Плутоний для Фиделя. Турецкий гром, карибское эхо - Анна Гранатова

И дальше Феклисов с жаром продолжал рассуждать, что советским войскам вряд ли понадобится более двадцати четырех часов, чтобы сломить сопротивление американских, французских, английских гарнизонов и захватить Западный Берлин.

Потом, уже находясь в Москве, когда Карибский кризис закончился, Феклисов обратился к знакомому генералу, пересказав ему встречу со Скали, и спросил, сколько часов в действительности он должен был назвать Скали, которые потребовались бы советским войскам в случае захвата Западного Берлина. Этот человек в должности генерал-майора долгое время работал заместителем начальника аппарата КГБ в ГДР. Генерал спокойно выслушал рассказ разведчика, почесал в затылке, что-то посчитал в уме и ответил: «Александр, вы немножко ошиблись в расчетах. Вы должны были сказать этому Джону Скали, что для захвата Берлина нужно всего шесть-восемь часов!» А чтобы не быть голословным, генерал сослался на секретный план захвата Берлина, о котором знал лишь он и еще несколько человек.

После обсуждения такой не слишком приятной перспективы, как захват Берлина, разговор между Феклисовым и Скали оборвался. Они молча допили остывший кофе, глядя друг на друга. Потом Скали, глядя себе под нос и как бы разговаривая сам с собой, оборонил:

— Выходит, большая война не так уж и далека. А из-за чего она может начаться?

— Из-за взаимного страха, — немедленно ответил Феклисов. — Куба боится обстрела американцев, а США — ракетного обстрела с Кубы. А страх — это обратная сторона агрессии. Если у кого-то нервы сдадут раньше и вылетит какая-нибудь случайная ракета. неизвестно, какой будет ответная реакция.

Джон Скали понимающе кивнул. Он допивал холодный капучино и молчал. Никаких попыток сформулировать выход из создавшейся ситуации ни он, ни Феклисов не придумывали, а лишь проигрывали первые ступени эскалации вооруженного конфликта. Потом в своих дневниках Феклисов напишет, что никто его не уполномочивал рассуждать о захвате Берлина, это походило скорее на порыв души, и он озвучивал личное убеждение, не понимая, что в этот момент творилось в голове у Хрущева. Потом, спустя годы, Феклисов напишет: «Да, я рисковал, но не ошибся. Быть может, в ответ на американскую агрессию Хрущев и не стал бы вводить войска в Берлин. Но мы предупредили американского президента, что такое возможно, и он прислушался к этой схеме, она его серьезно озадачила. И в итоге Берлин, на котором мы акцентировали внимание, стал ключевым сдерживающим фактором».

Уже через два-три часа Джон Скали сам позвонил Феклисову и попросил его о вторичной встрече. Это было как раз в тот момент, когда Феклисов находился в советском посольстве и общался с Добрыниным. Помощник посла Олег Соколов подошел к Феклисову и сказал, что его срочно просит к телефону журналист Джон Скали. Когда Феклисов взял трубку, тележурналист тревожно сказал, что он настаивает на немедленной встрече. Уже через четверть часа Скали и Феклисов сидели в кафе «Статлер», находившемся между посольством и Белым домом. Не теряя времени, Скали заявил, что он по поручению «высочайшей власти» передает следующие условия разрешения Карибского кризиса:

1. СССР демонтирует и вывозит с Кубы ракеты под контролем ООН;

2. США снимают морскую блокаду;

3. США берут на себя публичное обязательство не вторгаться на Кубу (заметим, что о ракетах в Турции не говорится! — Прим. А.Г.).

К сказанному Джон Скали добавил, что все это может быть оформлено договором в рамках ООН. Феклисов быстро записал слова Скали в блокнот и зачитал вслух записанное. Скали выслушал и подтвердил: да, все правильно. Тогда Феклисов попросил уточнить, что означает «высочайшая власть»?

— Джон Фицджеральд Кеннеди — президент Соединенных Штатов Америки, — чеканя каждое слово, ответил Скали.

Феклисов заверил Скали, что немедленно это предложение передаст в Москву, хотя условия и не слишком равнозначны. Если под контролем ООН вывозятся ракеты с Кубы, то под контролем ООН надо и отводить войска с юго-восточной части США, которые туда стянуты для вторжения на остров.

— Это усложнит дело и затянет его, — пренебрежительно заметил Скали, скрестив руки на груди, и, чуть помедлив, добавил: — Александр, я прошу вас как можно быстрее это предложение передать в Москву, Хрущеву.

