Сердце волка - Вольфганг Хольбайн

Данута стояла к Штефану спиной, и он не мог видеть выражения ее лица. Однако он заметил, что ее движения стали еще более резкими и что вся она еще больше напряглась. Штефан понял, что он попал в точку, и тут же подумал, что если станет ходить вокруг да около, то ничего не добьется. Медсестра явно нервничала, и что-то подсказывало Штефану, что она очень боится, хотя он не мог даже предположить, чего именно. Возможно, для получения ответа на волновавший его вопрос у него не будет более подходящего момента, чем сейчас.

Подойдя ближе к медсестре, Штефан остановился в шаге от нее и коснулся рукой ее плеча.

— Вы что-то знаете, ведь так? — спросил он.

Медсестра замерла, как только он прикоснулся к ней. Секунду-другую она никак не реагировала, а затем повернулась, дождалась, когда Штефан уберет свою руку, и посмотрела ему прямо в глаза. Она сейчас стала еще бледнее и слегка дрожала, но, когда она отвечала Штефану, ее голос звучал твердо.

— Нет. Откуда я могу что-то знать? Я никогда не видела эту девочку до того, как ее привезли сюда.

— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, — настаивал Штефан.

Медсестра нервно провела рукой по своему халату. Она пыталась казаться уверенной, но было видно, что она уже с трудом контролирует себя.

— Я… понятия не имею, о чем вы говорите, — сказала она.

Штефан почувствовал, что от ее слов у него в душе вспыхнул огонек гнева, однако он тут же подавил его, спокойно покачал головой и даже попытался улыбнуться.

— Неправда, — возразил он. — Не бойтесь, я никому не расскажу о нашем разговоре. Тем более профессору Вальбергу и тому полицейскому, если вы их боитесь. Вы ведь знаете что-то необычное про эту девочку, да?

— Ничего необычного, — ответила Данута. — Она — просто ребенок, не более того. Просто ребенок.

— С которым сделали что-то ужасное, — предположил Штефан. — И вы знаете, что именно.

Данута часто заморгала. Штефан видел, что силы вот-вот покинут ее, и причиной этому были не столько его слова, сколько те воспоминания, которые они в ней пробудили. Штефану показалось, что в глазах этой женщины вспыхнул древний суеверный страх. Ему не хотелось ее мучить, однако теперь он был абсолютно уверен, что она действительно что-то знает.

— Вам… Вам не следовало привозить ее сюда, — сказала Данута. — Это было неправильно.

Штефан вздохнул.

— Так вот оно что! — прошептал он. — Значит, эта история — правда. Ребенка бросили в лесу, чтобы его забрали волки. Верно?

Несмотря на то что подобная мысль уже не раз его посещала и он уже неоднократно обсуждал ее с разными людьми, она показалась ему еще ужаснее, чем раньше. Да, еще ужаснее, и именно теперь, когда они вернулись в относительно безопасный цивилизованный мир, чем тогда, когда они находились в полной всяких страхов и опасностей долине.

— Они приносят в жертву своих детей, — пробормотал он. — И все там об этом знают. Что произошло бы, если бы они узнали, что девочка еще жива? Они пришли бы убить ее или просто ждали бы, пока она не умрет с голоду?

Данута заморгала еще чаще, и Штефан осознал, что его слова и в самом деле вызвали в ее душе какие-то воспоминания, от которых она сейчас отчаянно пыталась отгородиться. По-видимому, эти воспоминания были для нее более мучительными, чем мысли Штефана для него самого. Наверное, тайна, о которой он говорил, действительно была ужасной и невероятной.

— Это всего лишь легенды, — ответила медсестра. — Россказни стариков. А эта девочка — всего лишь ребенок, не более того.

— Как часто это происходит? — не унимался Штефан. — Раз в год? Каждое полнолуние? Или один раз в течение жизни каждого поколения?

Он не очень рассчитывал на то, что Данута ответит на подобные вопросы: она, скорее всего, не знала на них ответов. Штефану просто нужно было сейчас что-то говорить, чтобы побороть охвативший его ужас.

— Тамошние жители — простоватые люди, — сказала Данута. — А потому они всему пытаются найти простое объяснение и совершают примитивные поступки.

— Приносят в жертву детей? — спросил Штефан.

От его слов медсестра вздрогнула так сильно, как будто он дал ей пощечину. Штефан невольно упрекнул себя за то, что терзает эту женщину.

— Та долина — проклятое место, — сказала Данута. — Люди не смеют даже произносить ее названия. А те, кто живет рядом, пребывают в постоянном страхе.

«В таком страхе, что даже вынуждены приносить в жертву своих детей?» — подумал Штефан. Он понимал, что это — единственно возможное объяснение, но ему почему-то не хотелось верить в подобное. Дорн был прав, когда говорил, что речь ведь идет не о диких племенах из недоступных районов амазонских лесов, а о местности, до которой отсюда неполный час лету.

— Так Дорн был прав? — озвучил свою мысль Штефан. — Скажите мне, Данута: может ли быть так, что этот парень приехал, чтобы забрать ребенка?

— Нет! — замотала головой медсестра. И в этом движении, и в ее голосе чувствовался ужас. — Никто не стал бы этого делать. Это… воук.

— Воук? — Штефан на секунду задумался, а затем кивнул. — Это означает «волк», да? Вы хотите сказать, что этот ребенок предназначался для жертвоприношения волкам?

— Никому нельзя его трогать, — сказала Данута.

Однако они с Ребеккой его тронули. По телу Штефана пробежала нервная дрожь. Они не просто тронули этого ребенка — они спасли его, тем самым отняв у волков их жертву и, возможно, нарушив нечто более глубокое, более древнее и, может быть, более опасное, чем им казалось до сего момента. Традиция этих варварских жертвоприношений, по-видимому, тянулась из средневековья, а то и из более древних времен. Вполне можно предположить, на что способны люди, в течение многих и многих поколений привыкшие проливать кровь своих детей.

Его отношение ко всему этому, конечно же, было однозначным: подобное варварство должно прекратиться! И он знал, что нужно было делать с этой жуткой тайной: он должен был обратиться в соответствующие инстанции, чтобы они попытались положить конец дикой традиции человеческих жертвоприношений. Но затем Штефан посмотрел в глаза Дануты, и ему показалось, что у нее взгляд, как у Евы. Каким-то невероятным и ужасным образом это было действительно так! На короткий и одновременно бесконечно долгий миг Штефан почувствовал, что к нему прикоснулось что-то невидимое, таившееся в этой комнате. Он невольно повернулся и посмотрел на девочку — и прочел в ее глазах то, что в глубине души понимал и сам: он не станет ничего предпринимать и не станет никому рассказывать об этой ужасной тайне. Не станет лишь потому, что это означало бы потерять Еву и накликать на себя то, чего опасался профессор Вальберг. И не он один.