Сердце волка - Вольфганг Хольбайн

Штефан бросил на нее быстрый взгляд, и то, что он увидел, снова вызвало у него острый приступ ревности: хотя Ребекка разговаривала с ним, все ее внимание было обращено на девочку. Она крепко прижимала ребенка к груди, касаясь его щеки своей щекой, а левой рукой поглаживая по голове. Когда Штефан снова повернулся к Дорну и заговорил, его голос звучал резко, так как ревность подействовала на него сильнее, чем то, что произошло между ним и Дорном сегодня днем.

— Я, конечно же, понимаю, что вы мне не поверите, однако знаете, кого я видел десять минут назад?

Дорн слегка склонил голову набок и изобразил на лице вопросительное выражение.

— Того самого парня!

— Молодого человека, которого вы видели сегодня у кофейного автомата?

— Да. Теперь-то я его вспомнил. А еще я уверен, что именно он сидел рядом с нами, когда мы разговаривали с Хальберштейн в кафетерии.

— Он был здесь? — спросил Дорн. Он смотрел на Штефана очень внимательно, можно сказать, как профессионал, оставаясь при этом абсолютно спокойным.

— В вестибюле главного здания, — уточнил Штефан. — Он сидел на одном из стульев у выхода и читал газету. Когда я направился к нему, он вскочил и убежал.

— Направились к нему? Зачем?

Штефан пожал плечами. Он и сам точно не знал зачем.

— Я… хотел с ним поговорить, — ответил он. — А еще я, пожалуй, хотел удостовериться, что это действительно он.

— Это было не очень разумно с вашей стороны, — сказал Дорн. — Да, не очень. Если вы говорите правду, то…

— Я говорю правду! — рассерженно выпалил Штефан.

Дорн, и глазом не моргнув и даже не изменив тон, продолжил:

— …то этот парень явно не случайно снова оказался здесь: он либо какой-то психопат, который подыскивает себе жертву здесь, в больнице, либо и в самом деле почему-то взъелся на вас.

Задумчиво помолчав пару секунд, Дорн затем спросил:

— Вы были один?

Штефан предвидел подобный вопрос и был даже немного удивлен, что он прозвучал так поздно. Утвердительно кивнув, Штефан ответил:

— Да. Однако в вестибюле находились две медсестры, и они все видели. Одна из них заговорила со мной сразу после инцидента. Она может дать описание внешности того парня.

— Тогда я с ней еще поговорю, — сухо заявил Дорн.

Он заметил, что у Штефана заблестели глаза от обиды, и сказал уже более мягким тоном:

— Надеюсь, вы не вцепитесь мне в горло. Я здесь вовсе не потому, что вам не верю. Скорее, наоборот.

— Неужели? — язвительно спросил Штефан, явно не желая искать пути к примирению. — С чего это вы вдруг изменили мнение обо мне?

Дорн покачал головой:

— А кто сказал, что я стал думать иначе? Если мне не изменяет память, вы сегодня днем так и не дали мне возможности выработать свое мнение по этому вопросу. — Он вздохнул. — Знаете, что самое трудное для нас, полицейских? То, что большинство людей, с которыми нам приходится сталкиваться, увидев нас, тут же чувствуют себя в чем-то виноватыми. Даже когда для этого нет никаких оснований. Я еще не знаю, должен ли я вам верить, но я также не знаю, должен ли я вам не верить.

— Мне абсолютно все равно, верите вы мне или нет, — заявил Штефан.

Его самого удивила агрессивность тона, каким он это сказал, но, кроме того, он вдруг почувствовал, что ему очень нравится хоть раз — для разнообразия — побыть в роли нападающего. А потому Штефан продолжал говорить резким тоном, игнорируя как порицающее выражение лица Вальберга, так и снисходительный взгляд Дорна.

— Почему бы вам не заняться своей работой и не оставить нас в покое, особенно мою супругу? Если вы думаете, что я имею какое-то отношение к тому происшествию, то арестуйте меня! А пока я настаиваю на том, чтобы вы относились к нам так, как положено относиться к людям, то есть как к невиновным.

— Штефан, что с тобой? — вмешалась Ребекка. — Господин Дорн всего лишь выполняет свой долг. На каком основании ты…

Штефан сердито повернулся к ней и хотел было что-то возразить, однако в последний миг подумал, что, пожалуй, никто не давал ему права своим плохим настроением портить настроение и ей, болтая все, что придет в голову. Поэтому он глубоко вздохнул, заставил себя успокоиться хотя бы внешне и сказал:

— Я вовсе не хотел быть грубым. Но мне также очень не хочется, чтобы тебя впутывали в эту дурацкую историю. Вполне достаточно и тех неприятностей, которые этот придурок доставил мне.

Едва произнеся эти слова, Штефан осознал, что, очевидно, присутствующим не совсем понятно, кого именно он назвал придурком. Тем не менее он не стал уточнять. До тех пор пока Дорн не доказал, что Штефан имеет какое-то отношение к нападению на Хальберштейн, он не мог со Штефаном ничего сделать. Кроме того, Штефану все еще доставляло удовольствие выступать в роли нападающего и наносить удары. Ну если не удары, то хоть небольшие уколы.

Ребекка, похоже, была другого мнения, а потому она гневно взглянула на Штефана.

— Ну ладно, хватит! — сказала она. — Я не хочу, чтобы…

Бекки вдруг замолчала: ее лицо исказилось от боли и она судорожно скорчилась на своем кресле. Медсестра тут же подскочила к ней и схватила ребенка. Впрочем, Ребекка, несмотря на сильную боль, по-прежнему крепко держала Еву и ни за что бы не выпустила ее из рук. Медсестре пришлось почти силой вырвать у нее ребенка.

Штефан поспешно опустился перед Ребеккой на корточки и взял ее за руку.

— Ребекка, что с тобой? — спросил он.

— Ничего, — сдержанно ответила она.

Ребекка сидела, наклонившись вперед и схватившись рукой за левой бок. Она дрожала всем телом, и на ее лбу вдруг появилась тоненькая сеточка из микроскопически маленьких капелек пота. Штефан заметил, что от ее лица отхлынула кровь. Он знал, что ее раны заживали гораздо хуже, чем у него. А еще он знал, что Ребекка время от времени испытывает сильные приступы боли. Однако он сам еще ни разу при этом не присутствовал, а потому даже не представлял себе, насколько это ужасно.

Ребекка сделала пару глубоких вдохов через нос и выпрямилась. Штефану показалось, что на это движение у нее ушли едва не все силы.

— Теперь все в порядке, — проговорила она и повторила: — Все… в порядке.

— Да уж! — воскликнул Штефан. — Я вижу.

Он поднялся на ноги, повернулся и жестом позвал через стеклянную перегородку медсестру Марион.

— Отвезите мою супругу в ее палату, — попросил он. — Я тоже туда приду чуть позже.

— Но в этом нет необходимости! — запротестовала Ребекка. — Я…

— Не спорьте, — перебил ее Вальберг. — Ваш супруг абсолютно прав. Вам в вашем состоянии нельзя перенапрягаться. Если вы будете вести себя неблагоразумно, я больше не буду позволять вам сюда приходить.