Феклисов пообещал, что так оно и будет, и пошел в советское посольство писать телеграмму. Однако эту телеграмму с сообщением исключительной важности советский посол Добрынин отказался принять, мол, «на подобное общение советский МИД санкций не давал»! Феклисову пришлось идти в свое ведомство, шифровать текст и передавать телеграмму по каналам спецсвязи для начальника разведки КГБ генерал-лейтенанта А.М. Сахаровского.

Потом, когда кризис уже закончится, окажется, что одновременно по линиям спецсвязи в Москву поступит еще одна телеграмма, от другого профессионального разведчика — советского посла в Гаване Александра Алексеева. Он сообщит свои опасения, что вторжение на Кубу США начнется в ближайшие часы, и передаст тревогу Кастро, который также ожидал огневого удара по ракетным установкам.

По мнению историков, именно эти две шифрованные телеграммы, пришедшие по линии КГБ, и подтолкнули Хрущева к компромиссу, заставив его перейти из агрессивной позиции в миролюбивую. Именно после телеграмм Александра Феклисова и Александра Алексеева Хрущев садится писать послание, в котором дает согласие на вывоз ракет с Кубы, и придумывает вариант сделки «Куба в обмен на Турцию».

Так два Александра, два разведчика, спасли мир от ядерной катастрофы.

«Русские аграрии» берутся за оружие

Обстановка накалялась стремительно. Руководящий советскими войсками на Кубе генерал Исса Плиев (он же Иван Павлов) послал 26 октября в Москву министру обороны Родиону Малиновскому, известному в дни Карибского кризиса как «Директор», телеграмму.

«Директору.

По имеющимся данным, разведкой США установлены некоторые районы расположения объектов тов. И. Стаценко. Командование стратегической авиацией США отдало приказ о полной боевой готовности всех своих авиационных стратегических соединений.

По мнению кубинских товарищей, удар авиации США по нашим объектам на Кубе следует ожидать в ночь с 26 на 27 октября или же на рассвете 27 июля 1962 г.

Фиделем Кастро принято решение сбивать американские боевые самолеты зенитной артиллерией в случае их вторжения на Кубу.

Мною приняты меры к рассредоточению техники в границах ОПР и усилению маскировки. Принято решение в случае ударов по нашим объектам со стороны американской авиации применить все имеющиеся средства ПВО.

Иван Павлов».

Среди бойцов ракетной дивизии Игоря Стаценко прошел слух, что авиаудар намечается в ночь с 26 на 27 октября или же на рассвете 27 октября. Потом пришло подтверждение этого от командира части, тревога превратилась в уверенность и сменилась суетой. Поступил приказ ехать к основному хранилищу боезарядов и перевозить их сюда, на плато Эскамбрай, где в лихорадочной спешке монтировались пусковые установки. Никто не знал толком, что происходит, но все говорили с большим апломбом, демонстрируя свои стратегические познания. Подогнали несколько машин для перевозки боеголовок, теперь уже никто не думал о маскировке, как прежде, когда подобные операции проводились только ночью, с прикрытием и легендами, с переодеванием в кубинскую форму и командами на испанском. Счет шел на часы и минуты, а до основного хранилища боезарядов путь был неблизкий, если учесть кубинское бездорожье, вязкую глину, болотные топи, то задачка предстояла нешуточная.

Опасность скрывалась где-то за морем, среди флоридских болот, и следовало принимать в расчет абсолютно все в этом направлении. Следовало ловить все намеки надвигающейся катастрофы, видеть их среди туч и зеленых морских течений и ни на миг не терять бдительность.

Кое-как переправившись через узкую и извилистую, заросшую по берегам камышами речушку, машины пошли быстрее. Выходя с невысокой иссушенной ветрами горы на бурую равнину, дорога делала петлю, и тут сразу стали видны все машины этого марш-броска. Далеко на дороге поднималась пыль от колес, и облако желтой пыли расплывалось в воздухе ядовитым пятном и растекалось где-то за верхушками низкорослых деревьев с плоскими, как японские зонтики, верхушками. Это было предгорье, со стороны мелкой, терпеливо дожидающейся тропических дождей речушки, и когда дорога забралась чуть выше, то показались каменистые вершины горного хребта, где, говорят, и скрывалась армия повстанцев Фиделя во время революции. Река обмелела и текла узкими протоками среди полос желтого песка и черной гальки, а иногда, словно лазурное сияние, разливалась широкими прозрачными полосами. У берега были глубокие ямы, поросшие речным тростником и ростками бамбука, ивих темной воде отражалось небо.