Рыжеволосая девушка - Тейн Фрис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебя спрашивают только об одном, дрянь, — сдерживая голос, сказал он. — Где Фосландер?
Полицейский засопел, из носа у него потекла кровь.
— Террористское отребье, — сказал он и снова шмыгнул носом. — Не думайте только, что скроетесь безнаказанными. Я вас сам еще убью… И не вас одних.
— В этом я не сомневаюсь, — ответил Хюго. — Спасибо, впрочем, за признание. Вопрос у меня все тот же: где Фосландер?.. Даю десять секунд.
Полицейский смахнул кровь тыльной стороной руки. Бронзовое лицо Хюго словно застыло, он по-прежнему владел собой, однако я расслышала в его голосе дрожь и поняла, что терпение его иссякло.
— Десять секунд, — повторил он. — Начинаю считать.
И он внятно стал считать. Полицейский молчал. Когда Хюго дошел до семи, Баббело предпринял отчаянную и нелепую попытку. Он подскочил на сиденье, так что чуть не ударился головой о крышу автомобиля, и через спинку переднего сиденья бросился ко мне, чтобы отнять у меня револьвер. На какой-то момент я почувствовала на своем лице его дыхание — он был похож на огромного разъяренного кота; из его отвратительного рта пахло кровью. Рука его, жилистая и длинная, отчаянно тянулась к оружию в моей правой руке. Разумеется, именно этого-то движения ему делать и не следовало. Быстро подняв левый локоть, я оттолкнула им огромную голову инспектора; он издал какой-то хлюпающий звук. Дважды трахнул Хюго кулаком по физиономии Баббело. Длинная верхняя часть туловища покачнулась на сиденье, стала клониться вперед, и Баббело уперся теменем в переднее стекло машины.
— Проклятая дубина, — выругался Хюго. — Он сделал тебе больно, Ханна?
— До этого дело не дошло, — ответила я.
Одно мгновение глаза Хюго тепло глядели на меня. Ничего не сказав, он снова повернулся к поверженному противнику.
— Ты слышишь меня, Баббело? — спросил он. Поникшая голова издала стон. — Где Фосландер?
— Билтховен… — прозвучал вахмистрский бас, хотя теперь он был почти неузнаваем. И все же инспектор явно не мог отрешиться от своих бандитских привычек; телом этого нациста управляла слепая, упрямая жажда уничтожения. Прежде чем мы успели сообразить, Баббело поднялся, сжал свой огромный кулак… Я видела, как Хюго пригнулся. Сама я действовала быстро и почти автоматически. Я наставила револьвер и выстрелила два раза подряд Баббело в голову. В тесном пространстве машины выстрелы прозвучали коротко и глухо. Широкий рот Баббело открылся. Инспектор упал на Хюго, который обхватил его и немедленно опустил на сиденье.
— Этот уж больше не заговорит, — сказал Хюго, глядя на убитого полицейского.
— Да, — тяжело дыша, ответила я и спрятала револьвер в карман. — Больше он не заговорит. И не сообщит нам адреса Фосландера.
— Билтховен, — сказал Хюго.
— Ты думаешь, это правильно? — спросила я, все еще опасаясь, что выстрелила слишком поспешно.
— А это мы скоро проверим, — ответил Хюго. Он склонился над трупом полицейского и ощупал его. Из нагрудного кармана форменной куртки он извлек записную книжечку в кожаном переплете. И показал ее мне. Я смотрела через его плечо, пока он перелистывал книжку. Служебные предписания, записи о свиданиях, но с кем, не ясно. Какие-то расчеты и подсчеты, и в самом конце— алфавит с адресами.
— Посмотри на букву «ф», Хюго! — предложила я.
Он посмотрел, однако на букву «ф» никакого Фосландера не оказалось. Хюго почесал за ухом. Я сидела молча, стараясь что-нибудь придумать.
— Вот что, — сказала я. — Если Фосландер действительно находится в Билтховене, то, уж наверное, у их общего с Баббело дружка. Просмотри еще раз книжечку, нет ли там жителей Билтховена. Мы перелистали весь алфавит. И нашли не одного, а нескольких жителей Билтховена. Хюго вырвал листок из записной книжки Баббело и переписал все эти фамилии, которые сами по себе ничего нам не говорили, так как возле них не было никаких пометок. Хюго нахмурил лоб и просмотрел листок еще раз.
— Гм, — промолвил он. — Кто скажет нам, что здесь записаны имена знакомых или приятелей этого зануды? Кто скажет, не те ли это как раз люди, которых он намеревался уничтожить?
Я пожала плечами. — Это мы сможем узнать только в Билтховене, Хюго. Надо поехать туда сегодня же… Кроме того, мне уже надоел этот зануда, как ты его назвал. Ликвидированный охотник за людьми — зрелище отрадное, однако если он валяется тут же рядом, как этот вот мерзавец, то, право, такое соседство долго не выдержишь.
