Сердце волка - Вольфганг Хольбайн

— Я спрашиваю себя, а не связано ли как-то нападение на Хальберштейн с этой девочкой?

— С Евой? — Штефан изобразил на лице сомнение. — Каким образом?

— Хальберштейн сказала, что нападавший говорил с сильным акцентом, — сказал Дорн.

— А, понятно! — Штефан усмехнулся. — Вы полагаете, что он приехал, чтобы забрать девочку.

— Почему бы и нет? Всякое может быть.

— Вряд ли, — не согласился Штефан. — Для этого им сначала нужно было узнать, что мы находимся именно здесь. Тем людям, с которыми нам там пришлось столкнуться, мы, знаете ли, своих визиток не оставляли.

— Каким людям? — тут же спросил Дорн.

Штефан мысленно обругал себя. По всей видимости, Ребекка рассказала этому полицейскому об их приключениях не так подробно, как своему братцу, и то, что Штефан сейчас сболтнул, невольно вызвало у Дорна живой интерес.

— Это… Я не могу вам сказать. И это не имеет к данному делу никакого отношения.

— Возможно, я смогу лучше понять, имеет или нет.

Штефан пожал плечами и посмотрел в сторону.

— Да, возможно, — произнес он и замолчал.

Дорн нахмурил лоб и собрался что-то добавить, но передумал и лишь пожал плечами. Но Штефан был уверен, что Дорн еще вернется к данному вопросу. Штефан еще раз мысленно выругал себя за несдержанность. Ему следовало бы внимательнее следить за тем, что он говорит, а главное — кому.

— Все это, так или иначе, кажется очень странным, — сказал Дорн через некоторое время. — Наверное, будет лучше, если вы с супругой некоторое время будете держаться подальше от девочки. По крайней мере до тех пор, пока мы не задержим этого психопата.

То, что его обязательно задержат, не вызывало у старшего инспектора, по-видимому, никаких сомнений. Штефан в этом отношении был настроен не так оптимистично. Впечатления от встречи с парнем в дешевой куртке были еще свежи в его памяти, и чем больше он думал об этой встрече, тем более странной она ему казалась. Штефан мучился сомнениями, стоит ли ему рассказывать Дорну, как незнакомец сумел буквально раствориться в темноте: он боялся, что инспектор может подумать, будто у него больное воображение. Однако не успел Штефан прийти к какому-либо решению, как Дорн демонстративно посмотрел на часы.

— Похоже, мне пора, — заявил он. — Пожалуй, я пойду домой, а то моя жена, чего доброго, еще заставит поволноваться моих коллег, подав заявление о моем исчезновении. Увидимся завтра в девять утра в моем кабинете.

— Мне приходить с адвокатом? — спросил Штефан.

— Пока нет. — Полицейский улыбнулся. — Может быть, он вам вообще не понадобится. — Затем Дорн кивнул Вальбергу. — До свидания, господин профессор! — попрощался он и пошел к выходу.

Штефан задумчиво посмотрел ему вслед и, дождавшись, когда за Дорном закрылась дверь, повернулся к Вальбергу.

Профессор выглядел не особенно довольным, хотя Штефан и не мог сказать, кто именно был тому причиной — он или Дорн. Возможно, они оба.

— Мне жаль, что из-за нас возникло столько проблем, — начал было Штефан, но Вальберг жестом остановил его и согнал со своего лица недовольное выражение.

— У меня нет из-за вас никаких проблем, — возразил он. — Вы ведь знаете: если есть на свете более надменные и самоуверенные люди, чем полицейские, так это врачи.

Штефан удивленно взглянул на него. Ему было непонятно, произнес Вальберг эти слова в шутку или нет. Однако, зная, какой реакции ждет от него профессор, он тихонько засмеялся, но тут же снова стал серьезным.

— Вы ведь ему рассказали далеко не все, да? — спросил Штефан. Показав рукой на кроватку, он добавил: — Я имею в виду — о ней.

— Я отнюдь не приврал, — уклончиво ответил Вальберг. — Но нежелательно, чтобы он все знал, а то он в следующее полнолуние заявится сюда со священником и пистолетом с серебряными пулями и станет ждать, когда она превратится в оборотня.

Позади них послышался шелест. Штефан оглянулся и увидел, что медсестра уронила журнал и теперь поспешно наклонилась, чтобы поднять его с полу. Ее движения были чрезмерно быстрыми и резкими, словно она пыталась скрыть свою нервозность, а еще она повернула голову в сторону, чтобы Вальберг и Штефан не видели ее лица.

Штефан несколько секунд задумчиво смотрел на медсестру, а затем, сообразив, что это ее смущает, отвернулся и подошел к кроватке. Ева подняла на него глаза, и, так как ее взгляд был жутким и осмысленным, ему опять показалось, что девочка поняла все, о чем они сейчас говорили. Но это же невозможно! Выросла она в волчьей стае или не в волчьей стае — она в любом случае их не понимала, потому что еще две недели назад не слышала, чтобы разговаривали на этом языке. Стало быть, она просто-напросто не могла их понимать.

— В ней есть что-то загадочное, да? — прошептал Штефан.

Он хотел повернуться к профессору, но не смог: взгляд больших темных глаз девочки словно парализовал его каким-то странным — и, пожалуй, крайне неприятным — образом. Ему показалось, что в этих глазах есть что-то… знакомое. Что-то такое, что он уже видел. Но где?

— Я знаю, что вы имеете в виду, — сказал Вальберг. — Она, наверное, и в самом деле провела довольно много времени среди волков, а потому переняла некоторые их повадки. Вам известно, что она рычит, когда ей что-то не нравится? И что она кусается и царапается вместо того, чтобы кричать, как другие дети ее возраста?

Штефан покачал головой, подумав при этом, что, пожалуй, знает о Еве ничтожно мало. Хотя за последние две недели он приходил сюда несколько раз, он раньше никогда не заходил за стеклянную перегородку.

Наконец оторвав взгляд от девочки, Штефан посмотрел на Вальберга.

— А разве вы только что не говорили, что ребенок такого возраста не смог бы выжить в дикой природе? — спросил он.

— Я сейчас говорю не о нескольких месяцах, а о более коротком сроке, — пояснил Вальберг. — Ей три, максимум — четыре года. Дети в таком возрасте удивительно восприимчивы. И они необычайно быстро подстраиваются под изменение окружающих условий. Ваша супруга рассказывала, что, когда вы обнаружили эту девочку, волки пытались ее защитить. Это правда?

Штефан кивнул.

— Кто знает, в каких условиях она раньше жила, — продолжал Вальберг. — Быть может, эти дикие звери были в ее жизни первыми существами, которых ей не нужно было бояться. И первыми существами, к которым она привязалась.

— Вы хотите сказать, что нам следовало оставить ее там? — спросил Штефан.

Он, конечно же, не вкладывал реального смысла в свой вопрос, однако Вальберг ответил совершенно серьезным тоном:

— Если бы вы не забрали ее оттуда, она бы погибла. Вы и ваша супруга поступили абсолютно правильно, что бы там не говорил этот полицейский-остолоп. Судя по тому состоянию, в каком эта девочка попала сюда, она пробыла в лесу не так уж долго. Недели две, не больше. А еще через две недели она была бы уже мертва.