сюрпризов. Уходи. Позвони мне завтра.

Марти не взял коробку, и она упала между ними. Крышка слетела, роскошный мех шубы замерцал, и Шармейн не смогла удержаться, чтобы не поднять ее.

— О Марти… — прошептала она.

Он глядел на ее сияющие волосы и вдруг заметил, что кто-то появился наверху лестницы.

— В чем дело?

Марти поднял глаза. Там стоял Флинн в трусах и носках, небритый. Несколько секунд он молчал, оценивая ситуацию. Затем улыбка — вечная панацея Флинна — скользнула по его лицу.

— Марти! — воскликнул он. — Что за шум?

Марти смотрел на Шармейн, опустившую глаза в пол. В руках она держала его подарок, и шуба казалась мертвым животным.

— Вот оно что, — протянул Марти.

Флинн спустился на несколько ступенек. Глаза его налились кровью.

— Это совсем не то, что ты думаешь. Совсем не то, — проговорил он, остановившись на полпути и выжидая, куда бросится Марти.

— Это как раз то, что ты думаешь, Марти, — тихо сказала Шармейн. — Мне очень жаль, что ты узнал все именно так, но ведь ты никогда не звонишь. Я просила тебя звонить, прежде чем приходить.

— И давно? — прошептал Марти.

— Два года или около того.

Марти взглянул на Флинна. Они забавлялись вдвоем с той черной девчонкой — кажется, Урсулой? — только несколько недель назад, и когда молочко было выпито, Флинн смылся. Он вернулся сюда, к Шармейн.

Интересно, подумал Марти, помылся ли он, прежде чем лечь к Шармейн, в их супружескую постель? Скорее всего, нет.

— Почему он? — услышал он собственный голос. — Почему именно он, ради бога? Ты не могла найти никого получше?

Флинн не сказал ничего в свою защиту.

— По-моему, тебе нужно уйти, Марти, — ответила Шармейн, тщетно пытаясь уложить шубу обратно в коробку.

— Он ведь такое дерьмо, — продолжал Марти. — Разве ты не видишь, что он дерьмо?

— Он был здесь, — горько произнесла она. — А тебя не было.

— Да он же паршивый сутенер, господи ты боже мой!

— Да, — кивнула она и наконец поднялась, оставив коробку лежать на полу; глаза ее горели от желания выложить Марти всю правду. — Да, это так. А почему, как ты думаешь, я спала с ним?

— Нет, Шармейн…

— Тяжелые времена, Марти. Вместо денег только свежий воздух и любовные письма.

Она стала шлюхой. Этот говнюк сделал ее шлюхой. Флинн, стоявший на лестнице, встревожился и побледнел.