Хюго откинул голову и беззвучно рассмеялся.
— Великолепно, — произнес он наконец. — Ну, точно я слышу речи Флоора или Тони… Однако ты права. Едем в Билтховен, он должен быть где-то недалеко отсюда.
Когда-то я вместе с родителями провела в Билтховене лето и теперь вспомнила маленькие лесные тропинки, густые аллеи, сады, холмистую вересковую пустошь. С тех пор, вероятно, многое изменилось; пригородные места широко разрослись еще до войны.
— Совсем недалеко, — сказала я. — Однако близится и комендантский час. Нам надо снова прятаться, Хюго.
Хюго уже посматривал во все стороны из окошек автомобиля. Вокруг нас было по-прежнему мирно и тихо. Где-то на шоссе грохотали немецкие грузовики; я слышала их тяжелый гул. Громоздкие машины, идущие на Восток. День за днем…
Мы вылезли из автомобиля и плотно прикрыли дверцы, стараясь не стучать. Слева от нас залаяла собака. Хюго взглянул на меня: — Туда идти нам не следует. — Он огляделся вокруг. — Чертовски длинные дни! Скоро уже прекратится всякое движение, а ты все еще виден со всех сторон.
Он перепрыгнул через канаву. — Идем через эти сады. Найдется где-нибудь приют и для нас.
Я тоже прыгнула, но ему пришлось подхватить меня и вытащить: так далеко прыгнуть я не могла. Мы брели между участками распаханной земли и тощими лугами, отыскивая место, где мы могли бы укрыться на ночь.
Я подумала, что Хюго похож на охотника — настолько бесшумно он шагает вперед. Все его тело, такое собранное, как бы чутко, настороженно прислушивается. Удивительно, как в этом человеке, который родился в портовом городе, работал у доменной печи и часть жизни провел в кабине шофера, сохранилось так много естественной, природной красоты. Я частенько наблюдала за ним, когда мы шли рядом. Он был моим командиром. Я вспомнила тот день, когда Флоор привел меня к Хюго… Как я тогда настаивала, что хочу работать с ним только на равных началах… Он соблюдал это условие; однако у меня уже давно появилось чувство, что без Хюго я, собственно говоря, мало что значу. Вот и сейчас он, казалось, олицетворял собою все, что мне было дорого: дружбу, ненависть к оккупантам, партию, борьбу Сопротивления, цель моей жизни… Он, видимо, угадывал, что означают взгляды, которые я бросала на него, угадывал мои мысли. Несколько раз он взглянул на меня, то с улыбкой, то немного смущенно.
Но тут же он снова занялся изучением местности — и справа и слева от нас были маленькие фермы, довольно запущенного вида, так по крайней мере они выглядели в свете пасмурного, сырого вечера.
— Вон стоит сарайчик, — сказал Хюго. — Рядом с домиком под красной крышей. Если там нет собаки, то мы заберемся туда.
Возможно, там и была собака, но мы ее присутствия не обнаружили. Сарайчик оказался чем-то вроде кладовой: там стояли земледельческие орудия, тачки, поилки для скота, какие крестьяне обычно ставят летом на выгонах, и была сложена солома. Когда мы вошли в сарай, Хюго поставил две поилки друг на друга и прислонил их к двери изнутри. Пахло навозом и грязью, а когда мы растянулись наконец на соломе, мимо нас, шурша, пробежали две-три полевые мышки. Я почувствовала, что смертельно устала; это было не удивительно.
— Тебе тепло? — прозвучал голос Хюго в сумраке, более густом, чем накануне на цементной фабрике Фантадини, на другом конце Утрехта, которая казалась теперь далекой, далекой…
— Чудесно… — проговорила я, засыпая; усталость и затхлое тепло соломы уже оказали свое действие.
— Мне кажется, будто я дома, — сказал Хюго, и я поняла, что он думает о сарае Ферлимменов.
— Как по-твоему, успели они найти Баббело и автомобиль? — сонным голосом спросила я; перед моими закрытыми глазами еще раз промелькнули картины нашей сегодняшней охоты.
— Конечно, нет, — ответил Хюго. — В газетах ведь всегда читаешь: «Рано утром крестьянин X. из местности Е. обнаружил у себя в канаве возле навозной кучи труп простреленного пулями…» И так далее, и так далее.
— «Террористы за работой, — продолжила я. — Кровавые диверсии против оккупационных властей принимают такие формы, которые являются наглым нарушением установленного правопорядка».
Мы лежали и тихонько смеялись; тепло обволакивало мое тело, точно огромное темное одеяло; я почувствовала, что сознание мое тоже заволакивается туманом.
— Впоследствии, когда мы будем вспоминать это время, Ханна, что мы тогда подумаем? — спросил Хюго, и от его тона моя сонливость сразу прошла.